Мистер Снодди всегда приносил с собой в класс стакан воды и отпивал из него маленькими глоточками во время урока. По крайней мере, все думали, что это стакан с водой. Все, кроме меня и моего лучшего друга Сидни Моргана. Мы знали правду, и вот как мы её выяснили. Мой отец чинил машину мистера Снодди, а я всегда приносил ему в школу счета, чтобы не платить за почтовую пересылку. Однажды во время перемены я пошёл в его кабинет отдать ему счёт, и Сидни Морган увязался за мной. Не специально, просто так получилось. Когда мы зашли, то увидели, как мистер Снодди, склонившись над столом, наполняет свой знаменитый стакан жидкостью из бутылки с этикеткой «Гордон джин». При виде нас он аж подпрыгнул.
— Нужно стучаться, когда входите, — сказал он, отодвигая бутылку за кипу книг.
— Извините, сэр, — сказал я. — Я принёс вам счёт от отца.
— Ах, да. Очень хорошо. А ты зачем пришёл, Сидни?
— Ни за чем, сэр. Просто так.
— Тогда уходите, оба, — сказал мистер Снодди, продолжая держать руку на бутылке. — Давайте идите.
В коридоре мы договорились, что никому не расскажем о том, что увидели. Мистер Снодди всегда был добр к нам, и в благодарность за это мы решили сохранить его секрет в тайне.
Единственный человек, которому я о нём всё же поведал, был мой отец. Выслушав меня, он сказал:
— Ничуть не виню его, Дэнни. Будь я женат на миссис Снодди, я бы пил что-нибудь покрепче джина.
— Папа, а что бы ты пил?
— Яд, — ответил отец. — Она жуткая женщина.
— Почему жуткая? — спросил я.
— Настоящая ведьма. И тому есть доказательство. У неё на ногах по семь пальцев.
— Откуда ты знаешь? — удивился я.
— Мне сказал доктор Спенсер, — ответил отец и, чтобы сменить тему разговора, спросил: — Почему ты никогда не приглашаешь к себе Сидни Моргана?
С тех пор как я начал ходить в школу, отец постоянно предлагал мне пригласить к нам ребят на чай или ужин. И каждый год на мой день рождения он говорил: «Дэнни, давай устроим вечеринку. Напишем всем приглашения, а я схожу в деревню и куплю шоколадных эклеров, пончиков и большой торт со свечами».
Но я всегда отвечал «нет». И никогда не приглашал к себе друзей ни после школы, ни на уик-энд. Не потому, что у меня их не было. У меня было очень много хороших друзей, и лучшим из них я считал Сидни Моргана. Не знаю, может, если бы я жил с ними на одной улице, а не за несколько миль в стороне, всё было бы иначе. Хотя не уверен. Честно говоря, настоящая причина заключалась в том, что мне было очень хорошо с моим отцом.
Кстати, в этот четверг, когда отец оставил меня у ворот школы, а сам пошёл покупать изюм, со мной приключилась довольно неприятная история. Началось всё на первом уроке, который проводил капитан Ланкастер. Он продиктовал нам уйму чисел, которые мы должны были перемножить в наших тетрадках. Я сидел вместе с Морганом в последнем ряду, и мы оба упорно трудились над заданием. Капитан Ланкастер восседал за столом и подозрительно наблюдал за классом своими водянистыми глазами. Даже с последнего ряда я слышал, как он сопит и урчит, словно собака у кроличьей норы.
Сидни прикрыл рот ладонью и очень тихо прошептал в мою сторону:
— Сколько будет девятью восемь?
— Семьдесят два, — так же шёпотом ответил я.
Палец капитана Ланкастера тут же нацелился мне прямо в лицо.
— Ты! — закричал он. — Встать!
— Я, сэр?
— Да, ты, болтливый маленький идиот.
Я встал.
— Ты разговаривал! — пролаял он. — О чём ты говорил? — Он кричал на меня, словно на роту солдат на плацу. — Давай рассказывай!
Я стоял и молчал.
— Ты отказываешься отвечать мне? — заорал он.
— Пожалуйста, сэр, — сказал Сидни. — Это я виноват. Я спросил у него кое-что.
— Неужели? Спросил? Встать!
Сидни встал рядом со мной.
— И что же ты у него спросил? — Голос капитана Ланкастера стал менее громким и оттого более опасным.
— Я спросил его, сколько будет девятью восемь?
— И я полагаю, ты ему ответил? — Капитан Ланкастер никогда не называл нас по именам. Всегда только «ты», «мальчик», «девочка» или что-нибудь в этом роде. — Так ответил ты или нет? Говори же.
— Да, сэр, — сказал я.
— Значит, вы сжульничали оба.
Мы молчали.
— Жульничество — любимое занятие шалопаев и хулиганов! — проговорил он.
Со своего места я видел, как весь класс замер, напряжённо глядя на капитана Ланкастера. Никто не смел пошевелиться.
— Можете лгать, мошенничать и свинячить у себя дома. Здесь я этого не потерплю.
На меня вдруг накатила волна безрассудной ярости, и я закричал в ответ:
— Я не обманщик!
В классе воцарилась зловещая тишина. Капитан Ланкастер задрал подбородок и уставился на меня своими водянистыми глазами:
— Ты не только обманщик, но и нахал, — тихо проговорил он. — Ты очень наглый мальчик. Подойдите сюда оба.
Шагая к доске, я уже точно знал, что сейчас произойдёт. Я много раз видел, как это было с другими — и мальчиками, и девочками. Но сам я никогда не попадался. Хотя каждый раз я содрогался.
Мистер Ланкастер встал и подошёл к высокому книжному шкафу, стоящему слева от доски. Он достал с верхней полки эту ужасную палку. Она была белой, как кость, очень длинная и очень тонкая, и напоминала трость, предназначенную для опоры при ходьбе.
— Ты первый, — сказал он, указывая на меня палкой. — Вытяни левую руку.
Мне не верилось, что этот человек намеренно и хладнокровно собирается причинить мне боль. Я вытянул левую руку вперёд ладонью вверх. Я смотрел на розовую, испещрённую линиями ладошку и не мог представить, что сейчас с ней может что-то произойти.
Длинная тонкая палка взметнулась в воздух и с коротким хлопком, похожим на ружейный выстрел, опустилась на мою ладонь. Я услышал сначала звук удара, а пару секунд спустя почувствовал боль. Никогда в жизни мне не было так больно. Будто кто-то приложил к моей руке раскалённую кочергу и сильно прижал её к ней. Помнится, я схватил правой рукой свою покалеченную левую руку и зажал её между ног. Я всё сжимал и сжимал её, словно боялся, что она распадётся на кусочки. Я сдержался и не закричал, но по щекам у меня катились слёзы.
Где-то рядом со мной послышался тот же ужасный звук. Я понял, бедняга Сидни получил свою порцию.
О эта пылающая, страшная боль в руке! Почему она не проходит?
Я взглянул на Сидни. Как и я, он корчился от боли, сжимая между ног свою руку и гримасничая от боли.
— Садитесь на место. Оба! — приказал капитан Ланкастер. — И больше никакого обмана! — напутствовал нас ужасный голос. — И без наглости!
Мы проковыляли обратно к своему столу и сели. Все склонили головы над учебниками, как прихожане в церкви, творящие молитвы.
Я посмотрел на свою руку. По всей ладони до самой кисти тянулся безобразный красный след. Я пошевелил пальцами. Они шевелились, только сильно болели. Я покосился на Сидни. Он бросил на меня быстрый извиняющийся взгляд и снова уткнулся в тетрадь.
Когда я вернулся домой после школы, отец работал в мастерской.
— Я купил изюм, — сказал он, увидев меня. — Принеси мне, пожалуйста, кувшин с водой.
Я сбегал в фургон, взял кувшин и до половины наполнил его водой. Отнёс в мастерскую и поставил на скамью.
— Открывай пакеты и высыпай изюм.
Это была ещё одна прекрасная черта характера моего отца. Он не пытался один сделать всю работу. Было ли это что-то трудное, например установка карбюратора на мотор, или такой пустяк, как размачивание изюма в воде, он всегда позволял попробовать сначала мне, а сам стоял и смотрел на меня, готовый в любую минуту прийти на помощь. И сейчас я открыл пакет под его взглядом.
— Эй! — воскликнул он, хватая меня за левое запястье. — Что с твоей рукой?
— Ничего, — сказал я, сжимая руку.
Он заставил меня разжать кулак. Через всю ладонь, как ожог, пролегла длинная пунцовая отметина.
— Кто это сделал? — закричал отец. — Капитан Ланкастер?
— Да, папа, но ничего страшного.
— Что случилось? — Отец чуть не до боли сжал мою кисть. — Расскажи мне подробно, что произошло?
Пока я рассказывал, он держал мою кисть в руке, и его лицо постепенно становилось всё бледнее и бледнее. Я видел, как в нём закипает опасная ярость.
— Я его убью! — прошептал отец, когда я закончил рассказ. — Клянусь, я убью его! — Его глаза метали молнии, все краски сбежали с его лица. Я никогда раньше не видел отца таким.
— Папа, забудь!
— Я никогда этого не забуду, Дэнни! Ты не сделал ничего плохого, и у него нет никакого права бить тебя. Значит, он назвал тебя мошенником?
Я кивнул.
Отец сорвал с крючка на стене пиджак и надел его.
— Куда ты идёшь?
— Я иду домой к капитану Ланкастеру и задам ему хорошую трёпку.