Эта мысль не вызвала панического ужаса, по крайней мере не сразу, но она повергла Джесси в уныние, а ее сердце — в ноющую тоску. Она представила себя, прикованную к кровати, лежащую рядом с мертвым Джеральдом, представила их, лежащих здесь в темноте, когда в других домах уже зажгутся яркие огни, собака убежит прочь, а здесь останется только эта проклятая гагара, чтобы ей не было так скучно, только глупая птица, и никого больше.
Мистер и миссис Белингейм, проводящие вместе последнюю ночь.
Разглядывая пивную кружку и бабочку (такое несоответствующее соседство возможно только в сезонном жилье), Джесси подумала о том, что легче вспоминать прошлое или (хотя и не менее неприятно) размышлять об ожидающем ее будущем. Самым трудным было оставаться в настоящем, но Джесси казалось, что ей все же лучше попытаться сделать это. Эта ужасная ситуация станет еще хуже, если ей не удастся остаться в настоящем. Она не могла надеяться на какую-то Божественную машину, способную вытащить ее из этой напасти, это было ясно, как божий день, но если ей самой удастся освободить себя, она получит крупный приз: во-первых, она избавит себя от необходимости умирать от голода, пока какой-нибудь шериф не освободит ее, спрашивая, что же, черт побери, произошло, причем одновременно разглядывая белое тело новоиспеченной вдовы.
К тому же были еще две достаточно веские причины. Она старалась выбросить их из головы, хотя бы на время, но не могла. Ей необходимо было в туалет, и потом — Джесси хотела пить. Желание облегчиться прямо сейчас было сильнее, чем желание утолить жажду, но именно оно и пугало ее. Джесси еще не сильно хотела пить, но если она не сможет освободиться от наручников, то все сразу изменится. Джесси даже боялась думать об этом.
«Вот будет смешно, если я умру от жажды в двухстах ярдах от девятого по величине озера штата Мэн, — подумала она, а потом покачала головой. — Это не было по величине девятым озером штата, о чем она думает?»
Она думала о Черном озере, куда вместе с родителями, сестрой и братом ездила давным-давно. Еще до появления голосов. Еще до того…
Она оборвала мысль. Джесси уже давно не вспоминала о Черном озере и не имела ни малейшего желания сделать это сейчас, несмотря на наручники, держащие ее на привязи. Уж лучше думать о жажде.
«О чем же тут думать, малышка? Это же психосоматика. Ты хочешь пить, так как знаешь, что не можешь встать и напиться. Чего уж проще».
Но все было не так уж и просто. Она боролась с мужем, и два удара, нанесенные ему Джесси, вызвали цепную реакцию, приведшую к его смерти. Сама же она пострадала от выброса гормонов. По-научному это называлось шоком, и одним из самых распространенных симптомов его была жажда. Ей нужно считать себя рожденной в рубашке, во рту у нее не совсем пересохло, и…
«И, возможно, это единственная вещь, которую я все-таки могу сделать».
В Джеральде было собрано множество привычек, и одной из них было то, что он всегда держал стакан с водой на своей стороне полочки, висевшей над изголовьем кровати. Джесси подняла голову. Ну, конечно же, там он и был, высокий стакан с пузырьками вокруг тающего кубика льда. Без сомнения, стакан стоял на подносе, чтобы не оставлять круги на полочке, — в этом был весь Джеральд, продумывающий все до мельчайших деталей. Капельки воды выступали на стекле, как капли пота.
Глядя на стакан, Джесси испытала первый приступ настоящей жажды. Она облизнула губы и потянулась направо, насколько позволила ей цепочка левого наручника. Всего лишь шесть дюймов, но все же это позволило ей перебраться на половину кровати, занимаемую ранее Джеральдом. Двигаясь, Джесси заметила слева на покрывале несколько темных пятен. Она тупо разглядывала их, пока не вспомнила, как Джеральд, бьющийся в агонии, опорожнил мочевой пузырь. Затем Джесси молниеносно перевела взгляд на стакан с водой.
Она потянулась вверх, делая это очень осторожно, сознательно замедляя движения. Нет, не удалось. Кончики пальцев остановились в трех дюймах от стакана. Приступ жажды — легкая сухость во рту и горле и покалывание языка — возобновился и вновь отступил.
«Если никто не придет или я не придумаю способ освободиться до завтрашнего утра, я буду не в состоянии даже смотреть на этот стакан».
Эта мысль была настолько обоснованной, что пугала даже сама по себе. Но к завтрашнему утру она уже не будет в подобном положении. Даже сама мысль об этом была глупой. Смешной. Дикой. Не стоило даже думать об этом. Это…
«Прекрати, — произнес дерзкий голосок. — Просто замолчи».
Так Джесси и сделала. То, с чем она столкнулась, говорило о том, что это вовсе не было забавным. Она отказывалась соглашаться или хотя бы обдумывать возможность того, что может умереть здесь; это было глупо, конечно, но ей придется пережить долгие, томительные часы, если она не сотрет паутину со старой мыслительной машины и вновь не запустит ее ход.
«Длинные, неуютные… и, возможно, болезненные, — нервно произнесла Хозяюшка. — Боль станет актом возмездия, ведь так? Это ты сама навлекла на себя беду.
Надеюсь, я не слишком назойлива, но если бы ты просто позволила ему сделать свое дело…»
— Ты действительно надоела мне, Женушка, — ответила громко Джесси. Она не могла вспомнить, чтобы хоть когда-нибудь разговаривала так громко с голосами, звучащими у нее внутри. Уж не сходит ли она с ума? Нет, пока еще вроде бы не свихнулась.
Джесси вновь закрыла глаза.
4
Теперь уже не свое тело разглядывала она в темноте за плотно закрытыми веками, а всю комнату. Конечно, or все равно была в центре внимания, да, Джесси Махо Белингейм, дамочка под сорок, с неплохой фигурой, серыми глазами, рыжевато-каштановыми волосами (она закрашивала появившуюся впервые лет пять назад седину, о которой, Джесси была уверена в этом, Джеральд даже не догадывался). Джесси Махо Белингейм, навлекшая на себя все эти несчастья, даже не вполне понимая, почему и как могло случиться подобное. Джесси Махо Белингейм, теперь, вероятно, уже вдова Джеральда, прикованная к этой проклятой кровати двумя наборами полицейских наручников.
В общей сложности четыре наручника, каждая пара разделена шестидюймовой цепочкой, на каждой стоит серийный номер «М-17», выдавленный рядом с замочной скважиной. Она вспомнила, как Джеральд говорил ей, когда эта игра еще была им в новинку, что на каждом браслете есть ручка, которая позволяет регулировать длину цепочки. Можно сократить ее, пока руки заключенного не сожмутся болезненно вместе, ладонь к ладони, но Джеральд милостиво согласился на максимальную длину.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});