class="p1">Мне стало стыдно. Что за смехотворные рассуждения.
– Не знаю… Я несу полную чушь.
– Важно то, что вы продолжаете идти вперед, Фабьена. Дайте себе время осознать эту новость. Один день за раз, одна минута, иногда только одно мгновение. Вам повезло, что вы художница, вы можете использовать свой дар для того, чтобы рассказать все, что невозможно выразить словами. Без фильтров.
– Вот именно, я писала кошмары. Мне страшно даже смотреть на них…
Она удовлетворенно улыбнулась.
– У вас теперь есть собака? Почему бы не начать с ней быстро ходить, а потом даже бегать? Может быть, вам понравится заниматься бегом.
– Бегать?
Это слово я произнесла с ужасом. Я всегда думала, что больше не смогу бегать, не спотыкаясь каждые сто шагов.
– Не спешите. Начните с ходьбы.
Не такие уж драгоценные камни
– Я возьму овощной суп дня и сэндвич с ветчиной и сыром бри.
– А я как обычно.
Официант подмигнул мне и ушел обратно на кухню.
Я не видела мать почти три недели, и ее приглашение на ужин меня обрадовало. Нам было что сказать друг другу, однако поначалу воцарилось неловкое молчание. Я покончила с ним, сразу взяв быка за рога.
– После визита Этьена я попала на пятый этаж больницы.
– Да? И долго ты там пробыла?
Сообщение о том, что я зашла по дороге в продуктовый, произвело бы на нее такое же впечатление.
– Разве это имеет значение?
Хотелось вытряхнуть ее из псевдоспокойного состояния, в котором ей так нравилось пребывать.
– Фабьена, двадцать лет назад я переживала тот же гнев, который сейчас испытываешь ты, и не хочу к нему возвращаться. Я рассказала тебе о Лоране ради одного: пойми, что идешь по тому же пути – бегства.
– Я уверена, что он этого не хотел.
– Ну что ты, Фабьена. Это не был несчастный случай, Этьен же сказал тебе, что нашел…
Я не хотела подробностей и перебила ее:
– Я имею в виду, что он не виноват.
Хоть бы она взорвалась, закричала, разоралась прямо в ресторане! Но она сохраняла тот же ровный тон.
– Твой отец запустил себя. Плохо тебе? Ну, поменяй что-нибудь в своей жизни. Это просто: ходи в гости, занимайся спортом, возьми себя в руки! Когда мы осознаем, что все начинается с нас самих, мы берем на себя ответственность за то, чтобы нам стало лучше.
Я рассмеялась. Настолько саркастично, насколько могла.
– Действительно, все так просто.
Она не заметила иронии и продолжила подливать масла в огонь:
– Почему бы тебе не прийти на вечер Лунного круга? Ты могла бы познакомиться с открытыми людьми, которым только и нужно, что помогать тем, кто в этом нуждается. Как раз сегодня вечером мы будем делиться нашими пустотами.
– Вашими чем?
– Нашими пустотами. Весь негатив, который мы прожили в прошлой жизни, называется пустотами.
– В какой прошлой жизни?
Чем больше она разъясняла, тем меньше я понимала.
– Видишь ли, когда я жила с твоим отцом – это было в моей прошлой жизни. Сейчас я живу вторую. Будут ли третья, четвертая? Кто знает…
Увидев, как я выпучила глаза, она поняла, что я более чем скептически настроена по отношению к ее сектантскому кружку.
– Мама, а если бы он сильно болел? Знаешь, физическое заболевание, с болью, которую можно доказать? Опухолью мозга, разрушающимися костями? Ты бы сказала мне то же самое? Что он был трусом, эгоистом, недостаточно позитивным? Почему вы – ты, Этьен – так злитесь на него?
– Ты думаешь, я такая узколобая, Фабьена? Я приглашаю тебя встретиться с людьми, которые помогут, которые канализируют укоренившийся в тебе негатив, помогут прийти к другой жизни. После смерти твоего отца я могла бы удовлетвориться ролью жертвы, но мне помог мой круг. Я уже не только мать или жена: я Жизель, и не позволю тебе чернить мое возрождение упреками.
– Брижит, мама. Тебя зовут Брижит.
Пора было принять очевидное: она не сумела перенести горе и вступила в секту, для которой, по своей наивности и хрупкости, оказалась идеальной жертвой.
– Твой отец, Фабьена, не был ангелом. Сорви с него плащ героя, в который ты его облекла. Он его не заслуживает. Я не знаю подробностей, но Лорану угрожали из-за нового партнерства, которое он собирался создать в фирме. Наверняка он запутался в делах. В очередной раз.
Я почувствовала укол в сердце.
– Почему ты не говорила мне этого раньше?
– А что это меняет?
– Да все меняет! Мама, это значит, что у его проблем был источник, и возможно, в этом часть ответа!
– Розовые очки… Твой отец ушел, потому что был неспособен справиться с трудностями. Во всяком случае, он никогда не хотел говорить о том, что его беспокоило. Настоящая устрица. Настоящая пустая устрица.
Я смотрела на нее и не понимала, почему она так жестока. Это же я Фантастическая, а казалось, что именно ее пустой взгляд и осуждение – из другой галактики. Она барабанила пальцами по столу.
– Как здесь медленно обслуживают. У меня встреча с Мари-Топаз в час дня.
– Это шутка?
– Что я опаздываю?
– Нет, Мари-Топаз…
– Марсель считает, что ей это имя подходит больше, чем Мари-Клер. Он видит в ней чистоту, и он прав.
– Что за Марсель, можно спросить?
– Хозяин Лунного круга!
Странно, но она ответила мне с таким пылом, как будто я была единственной на земле, кто не знал об этом человеке. Когда нам принесли еду, мать сразу же попросила завернуть ее с собой. Я придвинулась поближе, чтобы нас не услышали за соседними столиками.
– Я не понимаю, почему вам с Этьеном было так важно открыть мне тайну. Почему именно теперь?
– Я уже сказала. Чтобы предупредить тебя.
Она говорила очень холодно и смотрела прямо перед собой. Мне захотелось щелкнуть пальцами у нее перед носом, чтобы разбудить.
– Это что, ты меня так успокаиваешь? Это твой ответ? Понимаю, почему он никогда не говорил с тобой о своих чувствах!
Она вскочила, надевая пальто.
– Теперь я виновата, да? Я опаздываю, будь здорова.
– Мама! Мне страшно!
Это был крик. Я взяла ее за руку, но она ее резко выдернула. Попрощалась с поварами на кухне и вышла из ресторана. Мне хотелось повернуть время вспять, чтобы этого разговора вообще не было.
Я закрыла лицо руками и разрыдалась. Тут же подошел Фред.
– Она ушла? Вы даже не поели вместе!
Несколько минут я не могла говорить. Фред был рядом. Он опустился на одно колено и вытирал мои слезы фартуком.
– Если когда-нибудь я попрошу называть меня Фабьена-Опал, Мари-Рубин или каким-нибудь еще драгоценным камнем, приведи меня в чувство, окей?
Берта считает это дьявольским даром
– Ну и?
Анна кружилась вокруг себя, подняв руки над головой, посреди новой галереи, которую строил Шарль. Они были правы: потрясающее место для выставки.
– Да, красиво…
– А уж когда мы развесим холсты!..
Ее энтузиазм был заразителен, и, к своему удивлению, я поняла, что с нетерпением жду этого дня.
– Ты будешь что-то подправлять?
– В картинах? Нет, оставлю так. Я обнаружила, что те части, которые я пыталась закрасить белилами, все равно видны. Это создает впечатление прозрачности…
Мне хотелось сказать, что чудовища всегда вылезают на поверхность, если не изгнать их окончательно, но сдержалась.
Анна довольно улыбалась.
– То есть я могу начать рассылать приглашения?
– Перестань со мной об этом говорить, мне слишком тревожно.
Анна засмеялась. Шарль издали смотрел на нее, покрывая морилкой деревянную балку.
– Вы сходили в итоге поужинать тем вечером?
– Да, и закончили вечер здесь, как и собирались.
– А…
Она засмеялась, краснея.
– Я должна выгулять Вьюгу. Спасибо за экскурсию.
Я поцеловала Анну в щеку и помахала Шарлю.
Выходя, я услышала погребальный звон из церкви, и что-то заставило меня пойти на звук колоколов. Из-за черных и белых надгробий кладбище походило на шахматную доску. Интересно, почему нужно умереть, чтобы стать королями и королевами для близких, а пока мы живы, большинству кажется, что их считают пешками?
Я проскользнула между людьми на паперти, вошла в церковь и села на пустую скамью у самого выхода, чтобы уйти незаметно. Закрыла глаза на несколько секунд – помолиться. Я не знала ни как, ни к кому обращаться, но мне становилось спокойнее просто оттого, что я сижу здесь. Внезапно меня похлопали по плечу. Пожилая дама стояла рядом со мной и как будто что-то искала на скамье.
– Вы не могли бы встать? Кажется, вы сидите на моем сердце.
В других обстоятельствах я бы сочла эту фразу романтичной, но лицо женщины выражало скорее нетерпение.
– Давайте уже, подвиньтесь!
Крайне удивленная, я поднялась и стала наблюдать за ней. Она внимательно осматривала скамью, как человек,