Эта погода годилась для урожая – никак не для прогулки в середине дня. Колетт чувствовала, как по спине течет струйка пота, и еле сдерживалась, чтобы не передернуть плечами. Граф прикрыл глаза и, казалось, дремал, а Кассиан вновь принялся говорить – на сей раз о своей новой паре лошадей, что звучало не менее скучно.
Однако место для прогулки было выбрано идеально. Это оказался сад при небольшом охотничьем домике, принадлежавшем принцу, и там все было уже готово для приема гостей. Колетт рядом с мужем прошла на лужайку под сенью роскошных платанов, стоявших здесь, надо полагать, не одно десятилетие, и увидела столы, ломившиеся от лакомств, сверкание кубков, а вдалеке – добротные крыши беседок. Склон опускался, открывая вид на речку, впадавшую в сонный пруд, и виден был неподалеку розарий, весь в ярких пятнах распустившихся цветов.
– Недурно, недурно, особенно если вино хорошее, – произнес граф, обозревая открывшуюся ему картину. – Нужно засвидетельствовать почтение его высочеству. А вот и он, как всегда в окружении дам.
Действительно, Беарнец стоял посреди поляны, держа в изящной руке серебряный кубок, и смеялся шутке молодой прелестницы, делано скромно опускавшей глаза. Граф де Грамон с супругой подошел поближе и приветствовал сюзерена:
– Ваше высочество, зачем же вы выбрали такой сад, когда вокруг вас настоящий розарий? Вон тот, – Ренар махнул рукой в сторону цветника, – всего лишь подделка по сравнению с этим!
Колетт сдержала улыбку. Сегодня муж непозволительно добр: обычно он приветствовал присутствующих изысканными колкостями.
– И мой розарий стал еще краше! – Генрих любезно кивнул Колетт, та ответила подобающим поклоном. – Мадам, позвольте заметить, что вы выглядите прекрасно!
В этот момент Колетт поняла, что Ренар плохо на нее влияет: ей захотелось ответить на расхожий комплимент легкой насмешкой, и что-то такое уже вертелось на языке, и лишь в последний момент Колетт проглотила готовые сорваться слова.
– Благодарю вас, мой принц, – выдавила она и опустила глаза, подобно той самой молодой прелестнице.
Ничего не значащий разговор о вещах, которые на самом деле тоже значили немного, заплескался вокруг, и Колетт привычно присоединилась к нему. В тени платанов жара ощущалась не так явно, слуги постоянно подносили освежающее питье, и все это – яркость тканей, плавные жесты, движение чужих губ – вдруг показалось Колетт пустым и ненужным. Она отошла в сторону, чтобы не принимать участия в беседе, которая не задевала в ней никаких струн, и остановилась под старым деревом. Кора платана была изъедена жучками, сморщена, однако его величественная крона неторопливо шумела над головой Колетт. «Ты стар и могуч; какой будет моя старость?»
Она невольно бросила взгляд на супруга: граф де Грамон – вот ее грядущая старость. С ним Колетт проведет остаток дней, если только из-за слабого здоровья странный супруг не покинет ее слишком рано. Впрочем, Ренар обещал, что такого не случится.
Он стоял возле принца, но улыбался сегодня меньше, и Колетт видела, что нынче ему с трудом дается и присутствие здесь, и веселье. Она не знала, что с ним случилось и чем он болен, однако уже привыкла смотреть на него часто – и видела, как мгновенно заострились скулы, глаза казались темнее и глубже посаженными, а губы пересохли. Ренар кивал, слушая Беарнца, стоял прямо, и не наблюдалось в его позе привычной легкости, этакого галантного скольжения, которое привыкла видеть в нем Колетт.
Она посмотрела еще некоторое время, потом огляделась: во главе самого длинного стола было установлено кресло, видимо, для принца, рядом с ним – еще несколько, занятых престарелыми дамами и господами, образовавшими свой круг. Колетт подозвала слуг и велела принести из охотничьего домика еще два кресла, а когда приказание было исполнено, показала, где их поставить – у стола, но подальше от стариков. Пожилые люди могли быть ужасно занудными – а это не то, чего она искала сейчас.
Проделав все это, Колетт подошла к мужу.
– Мой дорогой супруг, – произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал томно, – я немного устала от жары. Не посидите ли вы со мной у стола?
– Если вы просите, я не могу отказать, – Ренар поклонился принцу и отвел жену туда, куда она просила. Слуги, исправно караулившие кресла, были отпущены с миром. Граф опустился на бархатное сиденье, поморщился и повернулся так, чтобы шпага не задевала ножку стола. – Уловка, моя дорогая?
– Никаких уловок. Скажите мне, что не мечтали об этом, и вы солжете.
– А вы угадываете, о чем я мечтаю? – прищурился граф.
– Иногда, Ренар, – призналась Колетт.
– Мне нравится, как вы произносите мое имя, – сказал он вдруг. – Такой чудесный говор.
– Я не замечала.
– Конечно, для вас он звучит привычно. У вас мягкая речь, Колетт, мягкая, как кошачьи лапки.
– Или лисий мех? – сказала она, забавляясь.
– Вы взяли имя моего рода, оставьте мне мое собственное! – шутливо возмутился Ренар, глаза его сверкнули, и вдруг, в этой мимолетной улыбке, в нечаянном повороте головы Колетт почудилось нечто иное.
Не человек. Лис.
Она моргнула. Вот так и рождаются сказки об оборотнях.
– Зачем мы приехали сюда, Ренар? – спросила она.
– Вы не хотели?
– Мне нравится Грамон. Я с удовольствием провожу там время.
– Маленькая затворница, вы меня не обманете, – улыбнулся Ренар. – Так же вам нравится этот блеск, эти краски, вы сами говорили мне, что любите летнее время.
– Как и любое другое.
– Что же, скажете, вам и жить нравится? – поинтересовался граф.
– Каждый день я открываю что-то, – сообщила Колетт. – И это мне нравится.
– Что открыли сегодня?
– Что вы поехали сюда, так как думали, будто я того хотела.
Граф склонил голову набок; пышное рыжее перо у него на берете свесилось, словно мягкое лисье ухо.
– Да вы подозреваете меня в добросердечии? – возмутился Ренар. – Никто не решается такое проделывать!
– Я ваша супруга и скромно надеюсь, что у меня есть кое-какие привилегии.
– Кое-какие. М-да… – удивленно протянул де Грамон. – Как прелестно вы это обозначили, Колетт. Значит, по-вашему, я решил вам угодить?
Она кивнула, не собираясь расставаться со сложившимся у нее впечатлением.
– И вы правы, – сказал граф внезапно, – это так. Мне хотелось, чтобы вы покинули свою гостиную, где свили гнездо, и вылетели на простор, моя маленькая птичка.
Колетт даже немного растерялась.
– Вы действительно неважно себя чувствуете, если говорите мне такое.
– Вам не нравится?
– Вы… на себя не похожи, – пробормотала Колетт.
Слуга поднес графу бокал с вином, и это разорвало хрустальные нити волшебного непонимания. Колетт надеялась, что разговор удастся продолжить, однако слуга не спешил уходить. Склонившись в почтительном поклоне, он сообщил, что его высочество принц Наваррский просит графиню де Грамон оказать ему честь и прогуляться с ним по розарию.