Читать интересную книгу Бои младенцев (ЛП) - Эссиг Роберт

Кроме Ченса, который не хотел смотреть бои, а был вынужден.

Одно время он ими наслаждался. Он был таким же зрителем, как и люди, которые заплатили абсурдную плату за вход. Теперь он сидел в углу с бумагой и списком, делая записи о том, какие определённые вехи были достигнуты во время каждого боя. Он отмечал, какой младенец нанёс первый удар, какой пролил первую кровь, какой первый укусил. Он был тем, кто записывал все предметы, на которые делались ставки.

Он хотел, чтобы ему не приходилось смотреть бои. Он хотел, чтобы он мог выйти из этого образа жизни. Он хотел бы, чтобы он никогда не был связан с психо-предпринимательством Утёнка. Сначала было весело. Возбуждение, которое испытал Ченс, когда они начали накачивать младенцев на скорость и наблюдать, как они сражаются, было не похоже ни на что, что он когда-либо испытывал в своей жизни. Но после стольких драк он начал понимать, что замешан в чём-то очень, очень плохом. Что-то, от чего он не мог избавиться. Он делал очень плохие вещи, всё по указанию Утёнка, и хотя вначале он был всем этим увлечён, теперь он ненавидел каждый аспект своей жизни. Он чувствовал себя привязанным к Утёнку, и выхода не было. У Утёнка было достаточно компромата, чтобы его посадили на всю жизнь.

Да, у Ченса тоже было что-то на Утёнка, но операция была похожа на домино. Когда один падал, остальные следовали за ним. Выхода не было. Нет, если только Утёнок не захочет завязать. Шли дни, и Ченсу приходилось похищать младенцев, а теперь и женщин, и он чувствовал, что его душа умирает всё больше и больше. Он был простой шелухой. Зомби. С каждым боем, который он смотрел, с каждым мёртвым младенцем, с каждой ночью абсурдного кровавого спорта он умирал всё больше. Ченс хотел выйти, и спасения не было.

Ну, почти не было.

Младенцы перестали плакать, их голоса стали шипящими, гортанными, как у диких животных. Ченс вытянулся по стойке смирно, готовясь с ручкой делать заметки.

Машина-убийца, малышка со свежим лицом, каталась по дну бассейна, дрожа и подпрыгивая, как бекон на раскалённой сковороде. Барбарелла вздрогнула, но осталась на месте. Её маленькие пухлые руки были протянуты, пальцы растопырены. Её глаза становились всё шире и шире, когда она покраснела, её дыхание участилось до чего-то на грани гипервентиляции. Затем её вырвало, по подбородку потекла молочная жидкость. Её рвало снова и снова, теперь она купалась в молоке Мэдисон. Её рвало до тех пор, пока ничего не осталось, пока она не начала кашлять, как кошка, пытающаяся откашлять комок шерсти.

Машина-убийца стучала руками и ногами по бетонному дну бассейна, издавая мучительные крики, когда слёзы омывали её лицо из глаз, которые, казалось, были под давлением, выскакивая, как что-то на хэллоуинской маске. Она снова перекатилась, словно не зная, что делать, чтобы подавить чувство, которое испытывало её маленькое тело. Она перекатилась к Барбарелле, и бой начался.

Когда Машина-убийца столкнулась с ней, та зарычала и ударила её по лицу.

Ченс отметил, что Барбарелла сделала первый ход.

Машина-убийца не отнеслась к атаке легкомысленно. Она карабкалась, как будто была в огне, пиная и ударяя Барабреллу, но не получая никакой силы за своими маневрами, лёжа на боку. Барбарелла отступила, но только настолько, чтобы уйти от натиска крошечных рук и ног. Затем она встала на ноги и сделала пару кривых шагов вперёд, рухнув на Машину-убийцу камнем, прижав её голову к бетону.

Машина-убийца бешено рванулась, хватая и сбрасывая с себя обхват Барбареллы. При этом толпа ахнула.

Ченс делал заметки. Его дыхание участилось. Он хотел выбраться оттуда. Просто убежать. Он мог бы прожить свою жизнь как беглец. Он мог сбежать в Мексику. Он затаится на некоторое время. Утёнок не пойдёт к властям, он был в этом уверен, но, вероятно, наймёт киллера. Никаких ходов к отступлению. Так всегда говорил Утёнок.

Никаких ходов к отступлению.

Иногда Ченс фантазировал об убийстве Утёнка. Он будет в бегах несмотря ни на что. Если бы Утёнок умер, а власти проверили его дом, были бы горы улик, связывающих Ченса с детскими драками. Он бы точно попал в список самых разыскиваемых. Райан тоже. Так или иначе, если он уйдёт, он будет бежать от закона или от наёмного убийцы. Чем больше он думал об этом, тем больше понимал, что его жизнь кончена. Это был действительно пиздец. Не больше, чем раб Утёнка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Толпа ахнула, а затем зааплодировала, вырвав Ченса из его мечтаний об убийстве Утёнка. Он сосредоточился на детях в пустом бассейне, но понятия не имел, что только что вызвало такую ​​реакцию. Возможно, что-то, что ему нужно было отметить для ставок? Это было то, что вызывало большой стресс для Ченса. Если бы он облажался со ставками, посетители разозлились бы, что, в свою очередь, привело бы Утёнка в ярость. Утёнку придётся расплачиваться со своими клиентами, теряя при этом деньги. Позже, когда все уйдут, Утёнок накажет Ченса.

Ченс просто надеялся, что не облажался, потому что на его счету было столько наказаний Утёнка, сколько он мог выдержать.

Бой продолжился. Барбарелла схватила Машину-убийцу за руку и сжала её, сломав кости её запястья. Младенец закричал и замахал ручкой, ладонь болталась вокруг. Выражение её лица было отчасти ужасом, отчасти гневом и лишь оттенком интереса. Затем Машина-убийца использовала гибкую руку как булаву и несколько раз ударила ею по Барбарелле, попав по её лицу. Сломанные кости пронзили плоть вокруг запястья Машины-убийцы, из свежих ран сочилась кровь. Барбарелла протянула ладонь и схватила гибкую руку, дёргая. Плоть разорвалась, и её рука освободилась, связанная только растянутыми мышцами, связками и венами, которые разрывались, брызгая кровью, которая смешивалась с блеском материнского молока на теле Барбареллы.

Завсегдатаи смотрели молча, съёживаясь и задыхаясь, но не отводя взгляда, завороженные гнусным зрелищем, за просмотр которого они заплатили.

Разорванный обрубок почти не замедлил Машину-убийцу, которая быстро оправдала своё новое имя. Она ползла по бетону, используя свой обрубок, как пират деревянную ногу. Барбарелла отпрянула назад и зашипела, словно раненая мясистая ящерица. Затем она несколько раз хорошенько ударила Машину-убийцу прямо по голове, и сильно. Машина-убийца, не почувствовав ничего подобного, ткнула её своей повреждённой рукой, проткнув живот Барбареллы острым краем сломанной кости, торчащим из её запястья. Прокол прорвался кровью, которая потекла по её ногам. Она заплакала, но только на несколько секунд, прежде чем её слёзы превратились в крики.

Барбарелла впала в настоящую панику. Истерика высшей степени. Удары ногами, удары руками и удары по слабым местам. Понимая, что у неё есть преимущество — или, может быть, находя этот акт забавным, — Машина-убийца использовала окровавленную длину острой кости и снова и снова наносила удары по Барбарелле. Она выпотрошила её, проткнула её маленькие ручки и ножки, покрыла всё её лицо и голову ссадинами, пока та не упала в грязь, и Машина-убийца не попала ей прямо в левый глаз.

Наконец Барбарелла сдалась. Пока она лежала, истекая кровью, Машина-убийца взяла на себя отведённую ей роль, снова и снова вонзая костяной огрызок в её тело, казалось, испытывая какое-то болезненное удовольствие, прокалывая её плоть. Она выколола оба глаза, засунув крошечную руку в глазницы до упора, словно пытаясь пощекотать ей мозг. Она разорвала ей живот, вскрыла его и выплеснула внутренности.

Толпа смотрела, бормоча себе под нос, потрясённая, но не в силах оторвать глаз от зрелища.

Машина-убийца успокоилась, глядя на растерзанный труп перед собой. Они обе были залиты кровью, так много крови. Затем Машина-убийца подняла обрубок руки и помахала ею. Животные звуки, которые она издавала, продолжая разрушать труп соперницы, теперь сменились на вопли и крики нормального ребёнка, глаза которого скривились, а слёзы струились по его пухлому, окровавленному лицу.

Утёнок стоял с открытым ртом и качал головой.

— О боже, а я думал, что уже всё видел, — он посмотрел через плечо на Ченса. — Ты всё это отметил? — а потом он наклонил голову. — Ченс? Какого хрена ты делаешь?