Читать интересную книгу Всемирный следопыт, 1929 № 02 - Николай Плавильщиков

«По пути нам часто попадались какие-то странные сооружения из леса, которые нам приходилось объезжать стороной. Эти сооружения русские называют „ле мост“…»

Француз ехал зимой, а потому мог «ле мосты» объезжать. Для нас же эти замечательные сооружения являются единственным средством переправы через таежные реки и топи. Берем их приступом. Выпрягаем лошадей и на руках втаскиваем повозки на перекосившийся настил, ежеминутно рискуя полететь вниз, в липкие объятия таежного зыбуна.

Попав в этот зыбун, человек, может быть, и выберется, но для лошадей — это верная смерть.

Мы должны благодарить судьбу за то, что нет дождей, которые сделали бы переправу в некоторых местах невозможной. Погода благоприятствует нашему путешествию. Дни стоят неизменно ясные, словно осеннее солнышко решило как следует приласкать тайгу перед зимней стужей. Предвестники зимы, ночные заморозки, уже покрывают корочкой льда лесные болота, но мы успеем добраться до Ангары до начала «шуги»[7], которая затруднила бы дальнейший путь. А вот и первые вести с этой реки…

Встречаем подводу с тремя седоками — это первая встреча с людьми за последние двое суток пути. В числе встретившихся людей — рабочий из экспедиции Кулика, некто А. Кулаков, возвращающийся с Ангары домой после работы у кино-оператора Струкова. Забрасываем Кулакова вопросами об ученом, но ему нечего сообщить, кроме того, что нам уже известно. Кулаков ушел от Кулика, заболев цынгой, одновременно с Сытиным, и что случилось затем с ученым, он не знает. На Ангаре, по его словам, про Кулика болтают много вздора. По одним рассказам — его уже давно нет в живых, по другим — его недавно видели в Кежме. Есть и такой вариант: Кулик нашел в тайге много золота; захватив его полный мешок, он уплыл на лодке по Подкаменной Тунгуске неизвестно куда…

Тайга верна себе: вокруг имени ученого она уже сплетает легенды. После разговора с Кулаковым мне становится ясно, что ничего достоверного о Кулике мы не узнаем до тех пор, пока не разыщем его сами.

III. В лодке по Ангаре.

В Дворце — маленькой деревушке, прилепившейся на обрывистом берегу Ангары и неизвестно почему присвоившей себе это громкое название — перегружаемся в лодку. Ангарские лодки так вместительны, что одной вполне достаточно, чтобы поднять нас со всем багажом, включая тяжеловесный ящик с оружием. Остается даже место для лежания, что очень кстати: не прерывая движения, мы в то же время можем выспаться. За весь путь от Тайшета спать приходилось только урывками.

Вечереет. На западе, цепляясь последними лучами за щетинистые хребты, в багровом пламени умирает солнце. Предвечерняя гладь воды развертывается между сопками полированным стеклом, в котором отражаются скалистые берега. Вверху плывет косяк диких гусей. Призывный крик с реки приглашает пернатых путешественников сделать остановку, но они продолжают свой путь на юг.

За бортами лодки журчит вода. Две девушки-подростка, легко и привычно ступая по камням, тянут бечеву. Идем на лямках. Ангара тороплива в своем стремлении обняться с многоводным Енисеем, — веслами против течения ее не осилить. Сто сорок километров, которые надо пройти до Кежмы, потребуют не менее трех суток непрерывного движения, в то время, как на обратный путь уходит меньше суток. Сухопутных дорог по берегам реки нет. Там залегли хребты — дикие, непролазные.

На горизонте показывается лодка. Это сверху идет последняя перед ледоставом почта. Ангара, будучи естественной дорогой края, в то же время служит и почтовым трактом, по которому раз в две недели в эту глушь приходят вести из культурного мира. Весной и осенью, когда вскрывается и замерзает река, эта связь надолго прерывается.

Встречная лодка держит курс по фарватеру, но, поравнявшись, мы вступаем с ней в разговор через реку. Несмотря на большое расстояние (Ангара в этих местах имеет ширину до двух километров), слышим друг друга прекрасно.

Задаем вопрос: прилетал ли в Кежму самолет? Это принимают за шутку. Самолет в Кежме! Что ему делать в этом медвежьем углу? Большинство населения не имеет понятия даже о железной дороге.

Объясняем, в чем дело, и ответ получаем отрицательный. Самолет в Кежму не прилетал, и там о нем ничего не знают. Вести по реке распространяются быстро, и если бы он пролетал где-нибудь в этих местах, о таком выдающемся событии, несомненно, было бы известно.

Представляя из себя груду полусгнивших свай и бревен, мосты были похожи на доисторические свайные постройки…

Что помешало Сытину долететь до Кежмы? Он вылетел из Иркутска на «Моссовете» одновременно с нашим выступлением из Тайшета… Но каковы бы ни были причины неудачи полета, мы не должны останавливаться в Кежме. Нам необходимо продолжать путь и позаботиться о проводнике. В моем блокноте записан адрес одного из рабочих метеоритной экспедиции — К. Сизых, который должен знать дорогу к избушке Кулика. Сизых — житель деревни Алешкиной, расположенной на одном из островов Ангары. Решаем его разыскать.

Дали гаснут, невидимая рука стирает вокруг все очертания. Ночь наступает свежая. В темноте загораются огоньки деревушки Ковы. В ней берем под лямки лошадь и сажаем в лодку девушек — им надо выспаться, чтобы потом снова взяться за бечеву… Скалистые берега не позволяют на всем расстоянии тянуть лодку лошадью.

На следующий день, рано утром, проходя мимо одного из островов, видим около его берегов множество лодок. Это алешкинцы вышли на рыбную ловлю, и возможно, что Сизых находится среди них. Лямщицы, давно уже сменившие коня, садятся в лодку, и мы поворачиваем к острову. Не доходя до берега, кричим собравшимся у лодок рыбакам: нет ли среди них нужного нам человека? Удача — он здесь! Через несколько минут мы сидим у костра и хлебаем горячую уху из стерляди, а Сизых делает своей жене последние распоряжения на время долгой отлучки. Бросая ловлю рыбы, он идет с нами в тайгу.

Ангара богата всякой рыбой, и рыболовство на ряду с охотой является главным занятием ангарцев. Ловят сетями и самоловами, а так как в это время рыба скопляется в определенных местах, по-здешнему «ямах», лов производится организованным порядком, — всем селом, чтобы у всех были одинаковые шансы на удачу. Покидая остров, мы наблюдаем своеобразную картину коллективного промысла.

Первой отходит от острова лодка с красным флажком на носу — на ней распорядитель ловли. За этой лодкой, напоминая эскадру на парадном смотру, стройными рядами двигаются остальные. Отойдя на середину реки, распорядитель поднимает флаг, и по этому сигналу лодки бросаются врассыпную. Выбор места предоставляется усмотрению самих рыбаков, а потому каждый спешит занять место там, где, по его мнению, можно рассчитывать на хорошую добычу. Через некоторое время движение лодок прекращается, — рыбаки занимают свои места. Не сводя глаз с лодки распорядителя, они ждут нового сигнала. Снова взвивается красный флаг, и снова движение, но на этот раз уже более спокойное. Скользя наперерез реке, лодки расставляют самоловы.

Солнце греет почти по-летнему, но мы нахлобучиваем на глаза шапки и поднимаем воротники, чтобы спрятать лица от жалящих укусов. Это — мошка, остатки таежного гнуса. Оводы и комары исчезли уже давно, а это маленькое насекомое живет до первых морозов. Впору одевать на лица сетки, но их нет в нашем багаже.

— Сейчас мошкара особенно злая, — говорит наш лоцман, — Последние деньки доживает, змея!..

Берега сближаются. Угрюмые хребты, словно желая преградить путь буйной реке, сдавливают ее отвесными скалами. Темносерые глыбы гранита угрожающе нависают сверху. Сердито бурля и пенясь, река огрызается каменными клыками и не хочет пускать дальше нашу лодку. Начинается шивера. Течение так быстро, что лямщицам не вытянуть лодки. Беремся за шесты.

Мы прошли уже немало шиверы, но эта, как говорит лоцман, самая гиблая. На протяжении нескольких километров река от берега до берега усеяна камнями, точно горохом, — шивера так и называется Гороховой. Многочисленная шивера и пороги, рассеянные по всему течению Ангары, делают ее непригодной для судоходства. Будь она доступна для судов, это изменило бы физиономию края.

Преодолев каменный «горох», некоторое время идем в спокойной воде. Но вот нашего слуха касается глухой гул, доносящийся спереди. Это Аплинский порог предупреждает о своей близости. При подходе снизу он не так опасен — только отбросит сердито; но, приближаясь к нему сверху, не следует пренебрегать его предостережением: подхватит и швырнет лодку в кипящую бездну с такой быстротой, что не будет времени даже испугаться. Так именно погиб в нем когда-то ссыльный поляк Аплинский, по имени которого порог и получил свое название.

Через порог переправляемся «вручную», то-есть разгружаем лодку и перетаскиваем вещи на себе, карабкаясь по скользким камням. Лодку вытягиваем на двух бечевах. Это занимает порядочно времени, и наш молодой охотник пользуется случаем пристрелять свою винтовку. Перед этим он безуспешно старался свалить черныша: вероятно, опять что-то приключилось с мушкой…