Читать интересную книгу Попс - Владимир Козлов

Рядом с нами стоит семья: родителям лет по сорок, дочке лет восемнадцать, сыну лет тринадцать. Отец льет в пластиковые стаканы водку — всем, включая сына.

Начинают бить куранты. Я открываю шампанское, проливая пену на куртку. Наливаю себе и маме. По небу рассыпается фейерверк. Мы чокаемся.

— Ну, за то, чтобы в новом году… — говорю я. Конца фразы не слышу сам — кто-то рядом орет:

— Ура!

Мы выпиваем шампанское. Я тут же наливаю еще.

— Давай за то, чтобы ты нашел себя в чем-то, — говорит мама. — В музыке ли, в чем-то другом — неважно. Главное — найти себя. Я вот, блин, так и не нашла. В институт пошла в тот, куда поступить было легче … Потом не бросила, хоть и не нравилось, закончила кое-как, вышла на работу… Столько лет в школе, потом этот туризм — тоже хорошего мало. Одно, что лучше, чем в школе…

По обледенелому тротуару катаются бутылки от шампанского. Мы идем к метро. К Театральной не пускают, мы поворачиваем на Тверскую. Над домами вспыхивают фейерверки.

* * *

— Ребята, у вас — последняя вещь, — говорит звукач.

— Как — последняя? — спрашиваю я. — У нас же до семи время.

— Ничего не знаю. Так сказал шеф.

— Сейчас будет наша последняя песня! — ору я в микрофон. — Она посвящается всем ментам, а также начальству клуба. Мы благодарим его за возможность сыграть за наши же деньги и всего лишь десять минут, хотя обещали полчаса…

Микрофон вырубается.

— Все, валите со сцены, — говорит звукач.

Включается фонограмма — «Раммштайн». На сцену вылезает следующая группа. Я бью ногой по «комбику». Бесполезно. Если устроить дебош, разломать аппаратуру, ничего глобально не изменится. Барыги от музыки — вроде хозяина клуба — будут всегда решать, кому давать играть, а кому не давать. А зрителю все до лампочки, зритель жует свою жвачку, слушает, что ему дают.

Отец стоит у стойки бара, потягивает пиво. Я говорю ему:

— Представляешь, какие уроды? Не дали толком сыграть — только полпрограммы успели…

— Ладно, не расстраивайся. По-моему, все было неплохо — ну, я, конечно, не разбираюсь, но по ощущению…

— Ты правда так думаешь, или просто сказал?

— Да, я так думаю. А сейчас мне, наверно, надо идти… Нас с тетей Аллой ждут сегодня в гостях. Нельзя не прийти — неудобно…

— Ну, ладно, спасибо, что пришел…

— Не за что. Как-нибудь еще приду — ты сообщай, держи меня в курсе.

— Хорошо. Конечно. Вере — привет. И тете Алле.

— Само собой разумеется.

Мы жмем руки. Отец идет к выходу.

В гримерке — толпа народа. Я прислоняюсь к стене рядом с Лехой. Невысокий чувак, стриженный налысо, смотрит на мою майку «Minor Threat».

— Что, тоже «стрейтэджер»? — спрашивает он.

— Нет, просто группа нравится.

— Жаль, жаль… А то мы тебя уже за своего было приняли.

— Какое, на хер, может быть «стрейтэджерство» в России, ты мне скажи? — говорит пьяный чувак. Он сидит на полу и пьет из бутылки «Клинское». На вид ему лет тридцать. — Как здесь можно не пить, когда водка всегда была, есть и будет «наше все»…

— Э, что он такое гонит? — спрашивает лысый.

— Не слушай его, — говорит невысокий чувак из той же компании. — Это — Никсон, старый панк. Его в клуб бесплатно пускают, по старой памяти…

— Как это — не слушайте? — орет Никсон. — Я вас, козлы, в жопе видел с этим вашим «стрейтэджем». Водки они не пьют, шмаль не курят и не ширяются. А что вы тогда делаете вообще, а? Ебетесь? Или вы и не ебетесь, а?

К Никсону подходит девушка — лет восемнадцать, в майке «Пурген» и грязных светлых джинсах, — берет его за руку и уводит.

Один «стрейтэджер» говорит:

— Слушайте, блин, фашызм кругом вообще. Купил вчера упаковку халвы. На этикетке — надпись «За здоровье нации» и добавлено: «ручное вымешивание». Причем всё написано белыми буквами — как бы «белое превосходство» — на красном — как бы коммунизм — и коричневом — как бы фашызм. По-моему, это все плохо, потому что реальный фашызм красно-коричневый и расизм. А «ручное вымешивание» — это намек на уличный террор.

— Да, не говори. — Еще один «стрейтэджер» хмурит брови. — Государство травит нас сладостями и повсюду норовит сунуть дозу фашизма. А потом еще удивляются: откуда берутся наци-скинхеды?

Я слушаю и не понимаю, всерьез это, или парни прикалываются. Невысокий крепкий чувак говорит:

— Сила скинхедов в том, что у них есть идея. Какая бы ни убогая, но соответствует менталитету той массы, из которой они происходят.

— Ты что, хочешь сказать, что антифа-идея слабее? — спрашивает тот, что рассказывал про халву.

— Да, реально слабее. Слабее в том смысле, что массы на нее не ведутся, а ведутся на фашистскую гадость…

— Ну, мы еще посмотрим, кто сильнее. Прямо сегодня, да?

— Нет, я не про это вообще говорил. Скины — из-за смычки с право-радикальной политикой — одно из самых организованных движений. Это не просто ребята, которые собрались выпить пива и послушать музыку, как какие-нибудь там рэпперы или металлисты. У них есть идеология, простая и соответствующая их тупоумию и агрессии: «бей нерусских»…

Я выхожу из гримерки. На большом экране без звука идет мультфильм «Ну погоди!», третий выпуск. Заяц на велосипеде удирает от волка. За крайним столиком сидит Клык. Я его не видел сегодня и не верил, что он придет. Я подхожу, мы жмем руки. Он сует мне рюмку водки. Я выпиваю. Напротив — чувак, стриженный налысо, в широкой оранжевой майке, надетой на черную кофту с рукавами.

— Знакомься, — говорит Клык. — Это Билл. Он — рэппер, но тоже, по ходу, фанатовец «Спартака». Да, Билл?

Билл тупо кивает, потом говорит:

— Концерт сегодня полная хуета. Скины ебучие приперлись.

— А за что рэпперы ненавидят скинов? — спрашиваю я.

— За то, что они пиздят негров. Негры — это все заебись, это нормально. А вот хачей я тоже ненавижу — за то, что они черножопые… Водка еще есть?

Я поднимаюсь.

— Ладно, я подойду еще.

— Ну, давай, — говорит Клык.

Играет какая-то панк-команда. «Стрейтэджеры» бесятся перед сценой, толкая друг друга плечами. Прислонившись к стене, на них смотрят человек пять скинов. Видимо, оценивают силы. Все они коротко стрижены, в узких джинсах и высоких ботинках, двое — в подтяжках.

Песня заканчивается. На сцену влезает пьяный в жопу Клык. Он выхватывает микрофон у вокалиста и орет:

— «Паровозы» и «кони» — говно. «Спартак» — чемпион!

Клок спрыгивает со сцены, к нему подваливает скин, что-то говорит. Клык бьет его кулаком в челюсть, скин падает, подскакивают остальные. Подбегает мент-охранник, хватает Клыка за шиворот, волочет к выходу. Клык сопротивляется, цепляется за людей, они увертываются. Я бегу следом.

— Извините, а можно его отпустить? Он со мной…

— С тобой — тогда бери его и веди домой…

— Хорошо, только инструмент заберу.

— Пусть он на улице обождет, охладится.

Мент подталкивает Клыка к выходу. Я иду через зал в гримерку. У входа — два стрейтэджера. Один говорит другому:

— Короче, пошли. Сейчас будет экшн. Или ты ссышь?

На столе в гримерке сидит Никсон. Он, ни к кому обращаясь, базарит:

— Жить стало лучше сейчас, и это реально. Это не пиздеж, это я говорю. Пятнадцать лет назад все было вообще пиздец, а вы — молодежь сраная, вы не видели того времени, и ни хера вы не понимаете, ясно? Сейчас вообще нет ничего невозможного, не то, что раньше. Но вы это не понимаете, потому что вы…

Я хватаю гитару, рюкзак, выскакиваю из гримерки. Ни Лехи, ни Глеба поблизости нет. Может, уже ушли.

Светится вывеска клуба. Рядом, на автостоянке два чувака молотят третьего. Это — «стрейтэджеры» и скин. Скин падает. Один «стрейтэджер» молотит его ногами, стараясь попасть по лицу, — тот, который рассказывал про халву. Второй — невысокий, крепкий — хочет его оттащить. «Стрейтэджер» увертывается.

— Подожди! — кричит он. — Дай я сломаю уроду нос!

Клыка нигде не видно. Я спускаюсь по ступенькам. Несколько человек дерутся на трамвайных рельсах, у забора, заклеенного афишами: «стрейтэджеры» молотят скинов. «Стрейтэджеров» — человек десять, скинов — четверо. Один скин валяется на асфальте. Его бьют ногами.

* * *

Подхожу к унылому серому дому. На двери подъезда — реклама: «высокоскоростной интернет», ниже — бумажка: «работа на дому, от $400 до $1300». Жму на клавишу «1» домофона, говорю:

— Я к Андрею, насчет демо-записи.

— Проходите, — отвечает женский голос.

Домофон пищит, я захожу в подъезд. К стене прилеплено объявление: «продажа компактов — в подвале».

Спускаюсь в подвал, открываю дверь. За ней — склад компакт-дисков. Тетка за сорок сидит за широким столом, заполняет бланк.

— Извините, а где Андрей?

— В следующей комнате, сразу налево.