Читать интересную книгу Дамоклов меч над звездным троном - Татьяна Степанова

А Долгушин носил модную стрижку под Дитера Болена, красился перекисью в блондина, рисовал на щеках зигзаги черных молний. Выходил на сцену в потертой кожаной косухе в заклепках. И вслед за Цоем пел о том, что мы все, все, все, в том числе и девятиклассник Вадик Кравченко, ждем перемен.

И перемены случились. И самого Долгушина они явно коснулись. Он уже не красился в блондина — Кравченко видел перед собой шатена с проседью на висках. Аккуратная короткая стрижка, твердый подбородок, спокойный — внешне чересчур даже спокойный — ленивый взгляд. Но что скрывалось под пленкой этого спокойствия — Кравченко определить затруднялся. Что-то было там — это сразу почувствовало его сердце и тревожно екнуло. «А не послать ли всю эту бодягу, пока не поздно, подальше?» — пронеслось в голове.

— Так чем мы можем вам помочь, Виктор? — спросил он громко. Мысль насчет бодяги была слабостью. А слабость в себе Кравченко беспощадно давил в зародыше. — Что, какие-то проблемы в плане личной безопасности?

— Да, есть проблемы, — Долгушин прищурился, явно оценивая их с Мещерским — подойдут, годятся? — Но не у меня.

— У кого-то из ваших близких?

— Вадим, помните обстоятельства, при которых мы познакомились?

— Помню, — Кравченко улыбнулся. — Побузили малость, что с того?

Ему было странно слушать этот вежливый голос — давным-давно в конце восьмидесятых невозможно было даже представить, что к лидеру «Крейсера» когда-то станут обращаться строго на «вы». Он был свой в доску парень, парень из города Питера. Он играл рок. Пил прямо на сцене пиво из бутылки. Он говорил на их языке, его слова были понятны всем. Он был старше их, но это мало что значило. Он был свой, он был наш. На него хотелось походить как на старшего брата.

— Лешка Жданович — друг мой, человек он хороший. — Долгушин смотрел на Кравченко, словно догадывался, о чем тот думает. — Характер, правда, у него сложный. Порох — характер. Покоя ему не дает. Болеть душой заставляет, переживать порой из-за такого дерьма, что… Другой бы плюнул и растер, а Леха нет — испереживается и кинется очертя голову справедливость восстанавливать. Ну и получит — сколько раз уж получал, было.

— Он поэт, — не выдержал Мещерский. — Он сам-то, интересно, это понимает? То, что мы все травой порастем, а его песни, стихи его сто раз еще вспомнят. Извините, я не то хотел сказать…

Долгушин усмехнулся:

— Да ладно, чего уж там. Сергей вас зовут? Ладно, Сережа. Я вам так отвечу — пока достаточно того, что я это понимаю. Я Лехе товарищ. И хочу ему добра. Поэтому я к вам и обратился.

— Кто-то на Ждановича наехал по-крупному? — спросил Кравченко.

— Нет. Сам он может наехать — вот в чем фишка-то.

— На кого? — изумился Кравченко. — Он?

— Он. Через три дня в Москве дает свой сольный концерт Кирилл Боков. Рекламу, может, видели? Говорят, уже по всему Третьему кольцу на щитах висит, красуется бобик нескучный. — Долгушин помолчал. — У Лехи Ждановича с ним давняя история.

— Я на сайте читал, — встрял Мещерский. — Жданович какой-то питерской газете интервью дал. Говорит там корреспонденту, мол, «боковщина» хуже фашизма. Ну, конечно, Кира Боков не Паваротти и не Джастин Тимберлейк, но есть и хуже, много хуже. А у него тенор как-никак приличный. Песни, правда, насквозь попса, но он и на классику вон замахивается. То хип-хоп споет, приколется, а то вдруг арию Ленского отчебучит. В общем, хоть как-то оригинальничает. Не совсем уж отстой поет — тили-тили, трали-вали. А из-за чего они со Ждановичем конфликтуют?

— Я не знаю. Леха его не переваривает. До брезгливости, до Дрожи, до отвращения. Бывает такое — полная несовместимость, — Долгушин поморщился. — Я этого не понимаю. По мне, если даже перед тобой законченный урод — это только повод для новых открытий. Но у Лехи на все это иное мнение. В прошлый раз там, у «Астории», как говорится, все обошлось без последствий. Но… В общем, я точно знаю, здесь, в Москве, Жданович Бокову спокойно жить не даст. Во что все это выльется, не знаю, но хочу принять меры. На Бокова, честно говоря, мне наплевать. Да у него и охрана есть. А вот Леха… Значит, дело у меня к вам, ребята, такое, раз уж вы напарники. — Долгушин положил стиснутые кулаки на стол. — Вы профессионалы, работаете не первый год, да? Реакция вон у Вадима хорошая, как я убедился. Я хочу, чтобы вы любым доступным способом уберегли Леху от самого себя, Я хочу, чтобы вы сделали все возможное, чтобы он не попал к Бокову — ни в отель, ни в гримерную. Чтобы они опять не пересеклись — в ресторане ли, в баре. А если все же это произойдет, чтобы вы были с Лехой рядом и не позволили бы ему…

— Набить Бокову морду? — без обиняков брякнул Кравченко.

Долгушин помолчал.

— Он в очень уязвимом положении сейчас находится — Леха, — указал он после паузы. — Вы даже представить себе не можете. Все сейчас стадо по-другому. А впереди — сплошные перемены.

— Опять перемены? — спросил Мещерский. — Куда дальше-то?

— Есть куда, — Долгушин невесело усмехнулся. — В случае чего, если Леха сорвется, с ним разберутся сразу и по полной программе, без снисхождения. Будет что-то вроде показательной публичной экзекуции. У вас это любят. Припаяют срок за хулиганство, а то и вообще… Ну, это смотря какой он Бокову сюрприз преподнесет; Я всего этого не допущу. Поэтому и хочу с вашей помощью…

— А Жданович в курсе, что вы нас к нему стражами приставите? — спросил Кравченко. — Если он не захочет?

— Если не захочет… Ну тогда все равно будете сторожить — негласно. Но он сейчас в таком состоянии, что…

— Да пьет он. Пьет Алексей Макарыч наш, — шумно вздохнул капитан Аристарх. Они все как-то забыли про него, а он был тут, в кают-компании. — Я уж долбил, долбил ему — чего ты, дурень. Из-за такого-то дерьма организм свой гробить.

— Из-за какого дерьма? — не понял Мещерский. Капитан Аристарх сделал неопределенный жест, а потом махнул ладонью — а, что там говорить!

— А где Жданович сейчас? — осведомился Кравченко. — В Питере, в Москве?

— С нами пришел, на теплоходе. Его каюта третья, — ответил Долгушин. — Вещи тут его все. В общем, тут он живет, с нами. Но сейчас его нет. Сына поехал проведать. Сын у него тут в Москве от первого брака. У жены — новая семья, муж бизнесмен. Леха там, в общем, пятая спица в колесе, но сына он видеть должен. Это ему сейчас — лучшее лекарство.

— Он еще того, Витя, не забудь им сказать, — вмешался капитан Аристарх. — Он в «России» номер снял.

— А где Боков будет давать концерт? — быстро спросил Кравченко.

— В концертном зале «Россия». — Долгушин посмотрел на Кравченко. — Ну что, ребята, беретесь помочь мне? Очень не хотелось бы каких-то тупиц, пофигистов нанимать со стороны. Сейчас ведь все всем до лампочки, даже если и деньги платят. А вы ребята умные. О поэтах вон загнули, значит — не все еще так безнадежно.

— Я помню концерт Ждановича в Лужниках в девяносто четвертом, зимой, — сказал Мещерский. — Я там был. И потом его по телевизору показывали. Почему сейчас его никогда не показывают? Почему вы совсем нигде не выступаете? Как же это можно вот так взять и бросить все, чем был «Крейсер»?

Долгушин скользнул по нему взглядом и ничего не ответил. Обратился к Кравченко:

— Оплата, как я и сказал, на ваших условиях.

Кравченко достал мобильник, включил калькулятор, подсчитал что-то — показал Долгушину.

— Скромные запросы, — хмыкнул тот.

— Это задаток. Остаток заплатите после выполнения работы. — Кравченко спрятал мобильник, по рассеянности выключив его, вместо того чтобы просто убрать калькулятор с дисплея. — Вы не знаете, что может случиться. Я тоже не знаю. Если же произойдет что-то непредвиденное, я сделаю свою работу, подсчитаю дополнительные затраты до копейки. Это уж — будьте уверены.

— Надо составить официальный трудовой договор? Найма или аккордных работ? — Долгушин иронизировал.

— На фиг бумаги. Мое слово, ваше слово, — Кравченко поднялся. — В девяностом у меня было двадцать штук ваших кассет — записи концертов в Питере, Челябе, Уфе, Реутове, Выборге. А БГ было две кассеты, «Кино» — пять. А «Наутилуса»…

— Раньше нас с «Наутилусом» часто сравнивали и потом, когда группа распалась. Я, когда молодой был, только начинал, воспринимал все это крайне болезненно. К Бутусову славу ревновал, психовал, злился, — Долгушин вскинул голову. — Неужели действительно нас нужно было сравнивать? Неужели все дело — в сравнении?

Мещерский чуть было не воскликнул в ответ: ну, конечно же! Но что-то подсказало ему — молчи, дурак. Есть моменты (например, сейчас), когда лучше воздержаться от сравнений.

— Ну вот, мужики, вы и в нашей команде, — гулко подытожил капитан Аристарх. — По такому случаю надо раздавить… Чего заморгали-то? Не тушуйтесь, хорошего французского вина бутылочку раздавить, да не одну. У нас все с собой, на борту, в магазин бежать не придется. Время-то самое обеденное. Сейчас склянки пробьют.