Читать интересную книгу Чудо хождения по водам - Анатолий Курчаткин

Нагнувшись, В. закатал брюки выше колен, разулся, снял носки. Достаточно будет, если он просто зайдет в воду. Побродит в ней. Вода что в полуметре от берега, что посередине озера – все вода.

Подойдя к кромке воды, он приостановился. Народ с песчаной полоски пляжа выдавили за его пределы, купальщики же остались в воде, и сейчас все до одного прекратили свои водные забавы, замерли – кто на какой глубине – и только прянули в стороны, как бы расчистив В. путь. Посередине озера в блещущей чешуей серебристо-аквамариновой ряби виднелось несколько голов отличных пловцов. Все было точно как позавчера, когда он, приподнявшись на локте, любовался со всхолмья открывавшейся глазу картиной.

– Ну, раз ложи блещут… – отвечая директору по связям, оглянулся В. на того, сделал остававшиеся полшага до уреза воды и ступил в нее.

Он ступил в воду – но нога в нее не погрузилась. Ужас прошевелил В. волосы на голове. Автоматически он ступил второй ногой – то же самое. У берега было совсем мелко, какие-нибудь пять-шесть сантиметров глубины, но если бы он погрузился в воду, она достигла бы его лодыжек, однако он стоял на воде. Как на тверди. Как на каком-нибудь асфальте. Купальщики, замершие вокруг, были по колено, по пояс, по грудь в воде, – а для него она была твердью!

В. потерянно обернулся назад – толпа снимала его на видеокамеры, на мобильники, щелкала затворами фотоаппаратов, а только он обернулся, разразилась восторженными приветственными воплями и аплодисментами. Рукоплескали все: журналисты, заводской топ-менеджмент, оттесненные на задний план голотелые купальщики. И директор по связям на своей коляске тоже бил ладонь о ладонь, а когда восторженно-приветственный гвалт и аплодисменты начали подутихать, так что можно их перекричать, помаячил рукой, отсылая В. подальше от берега.

– Уж пройдись, пройдись! Покажи, на что способен!

В. послушно повернулся и пошел к середине озера. Босая нога ощущала водную поверхность, как если бы шел по поросшей мягкой молодой травкой земле. Поднятая легким ветерком рябь пробегала под ступней, нежно щекоча ее. Пройдя метров десять, В. развернулся и двинулся обратно к берегу. Не идти же было дальше, зачем? Жизнь его была там, на берегу, среди этих столпившихся на песчаной полоске пляжа людей.

Когда он вышел на берег, на него обрушился новый шквал восторженных голосов и аплодисментов. Лезли к нему с камерами, совали к лицу микрофоны, пионерка, из-за которой все случилось, оттертая в задний ряд, отчаянно пыталась пропихнуться вперед, тянула к В. диктофон, кричала, перекрывая общий гвалт пионерской звонкостью своего голоса:

– Это фокус! Это фокус! Этого не может быть, это фокус!

В. мазнул по ней взглядом, отвернулся и молча, раздвигая сопротивляющуюся толпу руками, пошел туда, где остался “Мерседес”. Скрыться от всех, исчезнуть, раствориться в воздухе летучим дымком – этого только хотел он сейчас.

За пределами журналистского слоя толпа сделалась податливей, уже не сопротивлялась его продвижению, а, наоборот, пыталась расступиться. Но двое дрожащих от холода, посиневших шпингалетов в прилипших к телу мокрых трусах, когда он проходил мимо, быстрым шкодливым движением дотронулись до него. Как если бы проверяли, не фантом ли он, существует на самом деле? На их прикосновение В. отозвался:

– А вот как сейчас по ушам!

Шпингалеты рванули от него, вбурившись головами между взрослыми зеваками, словно ракеты, получившие второе космическое ускорение.

– У ты, какой он! – донесся до слуха В. из толпы сдавленно-гневный женский голос. – Детям он по ушам!

У всхолмья, где В. лежал тогда с женой, давал интервью перед камерами коллега, оказавшийся вторым лицом у местных уфологов.

– Сегодня он мне открыто угрожал. Прямым текстом. Сказал: уничтожим! Сказал: как только будет приказ. Да-да, так он сказал: будет приказ. – Коллега токовал, растворившись в своей песне без остатка, уйдя в нее с головой, для него не было сейчас ничего на свете, кроме этих устремленных на его персону круглых стеклянных зрачков камер, и проходящего мимо В. он тоже не видел.

Оставить без ответа его упоенное токование В. не мог.

– Э-гей! – замедляя шаг, позвал он уфолога. – Которому угрожали!

Уфолог-коллега запнулся, мгновение – и вышел из транса.

– Вот, вот! – воскликнул он следом, указывая на В. пальцем. – Вы слышите, каким голосом? Интонации его слышите?!

Операторы тотчас развернули свои камеры в сторону В.

– Как приказ – так тут же, – сказал В. – Ты первый на очереди. Можешь смело так всем об этом и сообщать.

Сказал – и ускорил шаг: уединение в автомобильном чреве мнилось ему сейчас обретением рая. Конечно, машина заперта, водитель в толпе у берега, но на “Мерседесе”, только дотронется до ручки, сработает сигнализация, и водитель не замедлит появиться. Ко всему тому, схватил В. боковым зрением, пришедшие в себя журналисты, расталкивая радужную пляжную толпу, один за другим покидали песчаную полоску и направлялись в его сторону, угрожая новым окружением.

8

Гости расходились. Ночь дышала в распахнутые окна свежестью отдохнувшей от солнечного жара земли и начавшим светлеть востоком. Слышно было, как внизу на улице, всхрапнув табуном лошадей, спрятанным под капотом, одна за другой отъезжают от подъезда машины.

– Ладно, что же, пока, – сдерживая зевок, обнял В. последний гость – его друг еще со школьных времен, вместе прогуливали уроки, вместе готовились к контрольным, укрепляли друг друга, отправляясь на первые свидания. – Держись! Испытание славой – одно из коварнейших. Сил тебе!

– Да, да, – ответно похлопывая друга школьной поры по спине, отозвался В. ни о чем не свидетельствующим согласием. Все, все, уходи, изнывал он от нетерпения поскорее закрыть за ним дверь.

За ним и тем человеком, назвать которого гостем было бы странно – друг школьной поры появился в его сопровождении, не испросив на то у В. согласия. Вот, думаю, ты не будешь против, очень всем этим интересуется, представил он своего спутника В., когда они вдвоем входили в квартиру. Спутник его не назвался, лишь молчаливо и стеснительно улыбался, как бы поддакивая улыбкой другу школьной поры, и потом все время застолья тоже молчал, молчал и улыбался своей стеснительной улыбкой, издавая лишь, когда уж нельзя было промолчать, невнятные междометия. И сейчас, стоя в коридоре рядом с ними, глядя на их прощальное объятие, он все так же молчал и улыбался, а когда настала пора прощаться и ему, вместо того, чтобы протянуть руку (а В. уже изготовился подать свою), отпятился назад, за друга школьной поры, словно хотел спрятаться, и только отвесил оттуда поклон. Очень вам благодарен, признателен, несказанно доволен, – такое при этом было оттиснуто выражение на его лице. Лицо у него, надо заметить, отличалось какою-то особой, младенческой гладкостью, казалось, оно даже в нежном светящемся пушке, будто он никогда в жизни не брился.

Наконец дверь за другом школьной поры и его самовольно приведенным спутником закрылась. В. запер дверь, выключил в коридоре свет и поплелся обратно в комнату. Он неожиданно, в один миг обессилел, ноги не шли, каждый шаг давался с таким усилием, будто к лодыжкам привязано по гире. В комнате он тут же рухнул в кресло и провел руками по лицу. Было чувство, нужно что-то снять с себя, чтобы оставить закончившийся вечер позади. Беззвучный телевизор разразился заставкой ночных новостей, показал диктора в студии, и следом на экране замельтешила нарезка из В.: вот он на пресс-конференции рядом с пасущим его директором по связям, вот он садится в машину, вот уже на озере, подходит к воде… В. в бешенстве вскочил с кресла, словно не свалился на него минуту назад кулем, отыскал на разоренном пиршественном столе пульт и отнял у лишенного дара речи телевизора и дар изображения.

– Ну, устроила ты, – не удержался, укорил он появившуюся из кухни активную, будто совсем не устала, свеженькую жену.

Это она была повинна в неожиданном сегодняшнем застолье. Когда вечером по-обычному подъехал на своем “Фольксвагене” к ней на работу, заскочивши в машину, жена первым делом сообщила, что у них сегодня большой сбор. Нечего лелеять свою депрессию, отрезала жена в ответ на его удивление. Закрылся от всех, не отвечаешь ни на один звонок, а у меня сегодня телефон раскалился! Нельзя жить в обществе и быть свободным от него. Люди хотят тебя видеть! Слышать! Наши друзья. Мои. Твои. Пощупать меня хотят, сказал В., так, да? Ну так и если, отозвалась она. От тебя убудет? И сейчас в ответ на его укор, что устроила весь этот сбор, жена, принявшаяся было составлять очередную стопку тарелок, прервала свое занятие и заступила В., вновь наметившему для себя соединиться с креслом, дорогу.

– Переста-ань! – проговорила она тем голосом, который значил у нее, что она заведена, вся предвкушение близости, что вскоре предстоит им, и одарит В. своей сокровенностью со всею щедростью. – Переста-ань!.. Ты стал знаменитым. Насладись этим! Дай насладиться мне! Всегда, всегда хотела быть знаменитой. Если не сама, то женой знаменитости. И вот стала. Разве это не прекрасно? Я живу с мужчиной, который знаменит! Дай мне насладиться жизнью! Дай воспарить! Разве я прошу чего-то дурного?