По возвращении на место я, не скрывая своего недовольства, спросил Макарова:
- Почему оторвался?
- Виноват, товарищ командир, - последовал ответ. - За тем, что на белом коне, погнался. Уж очень захотелось уничтожить эту сволочь...
Конечно, Макаров получил нагоняй за самовольство. Но в душе я ему сочувствовал. И даже восхищался его поступком. Этот круглолицый, сероглазый, всегда веселый крепыш нравился мне с самого начала нашей совместной службы. На первых порах он безупречно выполнял обязанности ведомого. Потом ему стали доверять водить на задания группу. К концу боевого дня, после пяти-шести вылетов, у него как-то неестественно вытягивалось лицо. А наутро, после крепкого сна, оно снова приобретало округлый вид и на нем по-прежнему сияла улыбка...
Утром 13 октября я полетел в паре с капитаном Хлусовичем на разведку противника. В районе Зубцова по невзорванному волжскому мосту густо шли немецкие войска. Часть из них направлялась на Старицу, другие входили с востока в Ржев. Таким образом, наш полк оказался почти в полном окружении. Оставался лишь небольшой коридор на северо-западе.
Мы поспешили вернуться на аэродром. Он уже обстреливался из минометов.
- Надо немедленно улетать, - доложили мы командиру полка. - Технический состав выйдет из окружения по лесам.
Сергеев колебался. Лишь после нескольких минут раздумья махнул рукой и приказал начальнику штаба майору Проворову установить очередность перебазирования. Для посадки самолетов облюбовали площадку на окраине Калинина.
Первой взлетела наша эскадрилья. Вскоре показалась Старица, охваченная пожарами. Над городом кружили несколько "юнкерсов". Заметив нас, они поспешили ретироваться. Однако одного мы все же настигли и сбили. Затем загнали в землю повстречавшегося "хеншеля". Но ввязываться в длительный бой избегали: эскадрилье предстояло прикрыть посадку остальных подразделений полка.
Вот и Калинин. Знакомый пригород в дыму и пламени. Снижаемся и заходим на посадку. На облюбованной нами площадке все вроде нормально: даже посадочный знак выложен. Финишер у "Т" помахивает белым флажком. Однако меня что-то насторожило. Решил садиться со второго захода.
Выполняем традиционную "коробочку", и тут неподалеку в леске я замечаю танки и бронетранспортеры с крестами. Фашисты! Или, может быть, мне это показалось? Киваю Долгушину и Макарову: мол, посмотрите, что там, под деревьями. Тот и другой скрещивают руки - садиться нельзя. Значит, я не ошибся. Но откуда здесь немцы? Неужели они взяли Калинин?
Быстро разворачиваемся и с набором высоты уходим в сторону города. С земли по нашим самолетам открывается огонь из зениток. Эффективность его невелика: лишь две машины получили пробоины.
Центр города тоже охвачен пожарами. По улицам движутся группы людей. Одни направляются в заволжский район, другие - в Затверечье. Внутри у меня все похолодело, когда я подумал, что где-то в этих толпах, наверное, находится моя мать - ткачиха с фабрики "Пролетарская мануфактура". Пожалуй, никогда - ни раньше, ни позже - не чувствовал я такой неукротимой ненависти к фашистам. Вспыхнуло неистовое желание немедленно броситься на них и биться до последнего патрона, до последнего дыхания...
Выполняем над городом один круг, второй, ожидая подхода других подразделений полка. Отсюда хорошо просматривается площадка, на которую мы предполагали сесть. Вдруг вижу над вагоностроительным заводом трех "юнкерсов". Предупредив ведомых, включаю форсаж и на большой скорости атакую ближайший бомбардировщик. С короткой. дистанции открываю огонь из всех пулеметов, и "юнкерс" валится на землю...
Своих мы так и не дождались. Горючего в баках оставалась самая малость. Посадку произвели в районе Клина. Я сразу же бросился разыскивать горючее: надо было во что бы то ни стало предупредить товарищей об опасности, подстерегавшей их на окраине Калинина. Но пока я мыкался, остальные наши эскадрильи тоже прилетели в Клин. Не было только командира и комиссара полка.
Капитан Тимофеев рассказал, что он все же садился на окраине Калинина. Не обнаружив на аэродроме ни одного из наших самолетов, подрулил к командно-диспетчерскому пункту, чтобы выяснить, где же те, что вылетели раньше него. Навстречу вышел человек в красноармейской форме и, морщась от воя незаглушенного мотора, замахал руками: мол, вылезай, сейчас все объясню. Тимофеев стал отстегивать привязные ремни, но в этот миг раздалась автоматная очередь. Стрелял немецкий солдат, выскочивший из-за капонира. "Красноармеец" плюхнулся на землю и истошно закричал по-немецки. Автоматчик остолбенел от удивления.
Тимофеев понял, что аэродром захвачен противником. Он резко развернул свой И-16 и начал разбег. За командиром последовали остальные летчики эскадрильи. Лишь один из них замешкался, и его самолет на взлете попал под плотный пулеметный огонь. Бензопровод оказался перебитым, мотор остановился. Летчику пришлось идти на вынужденную посадку. Выскочив из самолета, он скрылся в лесу и через несколько дней вернулся в полк.
А третья эскадрилья, ведомая старшим лейтенантом Кусакиным, расчетливым и осторожным командиром, перебазировалась без происшествий. Не увидев на калининском аэродроме наших самолетов, она даже не попыталась там садиться, сразу направилась в Клин.
Командир же полка покинул место прежнего базирования только в середине дня. Ведомыми у него были капитан Хлусович и лейтенант Борис Власов. Над Старицей эта группа встретилась с вражескими истребителями и завязала ожесточенный бой. Немцам, имевшим численное превосходство, удалось сбить самолет лейтенанта Власова и повредить машину командира полка. Тем не менее Сергеев и Хлусович оторвались от противника и произвели посадку на окраине Калинина. Командир полка сразу же вылез из кабины, а Хлусович несколько задержался. Осмотревшись, заметили, что они здесь одни.
- А где же наши? - тревожно спросил Хлусович.
- Сам удивляюсь, - развел руками Сергеев.
- Надо немедленно взлетать. Что-то здесь не так, - предостерег Хлусович.
- Сейчас взлетим, только посмотрю, что с колесом.
Тем временем к самолетам вплотную подкатил грузовик, и из кузова его посыпались немецкие солдаты. Они мигом набросились на Сергеева. Тот даже не успел вытащить пистолет. Хлусович поспешил запустить двигатель. Это удалось не сразу. Пока летчик возился с насосом, подбежал немецкий офицер. Размахивая пистолетом, он на ломаном русском языке несколько раз прокричал "Вылазь". Хлусович не торопился выполнять команду немца. Тогда гитлеровец, ступив одной ногой на плоскость, потянулся к кабине. Но Хлусович выхватил из кобуры ТТ и с размаху ударил противника по голове. Немец свалился, уронив свой пистолет в кабину самолета. В ту же секунду запустился мотор. Самолет рванулся с места и пошел на взлет поперек площадки. Вслед ему загремели автоматные очереди, однако он улетел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});