Читать интересную книгу До Адама - Джек Лондон

Именно наши беззаботность и тупость особенно угнетают меня, когда я вспоминаю свою первобытную жизнь. Однажды я нашел разбитую тыкву, которая случайно оказалась под дождем отверстием вверх и теперь была полна доверху.Вода была пресная, и я пил ее. Я даже взял ее с собой к реке и наполнил водой, часть которой выпил, а часть вылил на Вислоухого. А потом я отбросил ее прочь. Мне так и не пришло в голову наполнить тыкву водой и отнести в свою пещеру, хотя меня часто мучила жажда по ночам, особенно после дикого лука и жерухи, и никто никогда не осмеливался выходить из пещер по ночам, чтобы напиться. В другой раз я нашел сухую тыкву, внутри который звенели семена. Я некоторое время забавлялся с ней. Но это была всего лишь игрушка, ничего больше. И все же, прошло немного времени и использование тыкв для хранения воды стало обычным делом для всего племени. Но это была не моя заслуга. Честь изобретения принадлежала старику Мозговой Кости, и справедливость требует признать, что новшество было вызвано к жизни его немощью.

Во всяком случае, первым членом орды использовавшим тыквы, стал Мозговая Кость. Он хранил запас питьевой воды у себя в пещере, принадлежащей его сыну, Лысому, который разрешил ему занять в ней угол. Мы часто видели Мозговую Кость, наполнявшего тыкву у водопоя и с осторожностью относившего ее в пещеру. Страсть к подражанию была сильна в нашем народе, и сначала один, а затем и другой, и еще один добывали тыкву и использовали ее для тех же целей, пока это не стало обычным способом хранения воды.

Иногда старика Мозговую Кость одолевала болезнь, и он не мог выйти из пещеры. Тогда Лысый наполнял для него тыкву. По прошествии некоторого времени, Лысый возложил эту обязанность на своего сына Длинногубого. И после этого, даже, когда Мозговая Кость выздоровел, Длинногубый продолжал носить для него воду. Постепенно, кроме особых случаев, мужчины вовсе перестали носить воду, предоставив это женщинам и подросткам. Вислоухий и я были независимы. Мы носили воду только для себя и часто дразнили юных водоносов, когда их отрывали от игр, чтобы наполнить тыквы.

Наше развитие шло медленно. Мы играли всю жизнь, даже взрослые играли почти как дети, и играли мы так, как не играли никакие другие животные. То немногое что мы умели, мы обычно узнавали в ходе игры, благодаря нашему любопытству и проницательности. Вот почему единственным значительным изобретением за время моей жизни в племени было использование тыкв. Сначала мы хранили в тыквах только воду – подражая Мозговой Кости. Но однажды одна из женщин – я не знаю кто именно – наполнила тыкву ежевикой и отнесла ее к себе в пещеру. Тут же все женщины стали носить ягоды, орехи и коренья в тыквах. Однажды начатое должно было иметь продолжение. Другое усовершенствование переносного хранилища также произошло благодаря женщине То ли у какой-то женщины оказалась слишком маленькая тыква, то ли она забыла ее где-то, но как бы то ни было, она согнула два больших листа, скрепила их кусочками веток и отнесла домой больше ягод, чем могла бы вместить самая большая тыква.

Здесь произошла остановка и дальше в переноске припасов мы так и не продвинулись за все те годы, что я провел с племенем. Никому из нас не пришло в голову сплести корзину из ивовых прутьев.

Иногда мужчины и женщины обвязывали гибкой виноградной лозой охапки папоротника и веток, которые они относили в пещеры для подстилок. Возможно через десять или двадцать поколений мы могли бы подняться до плетения корзин. И я уверен в том, что если бы однажды кто-то из нас сплел из ивовых прутьев корзину, следующим и неизбежным шагом был бы пошив одежды. А с появлением одежды, мы стали бы скрывать нашу наготу и появилась скромность. Это был бы сильный толчок для Юного Мира. Но мы остались без этого импульса. Мы были первыми, и не могли далеко продвинуться в течение одного поколения. У нас не было оружия, огня и только грубые зачатки речи.

Изобретение письменности лежало в столь отдаленном будущем, что мне становится страшно, когда я думаю об этом.

Даже я был однажды на грани великого открытия. Чтобы показать вам насколько случайным было развитие в те дни, я могу без всякого хвастовства утверждать, что если бы не обжорство Вислоухого, я мог бы одомашнить собаку. А этого не смогли сделать даже Люди Огня, жившие на северо-востоке. У них не было собак, я сам это видел. Сейчас я поведаю вам, как вечно голодный Вислоухий, возможно, задержал наше общественное развитие на многие поколения.

На порядочном расстоянии к западу от наших пещер было огромное болото, а к югу протянулась гряда невысоких скалистых холмов. Их редко посещали по двум причинам. Прежде всего, там не было подходящей для нас еды, и, во-вторых, те скалистые холмы кишели логовищами хищников.

Но мы с Вислоухим однажды забрели туда. Мы бы не оказались там, если бы не дразнили тигра. Не смейтесь. Это был сам старый Саблезуб. Мы случайно наткнулись на него в лесу, рано утром, и сидя на ветках, и не опасаясь ничего, излили на него свою ненависть и отвращение. С ветки на ветку, с дерева на дерево мы шли за ним поверху, производя адский шум и предупреждая всех обитателей леса о прибытии Старого Саблезуба.

Охоту мы ему точно испортили. И здорово разозлили. Он рычал на нас и бил хвостом, но иногда останавливался и долго, спокойно смотрел на нас, как будто обдумывая некий способ, которым он сможет добраться до нас. А мы только смеялись и забрасывали его палками и сломанными ветками. Такая травля тигра была для нашего племени чем-то вроде спорта. Иногда половина племени следовало по деревьям за львом или тигром, который отважился появиться днем. Это была наша месть. Далеко не один член племени, захваченный врасплох, закончил свои дни в желудке льва или тигра. В том числе и страдая от такой беспомощности и позора, мы приучили хищников до некоторой степени избегать наше стойбище. И, кроме того, это было забавно. Это была отличная игра.

Итак, Вислоухий и я преследовали Саблезуба около трех миль лесом. В конце концов он зажал хвост между ног и сбежал от наших издевательств, как побитая собака. Мы преследовали его изо всех сил, но когда достигли края леса, он быстро превратился в неясную точку на горизонте.

Я не знаю, что еще могло толкнуть нас на это, кроме любопытства, но, поиграв какое-то время, Вислоухий и я рискнули пойти через равнину к подножию скалистых холмов. Далеко мы не пошли. Почти все время мы были не больше, чем в сотне ярдов от деревьев. Зайдя за угол скалы (мы шли очень осторожно, потому что не знали, с кем можем встретиться), мы наткнулись на трех щенков, играющих на солнце.

Они не заметили нас, и в течение некоторого времени мы наблюдали за ними. Это были дикие собаки. В скале была горизонтальная трещина – очевидно логово, где мать оставила их, и где они должны были оставаться, если бы были послушными. Но кипение жизни, которое заставило Вислоухого и меня уйти далеко от леса, позвало щенков наружу, чтобы порезвиться. Представляю себе как мать наказала бы их, если бы поймала за этим.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});