Читать интересную книгу Улика - Сью Графтон

Я увидела восемь зданий, каждое состоящее из восьми блоков серого цвета. По всему участку росли сикаморы и эвкалипты. Две дороги обрамляли комплекс с разных сторон, но было видно, что обе они сходятся в одном месте, на стоянке, расположенной за зданием, по краям которой располагались навесы для машин. Я нашла место для гостей и припарковалась, одновременно сверяя план комплекса с реальным расположением его частей.

Энди Мотика принадлежал номер 144, счастливым образом располагающийся в дальнем конце комплекса. Я взяла свой блокнот и фонарик и приложила все усилия, чтобы выглядеть как можно более официально. Я миновала зону отдыха, киоск с прохладительными напитками, прачечную, гимнастический зал. Не было видно ни одного ребенка. Судя по количеству пустых мест на стоянке, многие обитатели домиков были на работе или же просто отсутствовали. Чудесно. Какая-нибудь банда воров могла бы начисто опустошить это заведение в полдня.

Я обошла несколько стильных корзин для мусора и поднялась на второй этаж здания номер восемнадцать по лестнице, вынесенной наружу. Площадка перед дверью соседей Энди была симпатично оформлена фикусом, большим, мне по плечо, и гармонирующими с ним растениями в горшках. Порог жилища Энди был абсолютно голым. Даже коврика там не было. Портьеры были отдернуты, свет внутри не горел. Не было слышно ни телевизора, ни стереосистемы, ни воды, спускаемой в туалете. Я позвонила. Затем, отступив на шаг, чтобы проконтролировать соседей с обеих сторон, я выждала положенное время. Никаких признаков жизни. Похоже было, что все здание в моем распоряжении.

Замок в двери был фирмы Вейс. Я перебрала свою связку отмычек, попробовала две — три из них, но неудачно. Вскрыть замок — это обычно хлопотное дело, и мне что-то не хотелось проводить у Эндиного порога много времени. Кто-нибудь мог появиться и поинтересоваться, отчего это я ковыряюсь в замке этой длинной металлической штуковиной, тихо ругаясь себе под нос. Я подняла руку и пошарила за косяком. Энди оставил мне ключ. Я открыла замок и вошла.

Я ужасно люблю бывать там, где меня совсем не ждали. Прекрасно могу себя представить на месте воришек и взломщиков, переживающих, как я слышала, увеличение дозы адреналина в крови почти до уровня сексуального возбуждения.

Я обошла всю квартиру, бегло оглядев обе спальни, встроенные шкафы, две ванные комнаты для того, чтобы убедиться, что никто больше не метался одновременно со мной по этим апартаментам. В спальне Энди я отворила стеклянную дверь, отодвинула ширму и вышла на балкон, общий для двух спален. Не лишним было бы продумать путь бегства на случай, если Энди неожиданно вернется домой. У боковой стены, за углом направо была декоративная решетка для вьющихся растений с недавно посаженным бугенвилем. В случае опасности я смогу спуститься по ней, словно обезьяна, и исчезнуть.

Я вернулась обратно в квартиру и начала свой обыск. Пол Эндиной спальни был густо устлан грязной одеждой, среди которой была прочищена небольшая дорожка. Я проследовала мимо носков, рубашек и спортивных трусов, в пятнах самого вульгарного происхождения. Чистую одежду он держал не в шкафу, а в голубых пластиковых контейнерах. Должно быть, вновь обретенная холостяцкая свобода вернула его к тем дням, когда он учился в колледже. Ни в одной из мусорных корзин ничего интересного не было. Я провела пятнадцать минут, обследуя карманы его костюмов, но обнаружила лишь несколько носовых платков с засохшими соплями и квитанцию из прачечной на белье, которое он все еще не получил. Вторая спальня была меньше. В ней стоял прислоненный к стене велосипед Энди со спущенной шиной на заднем колесе. Там еще стояли восемь картонных папок, все еще не открытые, на которых ничего не было написано. Мне наконец стало интересно, как же все-таки давно он расстался с женой.

Я видела жену Энди, Дженис, пару раз на вечеринках в «Калифорния Фиделити» и была о ней невысокого мнения, пока не увидела, с чем она его в итоге оставила. Мадам действительно занялась форменным вымогательством. Энди всегда жаловался на ее экстравагантность, чтобы убедиться, что мы все знаем, что его жена делает покупки в лучших магазинах города. Для него, то что его жена может безнаказанно покупать в кредит, было мерилом собственного успеха. Теперь же было ясно, что она бросила его навеки. Энди был дарован карточный столик, четыре алюминиевых стула с плетеными сидениями, матрас и кое-что из столовой посуды, на которой виднелось то, что, видимо, некогда было монограммой его матери. Похоже было, что Дженис держала эту посуду годами в мойке, потому что отделка потускнела, а серебряная отделка на рукоятках заметно облезла.

На столе в кухне находились бумажные тарелки и несколько чашек, помимо жалкого ассортимента консервированной еды. Этот парень питался даже хуже, чем я. Жилой комплекс был совсем новый, и все кухонные приборы — совсем чистые: самоочищающаяся плита, большой холодильник, посудомоечная машина, мусорный контейнер. Морозилка была забита картонными упаковками «Скудной Диеты». Ему нравились спагетти и куриные ножки. Также там лежала на боку бутылка очищенного спирта и целая куча замерзших плиток шоколада, которые выглядели как приглашение обломать последние зубы.

Столовая была продолжением маленькой гостиной и соединялась с кухней посредством окошка, закрытого двумя ставнями, выкрашенными в белый цвет. Мебели там было также немного. Стол такой же, как в гостиной. Телефон, подключенный к автоответчику со все еще пустой кассетой. На столе валялись различные принадлежности, непосредственно связанные с печатанием на машинке, однако самой машинки не было видно. Содержимое бутылочки с замазкой загустело, как старый лак для ногтей. Корзина для мусора была пуста.

Я вернулась обратно в кухню и проверила мусорное ведро, полное но набитое не сильно. Я бодро углубилась в его содержимое и наткнулась на целую кипу смятых листов бумаги. Я вынула мешок и вложила новый. Сомневаюсь, чтобы Энди помнил, выносил или не выносил он мусорное ведро. Скорее всего, еще будучи женатым, он не слишком обременял себя домашней работой. Боюсь, он воспринимал такие вещи как должное, эльфы и феи приходили по ночам и отмывали мочу с краев унитаза, если днем он ненароком промахнулся. Я посмотрела на часы. Прошло уж тридцать минут, с тех пор как я проникла в квартиру Энди, и я решила не испытывать судьбу.

Я закрыла и заперла стеклянную дверь на балкон, прошлась по комнатам, чтобы напоследок еще раз убедиться, что я ничего не упустила, и вышла, прихватив с собой мешок с мусором.

К полудню я снова была дома и сидела в квартире Гарри, окруженная Эндиным мусором. Картина напоминала пикник какого-нибудь нищего попрошайки. Вообще-то, отбросы были вполне доброкачественными, и для того, чтобы пробраться сквозь них, мне не пришлось подавлять желудочные спазмы. Энди явно нравились соленые огурчики, оливки, анчоусы и другие продукты, в которых не живут микробы. Там не было остатков кофе или апельсиновых шкурок. Никаких улик, указывающих на то, что он ел что-нибудь свежее. Множество банок из-под пива. Три пластиковых контейнера из-под «Скудной диеты», горы старых писем, три извещения от кредиторов, обведенных по краю красным или розовым, счет с мойки машин и письмо от Дженис, которое, видимо, привело его в ярость, потому что он скатал его в маленький шарик и даже пожевал немного. На бумаге были отчетливо видны отпечатки его зубов. Она приставала к нему по поводу денег, временного содержания, которые опять «пришли с опозданием», писала она, два раза подчеркнув эти слова и заключив их между двумя восклицательными знаками.

На дне мешка была целая пачка чеков с названием банка Энди и номером его счета, аккуратно напечатанным на них. Я позаимствовала парочку на случай, если мне это понадобится в дальнейшем. Перед этим я отложила в сторону смятые бумажки, засунутые в середину этой помойки. Теперь я взяла их и очистила от налипшего мусора — шесть вариантов письма к кому-то, называемому в тексте то «ангелом», то «возлюбленной», «светом моей жизни», «моей дорогой» и «дражайшей». Похоже было, что анатомические подробности строения этой леди произвели на него неизгладимое впечатление всеми своими драгоценными частями, чего не скажешь о ее умственных способностях. Ее любовный жар все еще держал его в своей власти, следствием чего явилось явное ухудшение качества его машинописи — большое количество перебивок в строчках, где он припоминал «часы, проведенные вместе», как я вычислила, это происходило где-то в районе Рождества. Вспоминая об этом, Энди явно ощущал нехватку прилагательных, но глаголы были вполне однозначны.

— Ах, Энди, старый козел,— пробормотала я про себя. Он писал, что не дождется того мгновенья, когда она снова припадет губами к его… все зачеркнуто. По-моему, там было что-то из цветочной анатомии, и знание ботаники подвело его. Так же он не мог определиться, какой выбрать тон. Он колебался где-то между раболепным обожанием и интонациями проповедника. Про грудь ее он писал такие вещи, что я подумала, не будет ли ей во благо хирургическое вмешательство, которое сократит объем этой детали. Читать это все было неловко, но я постаралась до конца выполнить мой служебный долг.