Читать интересную книгу К югу от границы, на запад от солнца - Мураками Харуки

– Делай, как я скажу, и все будет в порядке. В таких делах есть специальные приемы. Надежная методика.

Я послушался его совета и вложил деньги. Прошло совсем немного времени, и у меня в кармане оказалась кругленькая сумма.

– Ну как? – сказал после этого тесть. – В любом деле свои приемы. Можно сто лет в какой-нибудь фирме работать, а толку не будет. Само собой, везение нужно и мозги. Но этого недостаточно. Плюс капитал. Если денег мало – ничего не получится. Еще важнее – знать эти самые приемы. Без этого, даже если все остальное есть, дело не пойдет.

– Понял. – Я знал, что имеет в виду тесть. Приемы, о которых он говорил, – его система. Изобретенная им сложная и надежная система вложения денег и получения высоких доходов благодаря многочисленным связям. Он умело проводил свои корабли мимо подводных камней, пуская их в обход законов и налогов. Деньги в его руках изменяли вид и форму и неудержимо росли.

Могу сказать наверняка: если бы не тесть, я бы до сих пор редактировал учебники. Жил в скромной квартирке в Ниси-Огикубо 11, ездил на «тойоте-короне» с еле дышащим кондиционером. Нет, что ни говори, а свой шанс я использовал совсем неплохо. Быстро открыл два бара, поставил там дело, у меня работает больше тридцати человек. Доходы – о таких я и не мечтал. Все идет прекрасно, даже мой бухгалтер удивляется. Репутация у баров замечательная. Хотя на свете сколько угодно таких же ловких и оборотистых, способных добиться того же, что и я. Не будь тестя с его капиталами и «особыми приемчиками», что бы я смог один? От таких мыслей портилось настроение, начинало казаться, будто я добился всего нечестно, пробирался к цели кратчайшим путем, в обход других. Мое поколение в конце 60-х – начале 70-х годов подняло волну студенческих выступлений. Кому-то нравится, кому-то – нет, но это так. В общем, то был громкий протест против логики капитализма – более изощренной, замысловатой, отшлифованной. Той логики, что сжирала идеалы послевоенного времени. По крайней мере, в моем понимании это выглядело именно так. Словно сильнейшая лихорадка охватила страну в переломный момент. Но мир, в котором я живу сейчас, уже построен именно на этой более изощренной капиталистической логике.Незаметно он поглотил меня с головой, и вот, стоя перед светофором на Аояма-дори, за рулем своего «БМВ», слушая голоса «Зимнего пути» Шуберта, я вдруг подумал: «А ведь я живу какой-то чужой жизнью. Будто кто-то приготовил все для меня, саму жизнь приготовил. Много ли во мне от меня самого? Где граница, до которой я – это я, а за ней – уже не я? Руки на руле... На сколько процентов это мои руки? И все, что меня окружает... до какой степени оно реально?» Чем больше я думал об этом, тем меньше понимал, что к чему.

Но в целом жаловаться на жизнь было грешно. Жену я любил. Юкико... Тихая, рассудительная. После родов она немножко располнела и всерьез увлеклась разными диетами, полюбила прогулки. Для меня же она оставалась такой же милой, как прежде. Нам было хорошо вместе, я был доволен, деля с нею постель. В Юкико что-то меня умиротворяло. И, конечно, я ни за что бы не вернулся к тому унылому, одинокому существованию, которым был отмечен третий десяток лет моей жизни. Нет, мое место здесь, где меня любят, мною дорожат. Где я люблю и берегу жену и дочерей. Все это было для меня внове – как неожиданное открытие.

Каждое утро я отвозил старшую дочь в частный детский сад, по дороге мы распевали с ней в машине детские песенки под аккомпанемент стереомагнитолы. Потом возвращался домой, чтобы поиграть с младшей, а затем отправлялся в свой маленький офис, который снимал по соседству. Летом на уикэнд мы выбирались в Хаконэ, на дачу. Ходили смотреть фейерверк, катались по озеру на лодке, гуляли по холмам.

Пока жена была беременна, я несколько раз позволил себе... Так, ничего серьезного, мимолетные увлечения. Вообще-то, я ни с кем не спал больше одного раза. Или двух. Ну, максимум, трех. Сказать по правде, у меня и в мыслях не было, что это тянет на супружескую измену. Просто появлялось желание переспать с кем-нибудь, и моим партнершам, наверное, хотелось того же самого. Заходить слишком далеко я не собирался и потому выбирал их очень тщательно. Скорее всего, в постели с ними я хотел что-то проверить, в чем-то убедиться. Пытался найти что-то в этих женщинах и заодно понять, что они находят во мне.

* * *

Вскоре после рождения первой дочери я получил открытку: пришла к родителям, а они переслали ее мне. Извещение о похоронах. Умерла какая-то женщина – в открытке называлось ее имя, умерла в тридцать шесть лет. Я понятия не имел, кто это. Судя по штемпелю, открытку бросили в ящик в Нагое, а у меня там никого не было, ни одной знакомой души. Но подумав немного, я, в конце концов, сообразил: да ведь это двоюродная сестра Идзуми! Та самая, из Киото. Ее имя совсем вылетело у меня из головы. Оказалось, в Нагое живут ее родители.

Нетрудно было догадаться, что открытку прислала Идзуми. Кроме нее некому. Но зачем? Поначалу я никак не мог понять, но, разглядывая открытку, вдруг почувствовал от этого клочка картона леденящий холод. Идзуми ничего не забыла и ничего не простила. И хотела, чтобы я это знал. Потому и открытку послала. А ведь она несчастлива, почему-то подумал я. Будь с ней все в порядке, разве она сделала бы такое? А уж раз решила мне сообщить, черкнула бы, наверное, пару слов, объяснила, что к чему.

Я стал вспоминать сестру Идзуми. Вообразил ее комнату, ее обнаженное тело, охвативший нас тогда любовный угар. Однако эти мысленные картины уже потеряли былую четкость, они расплывались и таяли, словно дымок в порывах ветра. От чего она умерла? В тридцать шесть лет просто так не умирают. Фамилия у нее осталась та же. Значит, замуж так и не вышла, а, может, развелась.

Новости об Идзуми я узнал от одного своего однокашника, который увидел мою фотографию в «Брутусе» 12. Там напечатали «Путеводитель по токийским барам», и однокашник понял, что я держу два бара на Аояма. Сидел я как-то в одной из своих точек за стойкой и вдруг услышал:

– Здорово, старина! Сколько лет, сколько зим! Ну как ты?

Не думаю, что он специально явился на меня поглядеть. Просто заглянул человек с приятелями выпить, случайно меня заметил и решил окликнуть.

– Ты смотри! Уж который раз сюда захожу. Работаю тут рядом. Правду говорят: тесен мир, – сказал он.

Если я держался в классе как-то на отшибе, то он в школе был типичным активистом – учился хорошо, занимался спортом. Спокойный, в чужие дела никогда не лез. В общем, нормальный симпатичный парень. Играл в школьной футбольной команде и уже в то время был здоровяком, а сейчас растолстел – отрастил двойной подбородок, и пиджак его темно-синего костюма-тройки явно был ему тесноват.

– Во всем работа виновата, – пожаловался он. – Часто приходится клиентов угощать. Торговая фирма, что поделаешь. Рабочий день кончается, но все равно тащишься с кем-нибудь в кабак, да еще в любое время могут взять и засунуть в какую-нибудь дыру. Называется «перевод по службе». Стоит чуть проколоться – запросто можно под зад получить. Хорошо работаешь – жди, значит, еще что-нибудь подбросят. Работенка не позавидуешь.

Оказалось, его фирма находится тут же, в первом квартале Аояма, и до моего бара можно дойти пешком.

Мы разговорились. О чем говорят одноклассники, которые не виделись восемнадцать лет? Как работа, как семья, как дети, кто кого из знакомых видел. Тут-то он и назвал имя Идзуми.

– Помнишь девчонку, с которой ты тогда ходил? Вас водой было не разлить. Как ее звали-то? Охара...

– Охара Идзуми.

– Вот-вот, – сказал он. – Идзуми Охара. Я недавно ее видел.

– Где? В Токио? – удивился я.

– Да нет. В Тоехаси.

– В Тоехаси? Это где? В префектуре Айти?

– Точно.

– Что-то я не пойму. Как вы могли встретиться в Тоехаси? Что она там делает?