Читать интересную книгу Человек в этом мире — большой фазан - Герта Мюллер

У певицы гладкое лицо. Ветер показывает кружевную оторочку ее белья.

Перед экраном стоит жена Виндиша. Указывает пальцем на колени певицы. «Красивые кружева, — говорит она, — и наверняка не из Румынии».

Рядом стоит Амалия. «Платье у танцовщицы на вазе с такими же точно кружевами».

Жена Виндиша ставит на стол блюдо с рогаликами. Под столом — жестяная плошка. Из плошки кошка лакает выблеванный суп.

Певица, закрыв рот, улыбнулась. За ее песней море ударяется о берег. «Твой отец должен дать деньги на напольную вазу», — говорит жена Виндиша.

«Не нужно, — сказала Амалия, — я скопила деньги и сама могу за нее заплатить».

Молодая сова

Уже целую неделю молодая сова обитает в долине. Люди каждый вечер ее видят, приезжая из города. На рельсы ложатся серые сумерки. Черная чужая кукуруза колышется вокруг поезда. Молодая сова сидит в отцветшем чертополохе, как в снегу.

Люди выходят из поезда. Они молчат. Уже неделю паровоз не свистит. Люди прижимают к себе свои сумки. Они расходятся по домам. Если на пути кого-то встретят, то предупреждают: «Это последняя передышка. Завтра молодая сова будет здесь, и смерть примется наверстывать упущенное».

Пастор послал министранта наверх, на колокольню. Колокол звонил. После министрант спустился вниз весь белый. «Не я раскачивал колокол, а колокол меня, — твердил он. — Не вцепись я в балку, давно бы улетел на небо».

Молодая сова спятила от колокольного звона. Она снова далеко улетела. Полетела на юг, вдоль Дуная. Полетела на шум воды, туда, где стоят солдаты.

На юге безлесая и жаркая равнина. Она пылает. Свои глаза молодая сова зажигает в красном шиповнике. Ее крылья теперь над колючей проволокой, она ищет себе смерти.

Солдаты залегли на рассвете. Их разъединяет кустарник. Это учения. Они с головой, с глазами и с руками погрузились в войну.

Офицер выкрикивает приказ.

Один из солдат замечает в кустарнике молодую сову. Он откладывает винтовку и встает. А пуля летит и попадает.

Убитый — сын портного Дитмар.

«Молодая сова, она на Дунае была и вспоминала там нашу деревню», — рассказывал пастор.

Виндиш осматривает свой велосипед. Из деревни Виндиш принес в дом известие о пуле. «Опять стало как на войне», — добавил он.

Его жена подняла брови. «Сова здесь ни при чем. Это был несчастный случай». Она сорвала пожелтевший листок с яблони. Обвела взглядом Виндиша с головы до пят. Долго смотрела туда, где под его нагрудным карманом бьется сердце.

Во рту у Виндиша вспыхивает жар. «Ум у тебя короткий, — кричит он. — Даже от мозгов до рта твой ум не достает». Жена плачет, сминая желтый листок в руке.

Виндиш чувствует, как песчинки вдавливаются ему в лоб. «Она по себе плачет, — думает он, — не по мертвому. Женщины только по себе и плачут».

Летняя кухня

Ночной сторож спит на скамейке возле мельницы. Черная шляпа делает сон сторожа бархатистым и тяжелым. Его лоб, как бледное пятно. «Снова у него в голове жаба», — подумал Виндиш. На щеках сторожа он видит стоячее время.

Во сне сторож бормочет. Ноги у него дергаются. Залаяла собака. Сторож проснулся. Испуганно срывает с головы шляпу. Лоб влажный. «Она меня доконает», — говорит он. У сторожа глухой голос, снова клонящийся в сон.

«Моя жена, голая и скрюченная, лежала на разделочной доске, — рассказывает сторож. — У нее было маленькое тело, как у ребенка. С разделочной доски капал желтый сок. Пол стал мокрым. Вокруг стола сидели старухи, одетые в черное. Косы у них растрепались, потому что их давно не расчесывали. Тощая Вильма была не больше моей жены.

Она сжимала в руке черную перчатку. А ноги у нее не доставали до пола. Тощая Вильма выглянула в окно, и перчатка упала. Она заглянула под стул. Перчатки под стулом не оказалось. Ничего на полу не лежало. От ее ног до пола было так далеко, что она даже заплакала. Скривив морщинистое лицо, тощая Вильма проворчала: „Позор, что мертвых кладут в летней кухне“. Я ответил: „Не знал, что у нас есть летняя кухня“. А жена подняла голову с разделочной доски и улыбнулась. Тощая Вильма подняла на нее глаза. „Да не обращай ты внимания, — сказала моей жене. Потом повернулась ко мне: — От нее вонь, да еще подтекает“».

Рот у сторожа разинут, по щекам текут слезы.

Виндиш хватает его за плечи: «Ты сам себя изводишь», — говорит он. В кармане у него бряцают ключи.

Носком ботинка Виндиш прижимает дверь мельницы.

Сторож смотрит в свою черную шляпу. Виндиш откатил велосипед к скамейке. «Паспорт я все равно получу», — сказал он.

Почетный караул

Во дворе у портного милиционер. Он наливает офицерам шнапс. Налил и солдатам, занесшим гроб в дом. Виндишу видны погоны и звездочки.

Ночной сторож наклоняется к Виндишу и шепчет: «Милиционер доволен, что нашлась для него компания».

Бургомистр стоит под пожелтевшей сливой весь в поту. Он уставился в какую-то бумагу. «Бургомистр не может разобрать почерк, — поясняет сторож, — надгробную речь учительница написала. А к завтрашнему вечеру он хочет два мешка муки». От сторожа припахивает шнапсом.

Во двор зашел пастор. За ним волочится по земле черный шлейф. Офицеры мигом закрыли рты. И бутылку со шнапсом милиционер поставил под дерево.

Гроб из металла. Запаян. Он сверкает и схож с огромной табакеркой. Шагая в ногу, почетный караул выносит гроб со двора. Сапоги отбивают маршевый ритм.

Подъезжает грузовик с кумачовым полотнищем.

Черные шляпы мужчин шагают быстро. Медленней движутся следом черные платки женщин. Они колышутся на черных узелках четок. Возница катафалка идет пешком. Он громко о чем-то рассказывает.

На грузовике трясется почетный караул. Солдаты на выбоинах держатся за свои винтовки. Почетный караул слишком высоко над землей, слишком высоко над гробом.

Черная могила старой Кронер еще высокая. Тощая Вильма сказала: «Земля не осела, потому что дождей не было». Гортензии на могиле превратились в груду мусора.

Почтальонша встала возле Виндиша. «Как было бы прекрасно, — заметила она, — если бы молодежь бывала на похоронах. Уже не один год так: когда кто-то в деревне умирает, молодых рядом нет. — На руку ей упала слеза. — В воскресенье утром Амалии нужно явиться на прием», — присовокупила почтальонша.

Псаломщица выпевает молитву у пастора над самым ухом. Ладанный дым плющит ей рот. Она так рьяно и благоговейно поет, что зрачки у нее заплывают разбухшим глазным белком.

Почтальонша всхлипывает. Она хватает Виндиша за локоть. «И еще два мешка муки».

Колокол разбивает себе в кровь язык.

Над могилами гремит ружейный салют. Тяжелыми комьями земля падает на жесть гроба.

Псаломщица остановилась у памятника павшим воинам. Уголком глаза она высматривает место, куда ей лучше встать. Обвела взглядом Виндиша. Закашлялась. Виндишу слышно, как в ее опустелом без песнопений горле разливается слизь.

«Амалии нужно в субботу после обеда зайти к пастору, — сообщает псаломщица. — Пастор поищет в реестре ее свидетельство о крещении».

Жена Виндиша закончила молиться. Сделав два шага, она оказалась перед псаломщицей. «Со свидетельством, пожалуй, некуда спешить», — сказала она. «Есть куда, — отрезала псаломщица. — Милиционер сообщил пастору, что ваши паспорта готовы и лежат в паспортном отделе».

В руке жена Виндиша мнет носовой платок. «Амалия в субботу привезет напольную вазу», — растерянно говорит она. «Ваза хрупкая. Амалия не сможет прямо с вокзала пойти к пастору», — уточнил Виндиш.

Псаломщица водит носком ботинка по песку. «Пусть тогда идет домой, а к пастору придет попозже. Дни пока что длинные».

Цыгане приносят удачу

Кухонный буфет пуст. Жена Виндиша прикрыла дверцы. Маленькая цыганочка из соседнего села стоит босая посреди кухни там, где стоял стол. В свой просторный мешок она заталкивает кастрюли. Цыганочка распускает узелок на носовом платке и протягивает жене Виндиша 25 лей. «Больше у меня нет, — говорит она. Из ее косы высовывается красный язычок. — Подари мне еще платье, — просит цыганочка. — Цыгане приносят удачу».

Жена Виндиша дает ей красное платье Амалии. Прогоняет ее: «Уходи теперь». Та показывает на чайник. «Дай еще чайник. Я тебе принесу удачу».

Скотница, повязанная голубым платком, вывозит за ворота на тачке разобранную кровать. Старые подушки она привязала за спиной.

Мужчине в маленькой шляпе Виндиш демонстрирует телевизор. Он его включает, и экран жужжит. Мужчина выносит телевизор, на веранде ставит на стол. Виндиш берет у него из рук купюры.

Возле дома стоит запряженная лошадью телега. А перед белым пятном на месте кровати стоят скотник и скотница. Они осматривают шкаф и трюмо. «Зеркало разбилось», — говорит жена Виндиша. Скотница, подняв один из стульев, рассматривает снизу сиденье. Скотник пальцами постукивает по столу. «Крепкое дерево, — заверяет Виндиш. — Такую мебель теперь не купишь».