Наступила цветущая весна. Они ездили верхом в горы, останавливались в каждой приглянувшейся им рыбацкой деревушке. А когда весна повернула к лету, Джон Хаворт поднял паруса в сторону Менорки.
Кристина знала все о двух месяцах, которые провели на острове родители, знала, что значит для отца белокаменный город Маон. За эти годы отец подробно описал его, и она знала о нем все, вплоть до последней" улицы. Когда они вошли в узкую и глубокую бухту, Кристина без подсказки узнала розового цвета дом на холме, который был жилищем лорда Нельсона и леди Гамильтон, а на противоположном берегу бухты, точно близнец, возвышался дом, служивший резиденцией генералу Коллинзвуду. Маон не разочаровал Кристину. Отец был молчаливее обычного, и лицо его несло отпечаток некоей отрешенности. Кристина понимала его. Сочувствуя отцу, она оставила его наедине с воспоминаниями, а сама бегала босая по узким, залитым солнцем улочкам и с удивительной легкостью заводила здесь друзей, несмотря на языковые трудности. К тому времени, когда они взяли курс на Италию, Кристине казалось, что она знает Испанию достаточно для того, чтобы мать гордилась ею.
После Италии капитан Хаворт не выказал желания вернуться в северные воды. Как будто у него было предчувствие, что эти солнечные дни – последние в его жизни и он должен провести их с дочерью. Под руку либо держась за руки, они бродили по улицам Неаполя и Бриндизи, похожие скорее на любовников, чем на отца и дочь, привлекая к себе внимание местных жителей.
Затем они отправились к берегам Греции, и шесть месяцев плавали от одного греческого острова к другому. В маленьких тавернах Кристина пила местные вина с таким же удовольствием, как и отец. Ей исполнилось шестнадцать, она потеряла последние черты детскости и превратилась в девушку. Она держала себя как принцесса; походка у нее была грациозная, чуть покачивающаяся, сводящая с ума мужчин. Густые шелковистые ресницы обрамляли черные, живые, широко поставленные глаза. Капитан Хаворт никогда не уставал любоваться очаровательной линией щек и мягкими очертаниями губ дочери. Кристина была поистине писаной красавицей.
Троя находилась в двадцати километрах от порта, и они взяли напрокат лошадей. За последние месяцы Кристина стала опытной наездницей. Дорога вилась между холмами. Сосновые леса, росшие по склонам, источали запах хвои. Внизу поблескивало удивительно голубое Эгейское море. Когда они достигли руин Трои, отец продекламировал ей Теннисона.
Это был последний день безоблачного счастья Кристины. И она будто знала, что уже немолодой леди вспомнит этот день – вспомнит ласковые прикосновения бриза к ее щекам, вспомнит веселый смех отца, когда они продирались сквозь заросли чертополоха и колючек к дворцу Приама, вспомнит, как смотрели на спокойную гладь моря, представляя себе плывущие по нему античные корабли. Кристина нашла место древнего сражения и прошлась по нему, как, должно быть, в незапамятные времена это сделала Елена.
На следующий день Джон Хаворт почувствовал себя неважно, однако приписал это вчерашней усталости. Он направил «Счастливую звезду» в Мраморное море, через пролив Дарданеллы, и Кристина никак не могла поверить, что можно видеть одновременно Азию справа и Европу слева. Зеленые волны древнего Геллеспонта мерно плескались о борт судна, и Кристина, зная о лорде Байроне, вдруг тоже захотела поплавать в теплой воде. Однако, увидев утомленное лицо отца, она попросила его направить «Счастливую звезду» не в Стамбул, как они намечали, а в ближайшую рыбацкую деревушку.
Джон Хаворт был откровенно рад этому. До Стамбула нужно было плыть целый день, а он чувствовал неимоверную усталость.
На следующее утро Джон Хаворт после некоторых колебаний сказал Кристине:
– Ты очень огорчишься, девочка моя, если отсюда мы повернем к дому?
Кристина постаралась скрыть разочарование и обняла отца.
– Разумеется, нет. Мы плаваем два года. Я буду рада вернуться в Англию.
Она весьма милая и искусная лгунья, с любовью подумал отец. Но делать нечего, надо было возвращаться: ему необходимо повидаться с сестрой, живущей в Северном Йоркшире. Сестрой, которая давно отреклась от него.
Джон Хаворт невесело улыбнулся. Должно быть, она испытает потрясение, когда он переступит ее порог. Однако нужно позаботиться о Кристине. Он знал, что дни его сочтены.
Теперь они двигались целенаправленно, останавливаясь лишь для того, чтобы запастись провизией. Близ Малаги Джон Хаворт посетил таверну, где впервые увидел танец своей возлюбленной Карлотты. Она хлопала над головой в ладоши и надменно откидывала голову назад. Он помнил каждый изгиб ее тела, которое так любил. Ему казалось, что Карлотта рядом с ним, когда он возвращался по тихим улочкам к причалу, где стояла «Счастливая звезда», и поднимался на борт.
– Кристина! -, сказал он, ловя ртом воздух.
Дочь появилась в то же мгновение. Едва бросив взгляд на побелевшее, искаженное лицо отца, она закричала что есть сил, призывая на помощь Неда.
Опустившись на колени, сжимая отцовскую руку, она в отчаянии спрашивала:
– Что это? Что случилось? Это лихорадка? Джон с усилием покачал головой.
– Сердце, – прошептал он. – Это все.
– Нет! Нед, быстро! Бренди!
Отец улыбнулся, и она почувствовала, что его ладонь тихонько сжимает ей руку.
– Перо и бумагу, – с трудом произнес он.
Спотыкаясь, Кристина бросилась к его бюро, схватила перо с бумагой и торопливо сунула отцу в руки. Он стал писать: «Дорогая сестра…» Перо выпало из его пальцев.
– Папочка! – Кристина обхватила ладонями лицо отца, заклиная его жить.
Он слабо улыбнулся и, несмотря на нестерпимую боль в сердце, открыл глаза.
– Карлотта… Она ждет меня… Она ждет меня очень давно… – Гримаса исказила его черты. Он закрыл глаза и умер.
Кристина опустилась на колени возле отца, продолжая держать его руку. Она разразилась рыданиями и не замечала, что Нед безуспешно пытается поднять ее и заставить выпить бренди.
Когда рыдания сами по себе стихли, она, глядя перед собой в одну точку, сказала:
– Плывем к проливу, Нед.
– Упаси тебя Господь, Кристина! Вдвоем мы не дойдем на «Счастливой звезде» и до Португалии.
– Я имею в виду – к Гибралтарскому проливу, Нед, – сказала Кристина. В ее голосе послышались металлические нотки, и Нед не решился возражать.
Девушка знала о том, как была похоронена ее мать. И она приняла решение похоронить отца точно таким же образом и примерно на том же самом месте. Правда, ей не из чего было соорудить похоронный плот.
Кристина отходила от тела отца лишь для того, чтобы помочь Неду управиться с парусами. Они миновали Гибралтарский пролив и вышли в Атлантический океан. Когда берег исчез из виду, юная девушка и немолодой мужчина закутали тело Джона Хаворта в прочную парусину и не без труда вынесли его на палубу.