— Один ещё остался, — заметил Моряков, показывая на картину. — Но и он, как видите, вот-вот дозреет.
Хозяин посмотрел на Морякова, на кулёк, на жёлтый банан в углу пустого холста и тихо прислонился к двери.
— А этот натюрморт действительно несколько похорошел, — сказал Моряков, показывая на второй холст, — и я его покупаю.
— Но я его не продаю! — крикнул художник, удивлённый собственным талантом. Он протянул руку, чтобы схватить картину.
Но в этот момент толпа шарахнулась и взревела: сквозь неё ломился громадный слон, на котором сидели Пионерчиков, Перчиков и Челкашкин, и протягивал к картине длинный хобот. Издалека слон увидел на картине свои любимые фрукты.
Моряков взмахнул рукой, а Робинзон, подумав, подхватил картину, и они побежали по направлению к порту. Слон, помахивая хвостиком, затрусил за Робинзоном.
Пять английских матросов и греческий адмирал с криком нырнули в воду.
На улице снова поднялся шум. Пять английских матросов и греческий адмирал с криком нырнули с моста в воду.
Салон опустел. В углу сидел схватившийся за голову хозяин, а у картины вертелась маленькая обезьянка и всё пыталась сорвать с неё прекрасный спелый банан.
Чудеса продолжаются
Большой торговый день Жюлькипура подходил к концу, и взволнованные событиями жюлькипурцы бросились к телевизорам.
С экрана раздавались крики ужаса. Выловленный репортёрами греческий адмирал рассказывал, как он едва не утонул. Принц, вздрагивая, кричал о бешенстве своего лучшего слона.
А в это самое время в лазарете парохода «Даёшь!» метался запертый артельщик. Необычный шум торгового города всё больше будоражил его.
— Тысяча рубинов! Тысяча топазов! Тысяча алмазов!
Артельщик с размаху бросался спиной на дверь. От синяков он уже сиял, как люстра, но дверь не поддавалась.
— Чтоб вас акулы сожрали! — выл Стёпка. Он был готов разметать всё вокруг. — Я вам покажу голодовку! — И артельщик со злостью начал глотать лекарства, которыми была набита аптечка Челкашкина.
Сперва он проглотил успокоительные пилюли, и нервы его начали успокаиваться. Но потом он добрался до возбуждающих, и ярость хлынула ему в виски. Ноги сами стали подбрасывать артельщика кверху, головой в потолок.
— Вот вам! Вот вам! — повторял артельщик.
Бом-бам! Бом-бам! — отвечала верхняя палуба.
Но вот на палубе послышались шаги. Артельщик притих и, тяжело дыша, прислушался. К двери подходил вахтенный Петькин.
— Петькин, отвори, — шепнул Стёпка.
— Не положено, — отрезал Петькин.
— На полчаса, — схитрил Стёпка. — Подышать! Петькин остановился и повернул ключ. Артельщик оттолкнул вахтенного и бросился вниз по трапу.
Теперь только бы добраться до каюты, одеться — и в порт. Он открыл дверь в коридор и попятился: напротив его каюты стоял Солнышкин и, размахивая руками, что-то весело рассказывал боцману, Робинзону и Перчикову.
Стёпка прикрыл дверь и оглянулся. У сходней сидел Федькин с гитарой. И этот путь был отрезан.
Но зато, зато «Даёшь!» стоял, ткнувшись носом в корму пароходика, на котором в клетках вертелись обезьяны, медведи, тигры!
Наступала ночь. По небу проносились уже падающие звёзды. И артельщик решился на риск. Он тихо, на цыпочках прошёл в коридор с другой стороны и исчез в каюте Робинзона.
Через минуту из неё вывалился чёрный толстый медведь и вразвалку потопал к носу парохода.
Весёлые песни Бобби Пойкинса
Бывалый матрос британского флота Бобби Пойкинс стоял на вахте и тихо напевал любимую песенку:
Никогда не плавал яПо далёкой Амазонке…
Правда, он-то побывал и на Амазонке, и в Австралии, ловил тигров и анаконд, и на языке у него приплясывали тысячи великолепных историй.
Сегодня в полдень он с друзьями отправился в бар, чтобы за кружкой виски порассказать кое-что ребятам помоложе, а заодно отметить годовщину с той поры, как акула на виду у всех отхватила ногу их бравому капитану.
И вдруг с ним самим произошла такая история, что ой-ой-ой! Вместо того чтобы сидеть и промывать горло бренди, он, известный ловец анаконд, впереди толпы бежал от слона и барахтался в жюлькипурской луже! Подумать только, завтра годовщина с той поры, как кит чуть не проглотил его любимого прадедушку, а он из-за этого слона ещё не успел выпить за ногу капитана!
Пойкинс от досады крякнул. Но ничего, завтра он отгуляет за всё. Кстати, к завтрашнему дню подоспеет двадцать пятая годовщина с той поры, как он своими руками оторвал лопасть от винта вражеской подводной лодки. Эге, да тут можно будет заказать и торт на двадцать пять свечей! Бывалый матрос присвистнул от удовольствия. Вокруг плясала вода, в клетках нежно посапывали медведи, урчал тигр.
Но тут Пойкинс обернулся и вздрогнул. Из-за ближней клетки прямо на него смотрела хитрая морда чёрного медведя. Зверь переступал с лапы на лапу и решал, с какой стороны удобней обойти бывалого моряка.
— Не выйдет, — сказал Пойкинс. — За такого медведя хозяин с меня самого сдерёт шкуру. И никакого торта в двадцать пять свечей!
Он приоткрыл дверцу клетки и с маху попробовал загнать в неё медведя. Но тот так отскочил, что Пойкинс шлёпнулся на четвереньки.
— Эге, да ты хитрить? — процедил сквозь зубы Пойкинс. — Ну, держись!
Но медведь цапнул его за ногу и ринулся вперёд.
— Так ты драться? Ты, братец, не знаешь, что Бобби Пойкинс был ещё и футболистом! — крикнул рассвирепевший моряк. И так двинул медведя по носу, что тот с криком влетел в клетку.
Но и сам Пойкинс отскочил в сторону и сел.
Медведь кричал по-человечьи! Нет, Пойкинс не ослышался и юбилея сегодня тоже не отмечал! Он опустился на колени, заглянул в клетку и откатился обратно с диким воплем: медведь потирал нос человеческой рукой!
— Эй, Пойкинс, что с вами? — спросил сверху штурман.
— Сэр, медведь… говорит, — не поднимаясь, произнёс ловец анаконд. — Он ругается!
Штурман махнул рукой. Но друзья Пойкинса сразу почувствовали неладное. Бравые ребята видели, что в этом Жюлькипуре случаются диковинные вещи. И как только они подбежали к клетке, палубу огласили вопли, а бравые моряки кинулись в стороны.
Чёрный медведь действительно чесал нос человеческой рукой!
Страшные волнения Стёпки-артельщика
Конечно, под медвежьей шкурой прятался одуревший от боли артельщик. Он сидел в клетке, а рядом с ним в страхе карабкался на стенку настоящий гималайский медведь, которого артельщик едва не придавил своей тушей. Но, убедившись, что новый сосед не предпринимает никаких агрессивных действий, медведь тихонько потянул носом и опустился на пол. Артельщик лязгнул зубами и забился в угол. А мишка сделал шаг и обнюхал его.
«Сожрёт, сожрёт!» — хотел крикнуть артельщик. И на шкуре, под которой он сидел, шерсть начала подниматься дыбом. Но добрый гималаец подошёл поближе и лизнул нового товарища по несчастью.
Он это сделал так ласково, что артельщик не выдержал: вцепившись в клетку, он грустно посмотрел в ту сторону, где сверкал огнями жюлькипурский банк, и вдруг горько-горько всхлипнул. По толстым щекам покатились слёзы.
А между тем к маленькому английскому пароходику со всех сторон мчались жюлькипурцы. До чего же быстро распространяются слухи!
— Оборотень! — кричали одни.
— Он разорвал полкоманды! — ужасались другие.
А хозяин жюлькипурского зоопарка, взлетая на трап, кричал:
— За любую цену, только нашему зоопарку!
Великие планы рушились. И артельщик заплакал ещё громче.
— Бобби, что он делает? — спросил сверху штурман.
— Он рыдает, — прохрипел старый матрос.
— Смотрите! Он в самом деле рыдает! — раздался над головой артельщика голос, от которого слёзы покатились у него, как ручьи по палубе.
— Он действительно рыдает! — воскликнул Моряков, который прибежал почти со всей командой.— Дайте-ка лампу!
Капитан присел и чуть не выпустил лампу из рук. Прямо перед ним, вцепившись в клетку волосатыми руками и прижавшись к прутьям пухлой щекой, рыдал артельщик, которого участливо лизал большой гималайский медведь. А сзади него лежала знакомая Морякову медвежья шкура.
— Артельщик! — крикнул Солнышкин.
— Он уже куплен! — предупредил хозяин зоопарка.
И тут случилось нечто неожиданное. Пионерчиков подскочил к доктору Челкашкину и, размахивая пальцем, яростно крикнул:
— Всё это ваши штучки, всё это ваши эксперименты, я знаю!
Челкашкин удивлённо пожал плечами.
— Слушайте, штурман, что вы говорите? — вмешался Моряков. — Какие эксперименты?
— Вы ещё ничего не знаете, — выпалил Пионерчиков, который кое-что повидал за это время. — Ничего не знаете! — Открыв клетку, он помог выбраться заливающемуся слезами артельщику.