«Он расположился на углу тахты, дерзко разговаривал с хозяином дома, стал рассуждать о том, как нужно вести дела, приказывал привести к нему людей, ругал их или приказывал посадить в тюрьму, оскорблял одних чиновников, заставляя их ждать, и назначал других. Посреди этого сумасбродства, один из пажей, заранее получивший приказ, подкрался к слуге сзади и неожиданно громко застучал ставнями. В ту же секунду волшебство пропало. Несчастного [слугу] охватила обычная дрожь, трубка выпала из его рук. Он прибегал к [опиуму], как единственному средству утешения».
Расселу, как врачу, было понятно вредное воздействие опия. Он писал, что люди, чрезмерно зависимые от этого разрушающего средства, редко доживали до старости, их обычно хоронили в жалких безымянных могилах. Очень немногие могли выдержать последствия отказа от наркотика.
В 1784 году француз, барон Франсуа де Тот (1733-1793), описал площадь в Константинополе, которую называли «Рынок наркоманов», и куда с соседних улиц каждый вечер сходились любители этого наркотика. На одной стороне площади стоял длинный ряд маленьких, закрытых зеленью беседок с лежанками для клиентов. Покупателям давали опийные таблетки, которые они запивали водой.
«Через три четверти часа или час этих людей охватывала желанная задумчивость, под ее влиянием они принимали тысячи различных поз – всегда экстравагантных и всегда смешных. В этот момент общая сцена становилась наиболее интересной: все актеры были счастливы, каждый возвращался домой в состоянии полной потери рассудка, которого нельзя достичь без помощи наркотика. Не считая прохожих, которые развлекаются тем, что заставляют принявших опиум говорить разные глупости, каждый чувствует себя и выглядит тем, кем желает».
Важно отметить, что в рассказах и Рассела, и де Тота, принявшие опиум люди воображают себя богаче, чем в реальной жизни. Как и в случае с героином и кокаином в конце ХХ века, потребление опиума имело некую связь с социальными или экономическими лишениями. Европейцы считали ближневосточное злоупотребление наркотиком эквивалентом алкоголизма у беднейших рабочих у себя на родине. Самуэль Джонсон говорил, что в Турции так же постыдно принимать слишком много опиума, как и в европейских странах – напиваться допьяна. Деллевей подтверждал, что в Турции на человека, пристрастившегося к наркотику, смотрят с такой же жалостью или отвращением, как в Европе – на беспробудного пьяницу. Однако здесь к концу XVIII века стыд перед соседями в рабочих районах начал терять свою былую силу. В 1798 году парижский секретный агент доносил, что в густонаселенных кварталах, где люди не почти не знают друг друга, почти невозможно поддерживать порядок, потому что тем, кто его нарушает, не нужно краснеть перед знакомыми. Такое развитие событий в следующем столетии вызовет большую тревогу.
К началу XIX века опасность продолжительного применения опиатов в медицинских целях получила такую же известность, как и их успокоительные качества. Хотя среди ученых не существовало согласия относительно механизма воздействия этого наркотика, уже существовала мощная международная сеть поставок. В Европе наркотическая субкультура еще не появилась, однако было известно, что в мусульманских странах существует традиция потребления опиума ради получения удовольствия. В этих странах сформировался обособленный околопреступный мир, представители которого предавались унизительному, не подобающему христианину наркотическому саморазрушению. А тем временем в Европе презренная городская беднота, судя по всему, стала забывать совесть.
Глава 3
Эпоха новых открытий
Это – эпоха новых открытий,
Эпоха убийства тела и спасения души.
Лорд Байрон
Чем цивилизованнее человек, тем сильнее в нем проявляется актер. Он хочет поставить спектакль и создать иллюзию собственного «я».
Эммануил Кант
Отношение западного общества к наркотикам изменилось с 20-х годов XIX столетия. В этом десятилетии культовой книгой стала «Исповедь англичанина, любителя опиума» Де Квинси. Открытый незадолго до этого алкалоид морфин приобрел широкую популярность как у врачей, так и у пациентов. Противоречия, связанные с торговлей опиума в Китае, обострились. Позже, в 1840-х годах гашиш стал обычным развлечением кучки французов, с удовольствием принимавших наркотик для самоутверждения и считавших себя избранными представителями общества, подрывающими его устои. Хотя отношение к наркосодержащим веществам изменилось благодаря известности некоторых представителей элиты, на потребление наркотиков также повлияли новейшие научные открытия, индустриализация и политика колонизации. Например, интерес к каннабису среди британских врачей в Индии возрос в результате французской оккупации Алжира.
Хранение наркотиков с немедицинскими целями не преследовалось законом вплоть до ХХ века (за исключением некоторых городов США, начиная с 70-х годов XIX столетия). Тем не менее, во времена, когда мнение соседей было еще достаточно эффективным средством воздействия – исключая густонаселенные городские трущобы – считалось, что потребление наркотических средств оскорбляет общественную нравственность. Уже в 1814 году опиум назвали «губительным лекарством». К 1840-м годам наркоманов стали описывать в истории болезни, как неспособных к самоконтролю правонарушителей, чьи пороки, приобретенные по собственной прихоти, не могли привести ни к чему хорошему. Говоря об опиуме, китаист сэр Джордж Стонтон осудил порочную привычку принимать опасное лекарственное вещество, которое следовало использовать исключительно в медицинских целях.
Возможность регулировать внутренние поставки опиума возросла после создания в 1841 году Британского фармакологического общества, но на деле стала реальной только с принятием в 1868 году Закона о фармацевтических средствах и ядовитых веществах. В 1815 году цена сухого индийского опиума составляла около трех гиней за фунт, а турецкого – восемь гиней. Один гран опиума был равен 25 каплям опийной настойки. Медицинская болеутоляющая дозировка составляла один-два грана (или 25-50 капель) каждые шесть часов. Как и в прошлом столетии, в XIX веке опиум в Англию поступал, в основном, из Турции. Из 50 тонн опиума, импортированного в 1827 году, 97,2 процента приходилось на долю турецкого сырья. В 1840 году Англия импортировала 23 тонны: 65,2 процента из Турции, 24,6 процента из Индии, а остальное закупали в Египте и во Франции. По свидетельству современников, индийский наркотик был слабее и имел большее количество примесей.
В условиях индустриализации общества произошли изменения в потреблении наркотиков, усилилось осуждение их открытого применения. Новая экономика создала беспрецедентную ситуацию для распространения наркотиков. Одна лондонская газета писала в 1839 году, что английским обществом управляют два основных стремления: желание обогатиться с тем, чтобы овладеть благами этого мира, и мрачное, унылое беспокойство по поводу счастья в мире будущем. Причины этих чувств были очевидны. Как писала та же газета,– «Трудности борьбы за существование, сосредоточение населения в больших городах, всеобщая озабоченность рутиной повседневной работы, приспособление к мелочным ограничениям запутанных законов – вот основные факторы, способствующие такому итогу… ежедневные, постоянные раздумья приводят людей к вопрос о деньгах и о цене денег. Преобладание беспокойства, постоянная тревога, отсутствие удовольствий и домашнего отдыха являются результатом трудностей и неопределенности, связанных с добыванием средств на жизнь. Все это омрачает характер и растлевает сердце, направляя человека либо на путь потворства своим порочным и жестоким прихотям, либо склоняя к фанатизму».
В ответ на тенденции новой, индустриальной эпохи, в начале XIX века зависимость от наркотиков стала все теснее отождествляться с пороком и созданием собственных невыносимых условий существования. Наркоманов представляли как терзающих самих себя дьяволов, обреченных на вечное проклятие. Кольридж считал наркоманию адским самоистязанием грешников: скованные излюбленной страстью и тираническим адским пороком, с помощью неизвращенного понимания они все же узнают и живописуют дорогу к Небу. Поэт полагал, что ад – это следствие заболевания души, которая предоставлена самой себе или подвергается дополнительным мукам со стороны того самого материального тела, где она обитала раньше.
Изменения в отношении к наркотикам имели долговременное влияние на политику и поведение человека. Они развивались в европейской культуре, где представители правящих классов пользовались доверием, когда употребляли опиум, в то время как беднейшие слои вызывали подозрение. Когда в 1805 году лорда Мелвилла (1742-1811) обвинили в коррупции, его жена смогла заснуть только с помощью опийной настойки. Знатные женщины Парижа также не всегда скрывали своего увлечения опиатами.