недругам? Я предпочла бы избегать и того, и другого.
Внутренний голос мне подсказывает – если я останусь в Дипвуде, завязну в этой истории по самые уши. Интересно ли мне узнать, что произошло на Гриншеттере пятнадцать лет назад, и что кроется за враждой Дипвудцев с обитателями заповедника? По-прежнему да. Но рисковать собой ради этого нет никакого желания. Значит, мне следует побороть неуемное любопытство, которое едва не довело до беды, и поскорее забыть обо всем. Если мне позволят.
Джордан сказал что-то вроде: «Если ты непричастна, я тебя отпущу». И ведь правда, помучил, но отпустил. Я дома, жива и относительно здорова. Значит ли это, что ко мне претензий больше нет, и я могу спокойно жить дальше?
Размышляя подобным образом, я просушила волосы полотенцем и вернулась в комнату. Чтобы найти халат, потребовалось включить свет – из-за низкой облачности на город быстро опустились сумерки.
Дав себе обещание больше не вмешиваться в то, что меня не касается, я спустилась на кухню, чтобы поесть. Ноутбук поставила на столешницу и пока готовила ужин, поговорила по скайпу с Лэндоном. Может, и стоило ему обо всем рассказать, но я не решилась. Он поднимет по тревоге всю местную полицию, или, чего доброго, примчится сюда. А мне бы не хотелось, чтобы у моего брата появился такой опасный враг.
Пальцы пробежались по клавиатуре, и в поисковой строке появилось имя «Джордан Фрейзер». Та-дааам… Вот он! Сейчас я узнаю, кто он такой!
Мой новый знакомый происходил из старинного состоятельного рода Фрэйзеров. Генеалогическое древо Джордана пестрело именами выдающихся архитекторов, которые можно было увидеть на мемориальных досках множества зданий страны.
Найденная мною биография занимала всего пару абзацев и делала его личность для меня еще более таинственной, нежели что-то объясняла.
Единственный сын Ричарда Фрэйзера, главы крупнейшей в штате архитектурной компании Фрэйзер Арк, с раннего детства имел феноменальные способности к обучению. В 16 лет поступил на Архитектурный факультет Таундсенского Технологического института и с успехом обучался там до четвертого курса, пока внезапно не перевелся на заочное отделение и завершил образование уже дистанционно. Причиной таких перемен послужил таинственный несчастный случай, который, как я поняла, тщательно пытались замять. Несколько ссылок на статьи, освещающие то давнее происшествие, были либо неактивными, либо вели на несуществующие страницы.
Выходит, красивый, талантливый и успешный молодой мужчина, по неведомой причине, вел вот уже несколько лет затворнический образ жизни – избегал публичных мероприятий и редко появлялся перед камерами. Мне подумалось, что оно и к лучшему, учитывая его привычку пытать едва знакомых людей.
Так так, смотрим дальше. Что касается его личной жизни…
Подробности его личной жизни оставались тайной за семью печатями, что еще больше разжигало к нему интерес общественности. Создавалось впечатление, будто Джордана окружал некий мистический ореол власти и успеха, который притягивал людей, в то же время не позволяя подходить слишком близко.
На одном из немногочисленных видео Джордан Фрэйзер представлял инновационный проект экоотеля, работы по строительству которого планировалось в скором времени запустить на Гриншеттере.
Я была настолько очарована низким бархатистым баритоном и проницательным глубоким взглядом карих глаз, что упустила тот момент, когда пресс конференция превратилась в балаган. Как я поняла, камнем преткновения стала земля, отведенная Фрэйзерами под строительство экоотеля. Пытающиеся переорать друг друга журналисты, представители природоохранных организаций и коренного народа тускароров, считающие эту территорию своей, не смогли поколебать самообладание молодого архитектора. Он оставался хладнокровным и излучал спокойствие и уверенность в себе, лишь изредка посматривая на запястье, обвитое кожаным ремешком дорогих часов.
Переместив внимание на его руки, я замерла перед экраном, охваченная смесью страха и трепета. Кухня в старом особняке как будто растворилась, и воспоминания вновь вернули меня в прошедшую ночь, к Джордану. Словно наяву я почувствовала его невероятные ладони своей кожей. Но на этот раз причудливые механизмы моей памяти не стали воспроизводить жуткие моменты боли и удушья. Я видела то, чего не смогла вспомнить раньше. А вспомнив, резко отскочила от стола, уронив табурет, и начала метаться по кухне, ошарашенная открытием.
Как он прикасался ко мне?!
Вновь вернулась к видеозаписи, пытаясь лучше рассмотреть своего обидчика. Невозможно было сразу поверить в то, что этот далёкий, чужой человек делал со мной все эти пугающие вещи несколько часов назад.
Я вспомнила ощущения его обнаженного тела, прижимавшегося ко мне через мягкую ткань простыней. Он тяжестью своего веса удерживал меня неподвижной на постели. Сильные руки не давали вывернуться и сбросить с живота влажный ледяной компресс, причиняющий еще больше мук.
Постепенно моя боль стала будто бы собираться в тонкие ручейки и вытекать из тела в тех чувствительных местах, которых касались его осторожные пальцы. Она ушла на второй план, уступив место иным, незнакомым мне ранее чувствам. Мешанина из звуков, запахов и прикосновений взорвалась в моём мозгу самым сильным воспоминанием, которое заставило замереть дыхание и быстрее забиться пульс. Касание его прохладных губ, припавших к моей коже и порождающих невероятные ощущения во всем теле.
Способность рационально мыслить вернулась ко мне лишь спустя долгих двадцать минут, на протяжении которых я старательно гнала то и дело всплывающие в памяти подробности той злосчастной ночи, неустанно коря себя за произошедшее. Осознать и принять случившееся было очень сложно, так же как и смириться с тем, что назад уже ничего не вернёшь.
Зачем пресыщенный женским вниманием молодой красивый мужик склоняет к интиму случайно оказавшуюся в поле его зрения девушку? Я, конечно, привлекательная, да. Но не настолько, чтобы заставить такого мужчину потерять рассудок. Поэтому версию о его внезапном влечении ко мне отметаем сразу.
Значит, либо он жестокий маньяк, упивающийся неспособностью женщины в определенный момент постоять за себя. Либо просто привык получать все, что хочется, не интересуясь ничьим мнением.
А может, он поступил так со мной назло Торнтону? Или наказал таким образом за проникновение на их территорию? Что-то вроде "ты нарушила мои границы, а я – твои"?
Как я теперь должна поступить? Отправиться в полицейский участок и написать заявление означает предать эту историю огласке. Представляю, как долго будут смаковать мельчайшие подробности журналисты. А реакцию Лэндона даже страшно себе вообразить.
Перемыв посуду и убрав остатки ужина в холодильник, я принялась закрывать на ночь окна первого этажа. На душе было гадко, и я плохо себе представляла, как сейчас лягу в кровать и смогу уснуть. На улице давно стоит темень, окна большинства соседних домов уже не светятся, одна я брожу по холодному пустому дому. Уже начала жалеть, что не позвонила Холли.