Читать интересную книгу Каждый убивал - Ольга Новикова

Что-то в нем было неестественное. Вроде типичный функционер советских времен: несуетливый, корпулентный, ранней весной уже с легким, обжившимся на лице загаром, окружен аурой власти… Но те, из прошлого, были жирнягами, лопали все, что выдавали им в закрытых распределителях. Возможность жрать наособицу икру ложками, твердую колбасу палками, импортный шоколад плитками и отличала начальников от рядового народа. Теперь, пожалуй, лишь полицейские и военные генералы лоснятся от жира – мундиры трещат под натиском все набухающих тел, а вот гражданские высокопоставленные чиновники следят за своим физическим обликом, фитнесом занимаются и во время застолий консультируются по мобильнику с личным диетологом.

Производя обычную мысленную рекогносцировку, Анжела осваивает ресторанное пространство. Светло-зеленая пузатенькая сумка, взятая с собой за цвет, точь-в-точь повторяющий фон длинного шифонового платья, оказалась великовата, чтобы уместиться на скатерти рядом с тарелкой. «Просто Виктор», без оперного «Рюрикович», указанного в интернетовской биографии, углядел неудобство, щелкнул пальцами и передал сумку возникшему за его спиной бугаенку.

Бизяев – вип из первой категории, забота его подчеркнуто товарищеская, а ощущение, как от тех прилипал, что изображают близость, чтобы набрать очки в свою пользу.

Что-то ему надо от нее, но что?

Виктор подливал ей французскую терпкость в бокал, по нынешней моде огромный, в котором все время стояла небольшая, казалось, лужица. Анжела от недоумения, от непонимания ситуации выпивала каждый раз до дна, забывая закусывать.

Про следствие Бизяев не расспрашивал – наверное, и так все лучше всех знал… Дочь-зятя вообще не упоминал… Байку, правда, рассказал:

– Один мент спрашивает другого: «Вот ты мне скажи, мы менты или не менты?! А если менты, то почему бандюков не ловим?» – «Так а как мы их поймаем, если они откупаются, гады!»

Можно сказать, косвенно коснулся темы. Правда, анекдот этот он уже пару раз в интервью вставлял. Так жулик продает прирученного голубя, который через сутки возвращается в свою голубятню.

Как только к Анжеле подваливал кто-то поздороваться-поболтать, необязательно о делах, Бизяев тут же рьяно поддерживал комплименты насчет ее необыкновенной сегодня красоты. Это, честно говоря, тоже кружило голову. Другие темы делались неуместными. А мелюзгу всякую, ненужную Бизяеву, от одного его взгляда словно сдувало от стола.

Вскоре она уже была не в силах встать.

Потом незнакомый толстяк захотел чокнуться с «самой восхитительной стервой сегодняшнего вечера», не удержался на ногах и пролил какую-то липкую хреновину на ее новое, ни разу прежде не надеванное платье.

Черт! Гофрированный шифон стирке-чистке не поддается. Жаба душит и прогоняет опьянение. Слава богу, вспомнила, что бирку забыла оторвать. Сунула руку за шею и достала сзади из-за ворота ценник: полторы тысячи долларов, без обмана. Дядька покаялся, без виляний выложил рублевый эквивалент указанной суммы, предложил выпить на брудершафт – вот когда был явный перебор, ведь пришлось до дна опрокинуть стакан с виски, кажется, – и потом они под караоке вместе пели «Я встретил вас, и все былое…», «Утро туманное, утро седое…», «В бананово-лимонном Сингапуре…».

Смутно вспоминается, как пара преторианцев безмолвно погрузила ее в черный джип. Не спрашивая адреса, довезли до дома, подняли на лифте на правильный этаж, открыли дверь и вернули сумку. «Вашу машину припарковали у подъезда», – сказал один из почти близнецов, доказав тем самым, что он не немой.

Что в итоге?

Прямой вопрос – как выстрел в лоб. Пытка… Анжела снова валится в постель и зажмуривается, чтобы вместе со слезинкой выдавить боль.

Не удается. Но ответ нужен. Себе самой нужен.

Так, сперва о работе… Блин, не наблюла практически ничего хоть сколько-нибудь вкусненького, чтобы состряпать даже среднюю статейку! Придется шакалить у информированных завсегдатаев…

А ведь за любые сведения платишь. Если б деньгами! Их, хотя бы частично, можно потом выклянчить у газеты на, так сказать, производственные расходы. Но нужные ей детали известны именно тем, кто сам отдаст сколько угодно за любую свою прихоть. Купюры тут совсем не канают.

Плебс считает, что телом можно рассчитаться. Ха! Да вокруг каждого олигарха столько свежей, товарно-привлекательной плоти, что завлечь их женственностью – дохлый номер.

Нет, тут тоньше… Ценно то, чего у других нет. Я могу расплачиваться только творческим способом. Мое журналистское слово что-то стоит… Волшебную силу правильного пиара уже начали ценить даже самые замшелые. На территорию политического пиара суются далеко не все бизнесмены, большинству достаточно неопасной светской хроники.

Платишь тем, что пишешь с оглядкой на персоны. Те, кто поделикатнее, через посредников просят смикшировать или вовсе убрать какую-нибудь ужористую деталь, вообще не упоминать о том, что были на тусовке… А некоторые, наоборот, дуются, что про них не написала… Кому что… Подсказок не всегда и дождешься – соображай сама, Анжела! Как ни гнись – поясницу не поцелуешь!

В последнее время что-то активизировались государевы слуги самого высокого ранга. Зажигают почище некоторых отвязных олигархов. И все суперсекретно. Так и не получилось узнать, кто из высших полицейских генералов приезжал на Рождество в Куршевель. Прошел слух, что с ними был и Олегов тесть, но… Не пойман…

Бывают, конечно, и счет выставляют за услугу. Самое легкое – это когда просят не слишком язвить по поводу шляпок, которые напяливают на себя их дамы на скачках в Москве, Лондоне или Париже. Не гнобить линию одежды, которую презентируют их дочки, жены или любовницы. Поддержать литературные экзерсисы сильных мира сего…

А бывают, наоборот, любители-мазохисты, готовые приплатить за то, что их отшлепают словом. И хорошо, что такие есть. Без оскорбительной остроты материал и читать никто не станет.

Охват событий должен быть широким, чтобы рейтинг твоей писанины не падал. А везде не поспеть с московскими-то пробками. Но если сама не была свидетелем, приходится осторожничать: бывает же, что настаивают на обнародовании чьей-нибудь фамилии, чтобы конкуренту кинуть подлянку. И приходится смотреть в оба: тебя-то тоже могут подставить.

Так. Кому звонить?

Не открывая глаз, Анжела шарит рукой по прикроватной тумбе. Мобильника нет. А, вчера… Приходится встать, тащиться в прихожую. Шаг – боль, шаг – удар в висок… Телефон отключен. Странно… Неужели сама отрубила? Не помню…

Ого, сколько непринятых, никчемных звонков! Блин, сколько нервных и недужных, ненужных связей, дружб ненужных! Ё-мое!.. «О кто-нибудь, приди, нарушь чужих людей соединенность и разобщенность близких душ!» – поют губы, и сладкая мелодия как камертон перенастраивает молоточки в висках. Их удары перестают бить прямиком по нервным окончаниям. Сознание может хотя бы произвести инвентаризацию вызовов.

Почти все позвонившие опознаны мобильником – имеют имена или прозрачные клички. В основном это пиарщики разных компаний, для которых ночь – самый разгар работы.

Но моим временем я им не дам распоряжаться!

Анжела сбрасывает все неучтивые звонки. Остается неопознанный набор цифр, чей-то конфиденциальный номер без опознавательных знаков и Лиля…

Лиля, Ника…

– Лилечка, ты как?! – от радости, что сразу дозвонилась, Анжела кричит в трубку. В ответ – безмолвие, сопровождаемое техническими звуками. – Алло! Алло! – настаивает она, но уже не так напористо.

После невыносимого молчания – глухой Лилин голос.

– Ее только что откопали… Я туда еду… Водитель Олега сознался…

Железная Лиля плачет…

– Диктуй адрес, я подъеду, – привычно командует Анжела. Никогда не причитает, если случилось что: слова – это всего лишь пар, уходящий в бесполезный свисток. Можешь делом помочь – вперед… – Пожалуйста, – добавляет Анжела, загоняя свое сочувствие в просительную, диковинную для нее интонацию.

Короткий ледяной душ помогает оттеснить надоевшую височную боль на второй план. Ради экономии времени Анжела голышом бежит к компьютеру, чтобы успел включиться и, когда она будет одета, помог сообразить самый беспробочный маршрут до пустыря, на котором…

Зеркало в гардеробной честно извещает: с такой опухшей мордой на люди ну никак… Кого звать? Конечно, Аду. В конце концов, надо точно выяснить, ее ли я встретила, видела она убийство или нет, а может, она причастна?…

Черт, не отвечает… Ладно, дозвонюсь позже, а сейчас для камуфляжа сойдут самые большие темные очки и… черная бейсболка, не очень уместно расшитая бисером. Готова. Ключи, телефон, кошелек в черную сумку – и на улицу.

Надо же, машина – на обычном месте. Бизяевские бугаи доставили. Знают, что она паркуется рядом с тополем… Следят за ней, что ли? А, ерунда! Просто именно тут было свободно. Здешние жильцы никогда ее место не занимают: после пары разговоров дошло, что с ней связываться – себе дороже.