За все время нашелся только один-единственный человек, который умудрился увидеть его насквозь. Не Дженни. Ей понадобилось тридцать лет, чтобы понять, что ему нельзя доверять. Нет, не Дженни, а ее мать мгновенно его раскусила. Элинор Спарроу поняла, что перед нею лгунишка, когда впервые увидела его в гостиной своего дома. В те дни Уилл был совершенно безбашенный, его не отпугнули пыльные комнаты Кейк-хауса, но, разумеется, он никак не ожидал, что Элинор Спарроу застигнет их как раз в тот момент, когда они начнут рассматривать личные вещи Ребекки Спарроу, хранившиеся под замком.
«Не шевелись», — прошептала ему Дженни тогда, услышав шаги матери в передней.
Но конечно, он не послушался. Уилл всегда оставался Уиллом, подчиниться для него было невозможно. Как только Дженни выбежала из комнаты, чтобы попытаться отвлечь мать, Уилл потянулся к ключу, висевшему на крючке, и, не думая ни о чем, отпер стеклянный шкаф, чтобы рассмотреть сокровища получше. К несчастью, Элинор Спарроу не поддалась ни на какие уловки. Тем более когда услышала скрип открываемой дверцы. Стоя в передней, она уловила сладковатый приторный запах, верный признак лгуна и вора. А вот и он: глупый мальчишка в гостиной рассматривает семейные архивы, словно добропорядочный гость, имеющий на это право, шарит среди старых и кровавых свидетельств боли.
Элинор Спарроу была сильная женщина и довольно большая, более шести футов росту; когда она схватила Уилла за плечо, то больно впилась в него ногтями.
«Что ты взял? — Она затрясла его, будто старалась вытрясти правду. Обращалась с ним так, словно он крот в ее саду, крыса в подвале, не более чем домашний грызун, пойманный в ловушку. — Что украл?»
«Ничего! — выпалил он с горячностью лгуна слишком легко и приторно. — Вы ошибаетесь. Я просто зашел в гости».
Элинор зло ухмыльнулась. Она успела заметить, как он облизывая губы, то и дело косился в сторону; ее не тронули сладенькие нотки в его голосе. Он был помечен клеймом лжи — резким запахом, отдававшим кожей, по которому Элинор нашла бы его даже в стогу сена. От мальчишки несло, как от старого башмака, как от типа, способного украсть у человека дочь, если этот человек забудет об осторожности.
Элинор затрясла Уилла сильнее; она легко сломала бы ему ключицу, если бы не Мэтт Эйвери: он услышал шум и прибежал на выручку брату. Мэтт распахнул дверь с террасы, загрохотав стеклами, в руке он держал лопату, найденную возле крыльца. Мэтт всегда держался чрезвычайно застенчиво и редко открывал рот, если только к нему не обращались, но перед лицом Элинор Спарроу, с лопатой в руке, он проявил решительность.
«Отпустите его. Немедленно!»
Элинор рассмеялась от дерзости незваного гостя. С виду лет одиннадцати, самое большее — двенадцати.
«Ну и что ты сделаешь? — презрительно поинтересовалась она, а когда Мэтт задумался над ответом, снова рассмеялась. — Я сама отвечу. Ничего».
Мэтт никогда бы не пустил в ход лопату, разве что в качестве щита, но Элинор подняла его на смех и вновь принялась трясти Уилла, тогда Мэтт принял вызов и скакнул вперед. Не зная другого способа, как освободить брата, он со всей силы наступил на ногу хозяйки дома. Элинор Спарроу взвыла и выпустила Уилла.
«Пусть вернет то, что украл!» — закричала Элинор.
Но Мэтт, ухватив брата за рукав рубашки, размахивал лопатой, не позволяя Элинор приблизиться.
«Мой брат не вор. Ему не нужно ничего чужого, тем более вашего».
На подъеме стопы разливался синяк, но уверенность Мэтта заставила Элинор усомниться. На секунду она, видимо, позабыла, кто из них потерпевшая сторона. Братья не стали дожидаться, пока Элинор соберется с мыслями. Они выбежали через дверь террасы так быстро, что у них едва не полопались легкие, как им показалось. Промчавшись мимо форзиции и лавровой изгороди, мальчишки не останавливались, пока не достигли конца подъездной дороги. Только тогда они перевели дух. Мэтта трясло. А Уилл бросился на траву и так хохотал, что чуть не задохнулся.
«Что смешного?»
Мэтт так и не бросил лопату, когда они убегали, и продолжал крепко, до мозолей, сжимать черенок. Мэтту Эйвери все никак не верилось, что он посмел дать отпор самой Элинор Спарроу. Оставалось только надеяться, что когда он пойдет спать в ту ночь, то не найдет под подушкой луковицу, утыканную булавками. Он знал нескольких горожан, утверждавших, что именно такая участь ждет любого, кто пересечется с Элинор: небольшой подарочек, получение которого сопровождалось, по слухам, семью годами невезения.
Мэтт отшвырнул лопату и уселся рядом с братом. Тот все никак не мог успокоиться и покряхтывал от удовольствия, ужасно довольный собой.
«Выкладывай. — Мэтт всегда все узнавал последним. — Что смешного?»
Уилл раскрыл потную ладошку перед носом брата. На ней лежал один из наконечников стрел. Со следом, оставленным кровью Ребекки Спарроу.
Мэтт в ярости вскочил.
«Ублюдок! — Уилл не помнил, чтобы братишка раньше ругался. — Ты сделал из меня лгуна».
Мэтт повернулся и побежал прямо через высокий бурьян, оставаясь глухим к пожеланиям Уилла поскорее вырасти и не быть таким олухом. Что плохого в том, чтобы соврать, если это тебе поможет? Уилл был готов поделиться добычей с братом, если тому нужно. Он даже не возражал бы, если бы Мэтт заявил во всеуслышание, что был рядом, когда Уилл стянул из шкафа проклятый наконечник. Он мог бы разделить с Мэттом славу. Но Мэтт даже не обернулся, просто забрал спальный мешок и фонарь с дальнего берега озера и был таков задолго до того, как пришла Дженни.
Она явилась босая и разгоряченная перепалкой с матерью. Они наговорили друг другу много резкостей, швыряя оскорбления, как бомбы. Как только Уилл услышал, что приближается Дженни, он тут же спрятал наконечник в карман. Пусть она думает о нем только хорошо. Когда она уселась рядом на зеленую траву тем мартовским днем, раскрасневшаяся, с нерасчесанными волосами, Уилл впервые подметил в ней красоту, которой не замечал раньше.
«Если мать причинила тебе боль, она еще пожалеет», — произнесла Дженни.
«Она не смогла бы этого сделать, даже если бы попыталась», — презрительно фыркнул Уилл, хотя плечо побаливало.
Все равно он был тронут заботой Дженни, и ему захотелось послушать ее еще. Эта девчонка оказалась совсем непохожей на тех, кто бегал за ним. С ней было интересно.
«Прошлой ночью тебе снился ангел с темными волосами? А еще в этом сне была пчела и женщина, которая ничего не боялась. Даже самой глубокой воды».
Уилл слушал как зачарованный. Из леса доносился хор певчих дроздов, в грязи квакали лягушки. Дженни выглядела очень необычно: черные волосы, разметавшиеся по спине, темные бездонные глаза — в Юнити второй такой не было. Даже Уилл Эйвери не избежал весенней лихорадки. Он чувствовал, как она потихоньку охватывает его, туманя разум. Под слепящим солнцем все выглядело радужным и новым.