Читать интересную книгу Темные туннели - Сергей Антонов

По команде Анатолия ребята принялись засыпать могилу.

И вдруг раздался громкий лязг.

На рельсы упал Гришин автомат. Затем раздался болезненный стон. Гриша, заткнув руками уши, качался как пьяный на самом краю ямы.

— Слышите, крылья шумят! — промычал он, жмурясь от боли. — Птицы! Его заклевали птицы! Посмотрите на голову! Вы что, не видите? Это следы клювов! Здесь живут птицы!

Гриша рванулся к автомату. Прежде чем его успели остановить, он схватил оружие и, прижавшись к стене спиной, резко вскинул ствол вверх:

— Я не сдамся просто так! Я…

Всех будто парализовало. А что тут делать? Время застыло, будто замерзло…

И только для Толи оно осталось теплым, быстрым. Каждая пуля, выпущенная в потолок сходящим с ума Гришкой, споткнется о чугунные выступы тюбингов и отрикошетит, обернется против стрелявшего, против его товарищей…

Одной рукой Анатолий вцепился в ствол автомата и резко опустил его вниз, а второй врезал паникеру в скулу так, что тот беззвучно сполз по стене на рельсы. Парни застыли, раскрыв рты от изумления. Командир потер ушибленный кулак:

— Минут через пять очухается наш орнитолог.

Казалось бы, череда сюрпризов закончилась… Ан нет. В такт отдаленному стону туннельного сквозняка кто-то насвистывал веселую мелодию. Никита!

Присев у стены неподалеку от свежей могилы, он с самым будничным видом переодевался в свою наркомвнудельскую форму, которую достал из рюкзака.

— Открыт еще один способ борьбы с боязнью замкнутого пространства, — ехидно хмыкнул он. — Лучшее лекарство — прямой в челюсть. Браво, товарищ Анатолий. Когда он очнется, думаю, проблемы больше не возникнет.

Анатолий с удивлением наблюдал за манипуляциями Никиты. Тот перестал свистеть, морщась, натянул второй сапог, встал и нахлобучил фуражку на лысое темя.

— Только с чего он взял, что здесь есть птицы? — спросил Серега. — Чертовщина какая-то.

— Эх, молодые люди, многого вы не знаете, — произнес Никита. — Первое название станции Проспект Маркса — Охотный ряд. А почему? Давным-давно на улице Охотный ряд торговали битой и домашней птицей. Вот теперь эта дичь и шастает по Метро, только не все ее видят. Есть многое на свете, друзья мои, что и не снилось нашим ученым. Вроде Корбута.

Анатолий напрягся, но виду не подал.

Гриша пошевелился. Со стоном сел и потер ушибленное лицо. Ничего он не помнил и на склонившихся над ним ребят смотрел с удивлением. Анатолий пропустил мимо ушей его вопрос о том, что случилось. Взгляд у Гриши прояснился. Можно было идти. Могилу быстро засыпали и двинулись вперед.

Анатолий не стал расспрашивать Никиту о том, зачем он, облачился в свою форму, а экипировку, выданную ему на Войковской, оставил на месте переодевания. Все и так было ясно. Где-то через полчаса они вступят на главную станцию Красной линии. Там-то он в своей волшебной форме будет смотреться всяко лучше, чем в замызганном штатском пиджачишке.

Все шло по плану, и мысли Анатолия вернулись к птице, которой торговали на Охотном ряду. Есть ли у птиц душа? Если верить Грише, получается, что есть. Возможно, души убитых птиц действительно забились под землю и мечутся под сводом туннеля. Невидимые для глаз, они издают неслышные звуки… Не слышные для большинства людей. Когда Метро еще использовалось по назначению, поезда проносились под улицей Охотный ряд с шумом и на большой скорости, заглушая хлопание крыльев и крики. Однако ночью наверняка кто-то из рабочих-путейцев мог слышать птичий клекот…

После Катаклизма все изменилось. Людям пришлось! смириться с шумом крыльев призрачных птиц, витающих над их головами. Это раньше можно было сказать: оставим небо птицам и вернемся к земным делам. Теперь у жителей Метро нет других дел, кроме земных, а точнее, подземных.

Анатолий дал команду спрятать автоматы под куртки и приготовиться к вступлению на станцию.

Проспект Маркса встретил отряд немного раньше, чем предполагалось. Впереди вспыхнул и стал стремительно увеличиваться в размерах желтый огонек.

— Спокойно, — объявил Никита. — Мы пересекли трехсотый метр. А у наших тут не только стационарные блокпосты, но и мобильные имеются…

«Наших?» — хотел спросить Анатолий, но не стал.

Через несколько секунд стал слышен характерный стук ручной дрезины. Из темноты донесся суровый голос: командир разъезда приказал остановиться и предупредил, Что в случае неповиновения по ним будет открыт огонь без предупреждения. Никита кивнул Анатолию, поднял руки и вышел под свет фонаря:

— Не стреляйте, свои!

Четверо дозорных разглядели форму Никиты, и тот, опустив руки, направился к дрезине. Анатолий положил руку на рукоять пистолета, многозначительно посмотрел на Серегу, который хоть и не выпячивал автомат, но держал его в боевой готовности.

Момент истины…

Если Никита заманил отряд в западню, придется отступать с боем. Однако, переговорив с охранниками, Никита развернулся и двинулся к Анатолию. Дрезина покатила к станции.

— Все в порядке. Пропустят без проблем. Запомните, ребята: вы из наших, дзержинцев, — инструктировал Никита. — Советую держаться непринужденно, по пустякам ни с кем не заговаривать. Чтобы избежать лишних вопросов, придется ненадолго задержаться. Перекусим и все такое…

Дорого бы Толя отдал, чтобы узнать, что имелось в виду под «все такое». Уж не почетная ли сдача в плен? Надо было определяться, верит он Никите или нет, раньше. Черт, теперь пути назад нет. И успех операции, и дальнейшая судьба группы в руках толстяка-перебежчика.

Вскоре Анатолий услышал разноголосый гомон, свидетельство того, что они приближались к густонаселенной станции. На путях возвышалась аккуратно сложенная из мешков с песком крепость, дорогу преграждал полосатый шлагбаум. Между мешками темнели бойницы, из которых торчали стволы автоматов. Дрезина покатила назад, к трехсотому метру. Часовые одарили команду Анатолия неприветливыми взглядами, но и откровенной враждебности в них не читалось. Шлагбаум поднялся. Отряд вступал на территорию врага. Следовало опасаться любой оплошности или неосторожного слова, но Анатолий просто сгорал от любопытства. Никогда прежде Толе не доводилось ступать во владения Красной линии, и все было ему здесь интересно. Наверное, нечто подобное испытывали конкистадоры и первооткрыватели новых земель в эпоху колониальных открытий. Ведь не только жадность и блеск золота гнали их вперед. Какой смысл жить на одном месте? Жизнь для домоседов течет вдвое быстрее.

Глава 6

ЛЕКЦИЯ С ПРОДОЛЖЕНИЕМ

Никита первым вскочил на серый гранит платформы. Не было никаких приставных лесенок, но перебежчик прекрасно обошелся и без них, оперся руками о край и легко перебросил через него свое тучное тело. От его неловкости не осталось и следа. Он стоял наверху с улыбкой гостеприимного хозяина, дожидаясь, когда на платформу поднимется весь отряд. Никиту тут же заметили. К нему подбежал невысокий вертлявый человечек в гражданском. Он приветствовал гостя сердечным рукопожатием.

Человечек, кажется, приходился Никите подчиненным. Внимательно выслушав распоряжения толстяка, он кивнул головой с такой энергией, что та чуть было не отвалилась.

Получив указания (Анатолию не удалось услышать ни слова), он с удивительной прытью умчался их выполнять. Никита жестом пригласил группу следовать за ним.

Отряд двинулся вперед вдоль массивных, сдвоенных колонн, залепленных пропагандистскими плакатами. Здесь, как и на Войковской, жили люди идейные, сразу видно. Стену, идущую вдоль одного из путей, почти полностью скрывал огромный лозунг. На плотно пригнанных квадратных кусках белого пластика красной краской было выведено: «Слава Коммунистической партии Метро!»

По количеству всевозможных видов наглядной агитации Войковская — Гуляй Поле не уступала Проспекту Маркса. Однако тут все выглядело солиднее и монументальнее. Анатолий ожидал увидеть нечто подобное, но все равно поразился. Все то, что он вычитал в пожелтевших от времени книгах о коммунистах прошлого, все слышанное о красных на яростных митингах анархистов сложилось для Анатолия в железобетонный стереотип. Красных он представлял себе настоящими зомби или роботами, которые говорят не иначе как лозунгами, питаются идеями и во имя достижения своих идеалов способны отпилить себе руки, ноги и… В общем, на все готовы.

Проспект Маркса не оставлял от этого стереотипа камня на камне. Здесь бурлила жизнь. Именно жизнь, а не размеренное существование людей-механизмов. Бросалась в глаза чистота. Не режущая глаз, стерильная чистота Белорусской, где уборщики просто-таки охотились за каждым брошенным на пол окурком самокрутки. Здесь порядок являлся не самоцелью, а всего лишь разумной мерой гигиены.