Читать интересную книгу Тени Петербурга - Юлия Ставрогина

Улыбка не исчезала с лица рассказчицы, и с нею она напоминала старушек, которые рассказывают внучкам о своей первой любви. Я не переставала удивляться её восприятию прошлого, да и настоящего тоже.

Во времена своего детства я не раз замечала некое равнодушие, которым было пропитано отношение многих аристократических дам к своим отпрыскам. Оно проявлялось, например, в зомбировании (в какой-то степени) их на предмет будущей профессии. Так, многим мальчикам назначено было стать военными вопреки их собственному желанию. Дворянскому сословию не важен был сам отдельный человек, имел значение лишь род. Все делалось во имя процветания этого рода.

По этой же причине даже родители, которые не пылали любовью к своему чаду, никогда не оставили бы его без жилья и средств к существованию. Большинство дворян стремилось оградить от бедности вообще всех людей, носящих их фамилию, не только детей, но и тетушек, дядюшек, кузенов и кузин. Банкротство одного представителя рода бросало тень на репутацию остальных, поэтому его всеми силами старались избежать. Невозможно представить, что последний граф Олсуфьев, например, как бы ни презирал свою некрасивую дочь и не упрекал её за то, что из-за её некрасивой внешности она не выйдет удачно замуж и останется до старости сидеть на шее у своих родичей, трудно представить, чтобы он выгнал её за порог дома.

– Сначала я жила у одних друзей, потом у других, – между тем продолжала Алина, – а после выяснилось, что у меня их не так уж много. Так я и казалась в подвале, а потом все произошло, как в песне Александра Васильева: «прохожий на остановке возьмет и укроет тебя под плащом» – ты укрыла меня здесь.

Прежде чем я смогла ввернуть своё скромное «не стоит благодарностей», Алина достала кухонный нож, которым ещё утром резала сыр для бутербродов, и с силой провела по своему запястью. В нос мне ударил запах железа, уровень которого в крови, был, очевидно, выше нормы. У меня перехватило дыхание.

– Прекрати, – прошептала я очень тихо, поскольку мои челюсти отказывались мне подчиняться, – уходи к себе в комнату.

Но Алина не тронулась с места.

– Это меньшее, чем я могу тебе отплатить.

Как я уже говорила, мне не хотелось впутывать её во все сверхъестественные дела, но жертва, которую она стремилась принести, заметно облегчала мне моё существование в городе, среди людей, рейфов и черт знает кого ещё в лице Кофмана. Поэтому я взяла чашку из-под кофе и принялась с нетерпением наблюдать, как она наполняется кровью светловолосой девушки, сидящей рядом со мной.

12

На мою помолвку, вняв нашим просьбам с Романом, был приглашен лишь узкий круг гостей: из тех, кто не состоял в родстве с князьями Абамелик, присутствовали только Юсуповы, Берги, Путятины и пара молодых людей – знакомых Романа. Повара приготовили вкуснейший ужин из тех блюд, которые я любила. А на десерт даже подали настоящий штрудель, приготовленный истинным немцем.

Родители, будто сговорившись запретить самим себе думать о моем женихе как-то нехорошо, много смеялись и выглядели счастливыми. Глядя на них и Романа, я не могла не поддаться общему веселию. Лишь два обстоятельства омрачили сей знаменательный день. Первым явилось то, что, как я и ожидала, моя подруга очень ревностно воспримет известие о моей готовящейся свадьбе. Едва я только оказалась одна, Вера подошла ко мне и заговорила язвительно:

– Никто не полагал, а я, признаться, менее всех, что ты согласишься на подобный брак, – прошептала она.

– На какой, уточни

В тот момент я чувствовала себя взволнованной и счастливой, поэтому надеялась, что она уймется и не станет заводить снова старую шарманку о моей беспечности.

– Поспешный, необдуманный, сомнительный наконец…

Я только покачала головой, обозначив своё нежелание комментировать её замечание, но Вера только криво улыбнулась, и не думая прекращать своего неуместного вмешательства.

– Ты ничего не знаешь об этом человеке, кроме того, что он будто бы принадлежит к знатному роду…

В её тоне слышалось не только сомнение, как будто она не доверяла ни единому слову Романа, но и открытая неприязнь. Услышав неприятные нотки в голосе девушки, которую все же считала своей подругой, я предпочла ничего не ответить. Замечание Веры, как дорога она мне ни была, не могло омрачить моей радости. Довольно просто мне удалось абстрагироваться от её слов. Вместо того чтобы вести ненужный спор, я принялась рассматривать остальных гостей.

Вера добавила ещё что-то о том, что сомневается в величине состояния Романа, затронула тему, характеризующую её с известной мне стороны. После чего, видимо, убедившись, что не производит своими словами на меня абсолютно никакого впечатления, она, наконец, смолкла.

Почти с самого начала вечера Роман, как и полагалось, был окружен всеобщим вниманием. Все приглашенные (да и большинство в свете), видели в нем загадку, а то, что на нем остановила свой выбор одна из самых завидных невест столицы (коей бесспорно считали меня) добавляло Остен-Сакену привлекательности. И все, несомненно, стремились его разгадать. А по тому, как обходителен был Роман с любым из тех, с кем ему приходилось разговаривать в тот вечер, каждый из его собеседников, скорее всего, решил, что непременно разгадал его или был близок к этому. Как я уже говорила, даже мои родители сменили сомнение на одобрение, что явилось ещё одним поводом для радости.

Огорчало меня, наряду с поведением Веры, и то, что никто не танцевал. Это обстоятельство было вынужденным, поскольку прошло всего две недели с того момента, как объявили о начале войны с Японией – второй факт, который омрачил мою помолвку и приблизил день моего венчания. Мои родители стремились сыграть свадьбу, как можно, быстрее и отправить меня и Романа дальше от столицы, потому что опасались, что мой жених может уйти добровольцем на фронт. В его настроении, и в самом деле, проскальзывало что-то похожее на готовность к самопожертвованию, из-за которой Роман казался мне самым удивительным и прекрасным человеком, которого создал Бог.

Я помню, как один из наших родственников сказал за ужином:

– Господа, эта война не более, чем тактический ход императора. Вот увидите, через пару месяцев наши солдаты уже будут дома со своими семьями.

Вслух никто возражать не стал, но я видела, как Роман и Николай Юсупов обменялись печальными взглядами, выражавшими сомнение. Вообще же война стала главной темой разговоров на долгое время, но хотя я и поддерживала их при необходимости, сама же не ощущала её реальности. Я проживала в «здесь» и «сейчас», и там мне было очень уютно.

День своей свадьбы я помню, как самый суетливый день с моей жизни. Прислуга, а также куча знакомых и незнакомых женщин бегали вокруг меня. Две очень молодые девушки туго зашнуровывали лентой из белого шелка корсет моего платья, украшенный мелкими бриллиантами. Юбка же из-за наложенного под неё каркаса выглядела невероятно и даже чуть старомодно пышной. Я ощущала себя настоящей принцессой, но не могла побороть своего волнения и смущения. Из-за одолевавших меня в тот момент чувств я не могла выдавить из себя и улыбки, поэтому, наверняка, выглядела больше растерянною, чем счастливою.

Вообще же реальность представлялась мне весьма расплывчато: все голоса смешались в один непонятный гул, зрение отказывалось фиксировать и различать лица, и они казались мне нечеткими. Но очень скоро я увидела нечто ясное и прекрасное: глаза Романа. Он смотрел на меня с самого моего появления в церкви под руку с отцом. Мой будущий супруг в своем новом, идеально скроенном фраке ждал меня у алтаря, сложив руки за спиной. Если он и улыбался, то я не заметила этого.

По церкви я старалась передвигаться бесшумно, а когда предстала перед алтарем, то и вовсе перестала шевелиться. Меня обездвижило странное ощущение полноценности, как будто от меня с самого рождения оторвали какую-то часть, и только теперь я её вернула обратно. Хотелось даже перестать дышать – так я боялась нарушить чувство цельности внутри себя. Запах горящего воска вызвал во мне желание молиться. И хотя я чувствовала себя самым счастливым человеком в мире, в своей молитве я все же просила у Господа большего: неиссякаемой радости, здоровых детей и того, чтобы наша с Романом любовь не заканчивалась никогда.

Кажется, я дрожала от волнения, но вот что странно: ни на мгновение в голове у семнадцатилетней меня не возникло и тени сомнения. Я знала, что все делаю правильно. Откуда взялась подобная уверенность, остается только догадываться.

Голос священника звучал громко и неразборчиво. Впрочем, я обращала внимание на смысл его слов только тогда, когда он принимался крестить нас с Романом. Благословение отца, матери, Господа Бога – все это казалось таким важным тогда… Как полагается, меня спросили, является ли мое желание вступить в брак добровольным. Тут также обошлось без сомнений и раздумий. Я произнесла: «Да» – и сама удивилась тому, как спокойным и легким получилось согласие. И даже веселым, что совершенно не подходило для такого серьезного обряда. Я почти уверена в том, что все время пребывания в церкви не переставала ругать себя за чрезвычайную эмоциональность..