Читать интересную книгу Доченька - Дюпюи Мари-Бернадетт

— Один-единственный раз я была на родине матери, близ Обжа, к северу от Брива. Хоть это и далеко, а ехать пришлось: умер мой дед. Его убило молнией. Он был еще совсем нестарый, только-только исполнилось пятьдесят… Гроза началась, когда он шел по пастбищу. Обожженное тело нашла бабушка. Она чуть не сошла с ума от горя, бедняжка. Вот мы и поехали, чтобы забрать ее к себе. С тех пор она жила у нас, в Сен-Жюньене. Через год она сама упала, как подкошенная. Что-то случилось с сердцем. И опять нам с матерью пришлось надеть черные платья. Зачем я вам все это рассказываю? Да так, к слову пришлось. Вообще-то я хотела сказать, что людям в тех краях, возле Брива, живется еще тяжелее.

Мари посмотрела вниз, на черную ткань, обтянувшую ее бедра. Ей вдруг показалось, что многие дни траура, пережитые семьей Нанетт, словно тяжелый груз, давят на тело.

Нанетт между тем продолжала рассказ:

— Знаю, я часто рассказываю страшные истории. Но что вы хотите, я ведь на них выросла, мне их часто рассказывала моя мать. Истории, конечно, жутковатые, но, если подумать, иные детские сказки еще страшнее! Вот, помню, когда мать рассказывала про оборотней, я полночи не могла заснуть. Оборотни — это такие люди, которые ночью в полнолуние превращаются в волков. Они бегают по округе и убивают все живое, что попадается им на пути. Говорят, что это души грешников, наказанные Господом. Лучшая защита от них — держать на руках маленького котенка…

Мари посмотрела на Пьера. Тот, раскрыв от удивления рот, слушал мать, и в его черных глазах, казалось, мелькали отсветы давно забытых страхов.

— А болота? — вздохнув, продолжала Нанетт. — Да мы боялись даже близко к ним подходить! Мать говорила, что там живет Драк, воплощение дьявола, который только и думает, как бы кому навредить. Временами он пробирается в конюшни и до смерти пугает лошадей, а в придачу спутывает им гривы.

За стенами дома свистел ледяной северный ветер. Мари поднялась к себе на чердак. Как бы ей хотелось лечь спать внизу, поближе к огню! Пьеру везло больше — он спал в большой комнате, в двух шагах от родителей.

На чердаке пахло сыростью и было очень холодно. Мари легла одетой и натянула на себя одеяло. Девочке было холодно и страшно. Когда свечка погасла, темнота словно сгустилась, а ветер под крышей выл совсем как настоящие волки…

Мари заплакала от страха.

Заскрипели ступеньки лестницы. Мари, трясясь от ужаса, приподнялась на постели. Дверь стала медленно открываться. Казалось, сквозь растущую щель в помещение проникают свет и тепло общей комнаты. Чей-то голос позвал шепотом:

— Мари! Что с тобой? Ты заболела?

Это был Пьер. Девочка облегченно вздохнула и ответила шепотом:

— Со мной все хорошо. Просто я замерзла, но скоро согреюсь.

Мальчик сказал тоном, не терпящим возражений:

— Спускайся и ложись на мою постель. Там тебе будет лучше, чем здесь. Я холода не боюсь. Мать могла бы и сама до этого додуматься!

Мари не осмелилась спорить. Стуча зубами, она поблагодарила Пьера и в первый раз потянулась, чтобы поцеловать его в щеку. Мальчик в недоумении повернулся к ней лицом, и их губы соприкоснулись. Смущенная Мари бросилась вниз по лестнице.

Никогда не забыть Мари момент, когда она улеглась под тяжелое красное пуховое одеяло и прижалась щекой к подушке, хранящей тепло Пьера! Умирающее пламя в очаге наполняло комнату неярким розоватым светом.

Пьер лежал на чердаке. Ему в жизни не было так жарко. Неловкий поцелуй Мари зажег пожар в его крови. Засыпая, он думал об источнике в Волчьем лесу, о его чудотворной воде, которая знала его самую заветную мечту — взять Мари в жены, когда он вырастет и станет мужчиной…

Утром Нанетт очень удивилась, обнаружив девочку в постели Пьера. Но сын ее спокойно спал на чердаке, поэтому она тотчас же успокоилась.

— Мой пострел на самом деле не так глуп! Но я буду похитрее! Вот что: пока пусть поспит на чердаке, но когда придут настоящие холода, ты будешь спать со мной на большой кровати, а Жак — вместе с Пьером. Так всем будет теплее!

Первые заморозки серебристой вуалью укрыли поля и деревья. По утрам, несмотря на холод, Мари выходила из дома и шла к изгороди, чтобы полюбоваться на тонкие и прозрачные, как кристалл, кружева инея на мертвых листьях и ветках.

В начале декабря пошел снег. Нанетт потешалась над энтузиазмом девочки, которая вскоре ушла на прогулку в сопровождении Пьера и Пато.

Они успели вернуться как раз к обеду. Наевшись рагу с зайчатиной, несколько часов томившегося на огне, дети отправились в Прессиньяк.

Нанетт знала, что в этот день в городок должен был приехать Каиффа. За окном шел снег, значит, он остановится в центре и не станет ехать к домам, расположенным на окраине.

— Вот вам шесть су, купите мне полфунта кофе и немного корицы. Еще мне нужны иголки.

Мари всегда радовалась возможности посмотреть на Каиффу. Так звали хозяина передвижной бакалейной лавочки, переезжавшей из поселка в поселок. В качестве транспортного средства бакалейщик использовал трехколесный грузовой мотороллер, оклеенный картинками в восточном стиле.

Пьер и Мари пришли в Прессиньяк около двух пополудни. Укрытые снегом дома, улицы и голые деревья казались призрачными.

В бистро папаши Марселя уже горел свет, и сквозь желтоватые стекла было видно, как к потолку поднимаются завитки табачного дыма.

В набитых соломой сабо, кутаясь в шали, женщины поджидали бакалейщика, стоя на порогах своих домов. Они родились в этих краях, поэтому не очень боялись холодов. Радуясь редкой возможности оторваться от хлопот по хозяйству, женщины перекликались друг с другом:

— Добрый день! Как дела?

— Все в порядке!

Мари без труда понимала этот диалог, хотя женщины говорили на патуа. С весны она слышала его много сотен раз.

Наконец прозвенел звоночек Каиффы. Все радостно бросились навстречу. Мари с Пьером не слишком торопились домой, поэтому постояли в очереди, с удовольствием наблюдая за торговлей. Бакалейщик отвешивал требуемое, предлагал новые товары, соглашался сделать скидку, отпускал в кредит, и все это — с благодушным видом, хотя в душе проклинал недобросовестных плательщиков. Когда ушел последний покупатель, он тщательно закрыл свою передвижную лавочку и направился в бистро.

* * *

Наконец наступило Рождество. Мари любила праздник в честь рождения Спасителя, Иисуса Христа. В приюте монахини украшали часовню остролистом, а под алтарем Святой Девы сестра Гортензия ставила ясли и расставляла фигурки, которые сама вырезала из дерева и раскрасила. В аббатской церкви Святого Стефана, из года в год в одном и том же месте — в первом приделе, слева от хоров, — девочки устанавливали большие ясли и окружали их зелеными ветвями и атласными лентами.

За пару дней до Рождества состоятельные жительницы Брива приносили в приют старые игрушки и книги в подарок сиротам. Раздавали подарки обычно после ужина, устроенного в соседней с монастырской столовой комнате, рядом с кухней. Кроме книг девочки получали конфеты и другие сладости, пожертвованные приюту богатыми торговцами. Иногда дамы-благодетельницы устраивали с девочками веселые игры или читали им вслух сказки и увлекательные истории о приключениях. Воспитанницы приюта в знак благодарности разыгрывали короткие театральные пьески или пели. В такие моменты сироты, как и те дети, что росли в семьях, чувствовали, что их любят и о них заботятся.

Мари вспоминала приют и сладость маленьких карамельных иисусиков розового цвета, вкус медовых пряников и шоколадных конфет, яркий свет тонких восковых свечей в медных подсвечниках. Этого было мало и много одновременно…

Первое Рождество в Прессиньяке прошло совсем по-другому. С наступлением темноты Жак положил в очаг огромное дубовое полено.

— Это «рождественское полено», — пояснила Нанетт. — Оно будет гореть до завтра. Утром я соберу головешки, они защищают дом от грозы.

Трапеза была более обильной, чем обычно. Нанетт подала на стол пирог с мясом, белую фасоль, запеченные утиные ножки, тушеные каштаны на «подстилке» из картофеля. На десерт был сваренный на молоке с корицей рис.