Играли в гонки, смотрели телевизор, крутили взрослые фильмы по видику… И часто вспоминали, смеясь, свой побег с математики. Лексин удивительно точно изображал гневное лицо Натальи Ильиничны, учительницы, копировал ее жесты и интонацию голоса…
Он всегда был артистом. «Ну ты артист, Лекс», — часто повторял Никита, задыхаясь от смеха. Тогда он еще не знал, что Лексин был еще и поэтом…
Это выяснилось случайно. Мишка заболел. Приступ аппендицита случился, когда они были дома одни. Мама его, тетя Наташа, как обычно, была на работе, а они играли в гонки.
Живот болел у Мишки с самого утра, а к обеду боль стала просто невыносимой. Она скрутила его пополам. Никита с ужасом смотрел, как стекают со лба приятеля капли холодного пота, как помутнели его глаза, как побледнело лицо.
— Я… Я тебе сейчас «скорую» вызову, Лекс… Ты не умирай, не умирай только, слышишь?
С трудом транспортировал Мишку на кровать, дрожащими от страха пальцами набрал «03», потом позвонил на работу тете Наташе.
Лексин как будто уже и не видел ничего вокруг. Только стонал тихо от боли и никак не реагировал на Никитины вопросы. Потом вдруг приподнялся на локте и вымолвил с трудом:
— Если я умру…
— Ты не умрешь! — прокричал Никита. — С ума, что ли, сошел?! Тебе сделают сейчас укол…
— Если я умру, — повторил глупый и настырный Лексин, — там, в верхнем ящике стола, тетрадка лежит. Толстая такая… Ты возьми ее, там стихи… Оставь себе. Это мои стихи… Никому не показывай.
Никита выдвинул верхний ящик, уже больше в силах бороться с подступившим к горлу комком слез. Они хлынули из глаз и полились ручьями на синюю тетрадку, которую он сжимал в побелевших пальцах.
— Ты не умрешь, Лексин…
«Скорая» приехала на удивление быстро. Вслед за врачами появилась и тетя Наташа. Мишке помогли подняться с постели, помогли добраться до машины. Никита поехал с ними.
Торчал в больничном коридоре, с тревогой ожидая известий о завершении операции. «Аппендицит… Интересно, умирают от этого аппендицита? Наверное, умирают все-таки, если так срочно решили делать операцию», — рассуждал он, глядя на проходящий мимо больничный персонал.
— Что это у тебя, Никита? — спросила тетя Наташа. Он последовал за ее взглядом и обнаружил у себя в руках какую-то тетрадь, свернутую рулоном. Не сразу вспомнил:
— Это… Это Мишкина тетрадка. Только он никому не велел ее показывать. Там, кажется, какие-то стихи…
Тетя Наташа кивнула и снова замолчала в тревожном ожидании.
Наконец из операционной вышел хирург и сказал, что операция прошла успешно. Что через неделю, если процесс заживления пойдет нормально, Лексина из больницы выпишут.
Никита был счастлив и снова плакал. Он даже не думал про себя такого, что может так много плакать. Вернулся домой, рассказал родителям о случившемся и закрылся в своей комнате. Сел на диван, раскрыл Лексинскую тетрадку, в первый раз почувствовав любопытство — надо же, а он и не знал, что Мишка пишет стихи. Не по-мужски это как-то было, писать стихи, и все же интересно. Вообще Никита стихи не любил и читал только те, что в школьную программу по литературе входили, и то не всегда. А вот Лексинские стихи ему показались почему-то интересными и даже понравились некоторые.
Особенно понравилось стихотворение про мальчика и собаку, которые заблудились в лесу, и как собака потом спасла мальчика от диких зверей. Под стихотворением стояла дата — Никита с удивлением понял, что это стихотворение Мишка написал почти два года назад, когда ему еще десяти лет не исполнилось. Но гораздо больший сюрприз ожидал его на последних страницах тетради: все они были исписаны стихами про Катю Сафронову. Про одноклассницу, самую красивую девочку в классе, как постановило общественное мнение «мужской» половины. Длинноногую, светловолосую, самоуверенную Катьку Сафронову. Оказывается, Лексин был по уши в нее влюблен…
Вот это был сюрприз! Только куда ему было, Мишке Лексину, до Катьки! Она вообще на одноклассников не смотрела, предпочитала мальчиков постарше. Те могли и в кино сводить, и в кафе.
Стало обидно за Лекса. А Катьку Никита тогда еще возненавидел — за то, что она дурака этого Лексина никогда, никогда не полюбит…
Выписали Мишку, как и обещали, через неделю. В течение этой недели Никита уходил из палаты только ночью. О чем только они ни говорили! И конечно, о Мишкиных стихах. И о Мишкиной любви. Первой, и, как оказалось потом, единственной. Любви на всю жизнь. Чертовой любви этой, из-за которой потом…
Но это было потом. А сперва был кружок игры на гитаре. Туда они записались вместе, но Мишка вскоре бросил, поняв, что музыка — не его призвание. А Никита, наоборот, убедился, что не его призвание — гоночные машины, а вот музыка — как раз его, именно его… Потом, в тринадцать лет, когда за окном был непроглядный туман, он написал нехитрую мелодию. Наиграл Мишке, и тот быстренько сообразил на нее стихи.
Так и пошло. К моменту окончания школы песен накопилось больше двухсот… Одна из них была Никите особенно дорога. Песня была про маму. Когда им было по пятнадцать, у Никиты умерла мама, и Лексин через неделю робко протянул ему свои стихи. Музыка, казалось, уже была заключена в этих стихах. Никита просто наиграл ее на гитаре, а потом подошел к Мишке и коротко обнял его. Потому что не знал, как по-другому можно выразить всю свою благодарность. Некоторые выражают словами, но словами он не умел. Не родился поэтом, как Лексин…
Они оба поступили в политех и там уже, в студенческом клубе, появился наконец их официальный статус: группа «Осколок Луны». Название, конечно, придумал Лексин. Никита принял его безоговорочно, не стал спорить, потому что прекрасно знал, почему именно так отныне они будут называться.
Еще в школе, пару лет назад, Лексин придумал песню. «Я подарю тебе лунный камень. Бледный осколок луны…» Песня посвящалась Катьке. Это было не удивительно — почти все свои стихи Лексин посвящал Катьке, даже если стихи были о природе или о трудностях жизни американских индейцев. Никита за прошедшие годы успел с этим смириться. Удивительным было другое — то, что Катька, получив записанную на кассету песню, вдруг растаяла. Сама позвонила Мишке, пригласила в гости…
Так их стало трое.
Привыкать было тяжело. Тем более тяжело, что Никита, наблюдая за их отношениями, всегда совершенно ясно видел: она его не любит. Она просто великодушно позволяет ему любить себя… Но об этом приходилось молчать. Потому что любое плохое слово про Катьку означало скандал и неделю взаимного молчания. Пока наконец Никита не сдавался. Набирал номер телефона Лексина, извинялся и говорил что Катька — замечательная. Прекрасная. Лучшая на свете…