не соответствует гомеровскому тексту.
Итальянский поэт Франческо Петрарка был первым собирателем античных рукописей, и он бережно хранил текст Илиады Гомера, который прислал по его просьбе византийский посол в Авиньоне Николай Сигер. В благодарственном письме Николаю Сигеру Петрарка писал:
«Ваш Гомер остаётся немым в моём присутствии, или скорее я глух к его речам. Тем не менее, я счастлив при одном только его виде. Я нередко обнимаю его и говорю со вздохом: как я хочу услышать тебя!»
Fam. XVIII. 2.
Петрарка даже пытался выучить греческий язык.
Друг Петрарки Боккаччо организовал приглашение во Флоренцию греческого переводчика Леонтия Пилата. Одновременно с чтением курса лекций о греческом языке, Леонтий Пилат смог работать над переводом «Илиады». Желание Боккаччо пробиться к тексту было очень велико. Когда перевод был готов, он с гордостью писал: “Я первый из латинян слушал «Илиаду»”. В 1367 – 1368 году Боккаччо послал копию перевода Петрарке.
Перевод Леонтия Пилата оказался плохим. Это был подстрочник и к тому же неточный. Петрарка был готов к тому, что перевод окажется не литературным, тем не менее, то, что угадывалось за словами перевода, было, по меньшей мере, непонятно. Далёкая культура не находила отзвука в сердце. Энтузиазм Петрарки угас.
Однако увлечение итальянцев Гомером только начиналось. Они мечтали иметь своего Гомера. Им был нужен не просто перевод поэм Гомера, а поэтический перевод латинским гекзаметром. Первый «ренессансный» папа Николай V пробовал получить согласие на перевод от людей, изучавших греческий язык. Некоторые из них откровенно заявляли, что задача им не по силам. Наконец Николай V уговорил высокообразованного канцлера Флоренции Карло Марсуппини взяться за перевод. В письме своему другу Марсуппини жаловался на угнетённое состояние, вызванное невозможностью отказать папе. В конце концов, он перевёл гекзаметром первую книгу и часть девятой. Папа остался доволен. Он пытался организовать пребывание Карло Марсуппини в Риме. Но в 1453 году Марсуппини умер, не закончив работу. Николай V был неутомим в своих усилиях. Он попытался заключить соглашение с другим знаменитым писателем-гуманистом Франческо Филельфо, предлагая ему большие деньги и дом в Риме. Опять же не желая отказать папе, Франческо тянул с ответом. Но тут умер сам Николай V. После его смерти Филельфо отбросил всяческие мысли о переводе. Ещё один переводчик – Гриффолини – перевёл обе поэмы прозой по указанию Энея Сильвио Пикколомини. Но прозаический перевод не удовлетворял итальянцев. Они мечтали превзойти древнегреческого поэта.
Представление о Гомере и его творчестве у итальянцев времён начала Ренессанса сильно отличалось от современного представления, и «гомеровские» темы возникают подчас крайне неожиданно в картинах итальянских художников. Они столь далёки от поэм, что мы не можем с уверенностью сказать, правильно ли мы их понимаем. Можно высказывать только правдоподобные предположения.
Начиная с античных времён, философы и теологи писали не только собственные трактаты, но и комментировали работы других авторов. Они обсуждали, спорили, толковали отдельные понятия, отдельные мифы, толковали толкования. Происходило что-то схожее с импровизацией на музыкальную тему. Автор задаёт тему, а каждый её озвучивает в меру своего понимания. По поводу поэзии Гомера было написано огромное количество книг. Греки и римляне считали Гомера не только великим поэтом, но и великим философом.
Итальянцы не знали произведений Гомера, но знали комментарии философа Порфирия к небольшому отрывку из «Одиссеи», посвящённому описанию пещеры итакийских нимф. Возможно, что именно эта пещера появилась на одной из картин Леонардо да Винчи. Речь идёт о знаменитой «Мадонне в гроте», находящейся в Лувре.
Комментарий Порфирия к строкам из «Одиссеи» Гомера был известен. Работы Порфирия переводил флорентинец Марсилио Фичино. Переводчик и философ Марсилио Фичино увлекался мистикой, астрологией, магией и всевозможными древними учениями. Будучи одарённым филологом, он переводил работы Платона, Плотина, Гермеса Трисмегиста, Дионисия Ареопагита. Его собственные теории представляли удивительную смесь новых философских идей и древних верований. Леонардо был лично знаком с Фичино и знал его творчество.
Кроме Леонардо никто не изображал Мадонну в пещере. Этот образ не привился в христианском иконотворчестве. Леонардо внёс нечто чуждое в трактовку. До сих пор картина звучит непривычно и непонятно, а смысл символики утрачен. Картина Леонардо оставляет ощущение некоего видения, галлюцинации… Она совмещает в себе прекрасное зрелище и источник смятения, то ли мы там видим? Не упрощает задачу интерпретации и то, что картин Леонардо да Винчи с названием «Мадонна в гроте» две, и, как выясняется, они наполнены разным смыслом.
Картину в 1483 году заказали францисканцы, и она должна была прославить свободную от первородного греха плоть Девы Марии. Холст был предназначен для миланской церкви Сан Франческо Гранде. Судя по тексту договора работодателей с художником, никакого грота или пещеры на картине не предполагалось. В процессе работы у заказавших картину монахов по какой-то причине возникли разногласия с Леонардо да Винчи. Возможно, именно тогда появился второй вариант, по смыслу сильно отличающийся от первоначального. Первый вариант монахам-францисканцам не достался. Его то ли купил правитель Милана Лодовико Моро, то ли картина осталась у самого Леонардо. И Моро и Леонардо закончили свои дни во Франции, чем, возможно, и объясняется нахождение картины в Лувре [Рис. 22].
Вторая, более поздняя, версия «Мадонны в гроте» в настоящее время находится в Лондонской Национальной галерее [Рис. 23]. Её частично рисовал Леонардо, а часть картины выполнена учениками.
Сюжет первой (парижской) версии следующий: Дева Мария обнимает маленького Иисуса, а маленький Иоанн Креститель его благословляет. Иоанна Крестителя поддерживает существо, которое условно можно назвать ангелом (крыльев у него нет). Ангелы по средневековым представлениям образовывали иерархическую структуру. В одних было больше материального, в других духовного. Высшие называются серафимами, затем идут херувимы-заступники и т. д., всего девять чинов, низшими являются просто ангелы. На луврской картине руки персонажей образуют крест. Ангел своей рукой указывает на истинного мессию. Фигура ангела в странной позе. У него (у неё?) прекрасное лицо. Та рука, которой он (она?) поддерживает Иоанна, и кусочек страшненькой лапки-ноги наводят на мысль, что мы видим нечто промежуточное между материальным и божественным существом. Действие картины Леонардо развёртывается на фоне древнего символа космоса – пещеры.
Отрывок из «Одиссеи», который подробно комментирует Порфирий, следующий:
Возле оливы – пещера прелестная, полная мрака,
В ней – святилище нимф; наядами их называют.
Много находится в этой пещере амфор и кратеров
Каменных. Пчёлы туда запасы свои собирают.
Много и каменных длинных станков, на котором наяды
Ткут одеянья прекрасные цвета морского пурпура.
Вечно журчит там вода ключевая, в пещере два входа.
Людям один только вход, обращенный на север, доступен.
Вход, обращенный