Читать интересную книгу Необитаемое сердце Северины - Нина Васина

В графе «другие странности и отклонения» Феликс написал: «Становлюсь собакой после 80 граммов водки». Ника погрозила пальцем с коротким ногтем:

– Оборотни и вампиры наблюдаются в другом отделе! Объясните подробней.

Феликс придвинул к себе анкету, добавил объясниловку: «После употребления спиртного вижу все в черно-белом цвете», и спросил, в каком отделе он числится.

– В строго засекреченном, – округлила глаза Ника, потом добавила серьезно: – Не будет никакого отдела, пока вы не определитесь со своими способностями, а главное – с возможностями их контролировать. Сейчас вы просто объект изучения.

От слова «объект» Феликс почувствовал внутри досаду – легкую, как неглубокую занозу. И датчик на его запястье тихо пискнул – пульс чуть ускорился.

* * *

На второй день изучения «объекта» Лика предложила Феликсу выбрать «установку на неординарность» и потом в соответствии с нею отрабатывать психологическую устойчивость образа.

– Неординарность? Вы так называете особенность моего организма запекать мозги млекопитающих? – поинтересовался Феликс.

Пульс – в норме.

– Поймите, главное – определить ваше личное отношение к подобным возможностям организма, – участливо заметила Лика. – Вы можете считать себя суперкиллером, а можете – человеком с тяжелой формой болезни мозга. От того, что вы выберете, зависит наработка поведенческих и психологических навыков.

– Думаете, это делает мой мозг? – спросил Феликс.

– Это не важно, важен выбор – вы инвалид по жизни, не отвечающий за свои поступки, или супермен с невероятными особенностями организма. Вы выбираете, мы – помогаем в создании образа. – Лика извинительно улыбнулась.

– А если я... ошибусь? – задумался Феликс. – Выберу, к примеру, образ супермена, а сам буду все время бояться и еще страдать от чувства вины?

– Психиатрия в своих исследованиях далеко шагнула, – ответила на это Ника. – Можно стереть память выборочно, несколько конкретных часов или минут. Можно закодировать человека на звук или зрительный код, после которого он выполняет намеченное задание и ничего не помнит. А на крайний случай есть старый добрый электрошок.

– Пожалуй, мне лучше остаться как есть – больным на голову... – задумчиво заметил Феликс. – А если захочется вдруг поиграть в Джеймса Бонда, можно будет объяснить это нервным срывом идиота. Как вам такая мысль?

– Вы не больны, – строго заметила Лика.

– Вы убивали кого-нибудь физически при непосредственном контакте? – спросила Ника и поставила на стол небольшую коробку.

Феликс уставился на коробку, датчик на его запястье издал писк. Ника открыла картонные створки. Феликс заглянул в темную внутренность и отшатнулся от смрадного запаха.

– Кто это? – спросил он, отворачивая лицо.

Небольшой рыжеватый зверек сверлил его злобными глазками.

– Хорек, – сказала Лика. – Попробуйте его убить.

Феликс осмотрелся. Чужое пространство, чужие предметы вокруг. На стенных часах – половина двенадцатого. За окном – темнота. Ночь. А в люстре над столом – совсем как у него в детстве в какой-то из квартир – из четырех рожков горят три. Он еще раз заглянул в коробку и неуверенно спросил:

– Руками?..

– Можно ногами, – тихо предложила Лика. – Или зубами.

Феликс внимательно посмотрел на нее и не нашел в ее лице и намека на усмешку. Лика смотрела серьезно, с участием, но без излишней демонстрации, как дальний родственник на похоронах. Пищал прибор на запястье. Феликс протянул руки и схватил хорька. Хотел вытащить его из коробки, почувствовал сильное – судорогами – сопротивление, и решил его не вытаскивать. Быстро прижал зверька к картонному дну и навалился всем телом на руки. На все ушло секунд десять. Хорек обмяк, Феликс вынул из коробки окровавленные ладони и с ужасом уставился на них, осев на стул.

– Он меня покусал! Он может быть бешеным!

Ника залила его раны перекисью и заверила, что все животные – лабораторные. Уколов от бешенства делать не придется.

– А от столбняка?.. – не мог успокоиться Феликс.

Ника унесла мертвого хорька в соседнюю комнату. Лика, осмотрев внимательно лицо Феликса, промокнула салфеткой его потный лоб и заметила:

– Пожалуй, образ супермена вам не подойдет. Не впишется органично.

– Потому что я не загрыз его зубами, да? – рассердился Феликс.

Из комнаты вышла Лика с окровавленными перчатками на руках.

– Не загрызли и не убили руками, – заметила она. – У грызуна сильно поврежден мозг. Хотите посмотреть?

Феликс раздумывал с полминуты. Потом решительно направился в комнату. Хорек лежал в металлическом лотке на животе, распластавшись в стороны лапами, его голова была вскрыта, и Феликс сразу заметил, чем – небольшой электропилой с ручкой. Обшарив глазами место, где вскрывали хорька, Феликс обнаружил на металлическом лабораторном столе микроскоп, неизвестные ему приборы и набор медицинских инструментов.

– Значит, я его...

– Импульсом, – подсказала Лика. – Давайте посмотрим показания датчиков.

* * *

Женщины занялись приборами и отчетами по проделанному опыту. Феликсу сделали укол, после чего он проснулся только к десяти часам утра. Из кухни пахло хорошим кофе и жареной колбасой. Феликс дождался, пока с него снимут датчики, и пошел в ванную. В коридоре стояла картонная коробка. Он пнул ее ногой. Раздалось шипение. Те полчаса, что Феликс ел, он тщательно обдумывал, как именно нужно захватить хорька, чтобы удушить его безопасно для рук.

Только с четвертого раза получилось убить зверька руками аккуратно, без лишних движений. Феликс настолько отупел за эти четыре дня от необходимости все время обдумывать безопасный способ удушения хорька, что, рассмотрев в ванной в зеркале свое отражение после «удачного» убийства грызуна (мозг хорька оказался в полном порядке, он умер от асфиксии), поздравил себя с явными признаками слабоумия. Глаза смотрели бессмысленно и настороженно, отросшая щетина придавала ему запойный вид, физиономия отекла, под глазами – мешки. Феликс прошелся по квартире и открыл дверь в третью комнату. Там стоял спортивный тренажер и две кушетки. Он решил выяснить, сколько еще времени придется находиться здесь безвылазно. И узнал, что может ехать домой при условии обязательного употребления всех выданных ему таблеток и строгого соблюдения инструкции по общению со знакомыми и незнакомыми людьми. И Лекс поехал домой.

* * *

– У меня новая работа, это по специальности, – сказал он с порога, соблюдая инструкцию.

Фея бросилась ему на шею, потом внимательно осмотрела его лицо.

– Ты где-то пил, да? Запойно? Чем от тебя пахнет?

– У меня новая работа, – повторил Феликс, убирая ее руки с плеч.

– Почему не позвонил? Что ты делал на работе столько дней подряд?

– Душил хорьков.

* * *

Понемногу приспособившись к почти ежедневному посещению «рабочей» квартиры, Феликс за три месяца научился быстро и адекватно отвечать на вопросы друзей и знакомых о его новой работе и даже называл тему докторской, которой он «напряженно занимается». Привык он и к обсуждению своего поведения у себя дома – его «писали» всегда. Первые недели «разбора полетов» он с удивлением выслушивал свой голос на магнитофоне и вынужден был соглашаться с Ликой и Никой – да, в этот раз он наговорил лишнего, но вряд ли его женщина понимает, о чем вообще идет речь. Феликсу сказали, что не стоит пренебрегать женской интуицией. Записи его постельных подвигов и все, что при этом проговаривалось, никогда не обсуждались. Феликс обнаружил в себе странное безразличие к подобному вмешательству в его личную жизнь, он стал настоящей лабораторной крысой и даже иногда проявлял интерес к отчетам кураторов – кое-что ему разрешали читать.

По субботам он приносил домой так называемый «продуктовый заказ с работы», Фея даже захлопала в ладоши, распотрошив первый пакет с едой.

– Я икры не видела уже год, а еще говорят, научным сотрудникам мало платят!

Спросила, сколько все это богатство стоит. Феликс впал в задумчивость и похлопал себя по карманам, изображая поиски чека. Вспомнил воскресные обеды из детства, спецобслуживание отца и отвернулся, пряча глаза.

Выдерживать каждодневные занятия на выносливость и тренировку навыков самоконтроля было трудно. По воскресеньям Лекс напивался с друзьями, превращая мир вокруг себя в черно-белое кино, но ни разу, даже в отключке, не потревожил микрофон на груди и датчики, и дважды ненавязчиво избежал раздевания себя пьяного Феей. К утру следующего дня Лекс восстанавливался без малейших признаков похмелья. Учитывая все это, кураторы снисходительно относились к его воскресным попойкам и в субботу сводили дозу медикаментозного воздействия на объект до минимума.

Лекс похудел и натренировал мышцы – по средам он в обязательном порядке проходил уроки самообороны и рукопашного боя. А по четвергам посещал с Феей бассейн в закрытом спортивном клубе, наматывая кролем до пяти километров с измерителем давления и пульса на запястье. Пока Фея, скучая, болталась в воде и тоскливо осматривалась. В одиннадцать вечера, в полутемном помещении они плавали в абсолютном одиночестве, если не считать двух охранников у входа в зал, которые, конечно, на таком расстоянии не могли оценить то, что Фея называла «купальником».