– Когда-нибудь они раздавят и самого Гергобара, эти последыши Аша! – проворчал Фаргал.
– Не думаю,– покачал головой сокт.– Горцы разобщены! Кстати, пока Гергобар разбирался с мятежниками, корабли кушога поднялись вверх по Ашу едва ли не до самого Кандиура. А островитяне Табе, с которыми, если ты помнишь, у Императора заключен мир, разграбили восемь поселков на побережье и увезли несколько сотен рабов. Гергобар обратился к старейшинам Священных островов за помощью: ему нужно двенадцать больших кораблей.
– Пойдет мстить кушога?
– Нет, табе!
– Он может до смерти гоняться за табетскими тримаранами! – сказал Фаргал.– Шесть сотен островов!
– Я думаю, он удовольствуется десятой частью,– заметил сокт.– И не станет разбираться, кто именно совершил набег. Мы дадим ему хорошие корабли! И моряков, которые знают, какие именно из островов архипелага стоит выпотрошить! Третья часть добычи отойдет к нам!
– А я-то думаю, с чего это вы так благосклонны к Самери! – засмеялся Фаргал.
– Такова воля Великого Яго! – торжественно произнес Кен-Гизар и погладил жреческий браслет с символом сокола, украшавший запястье сокта.
Император Карнагрии, немного обеспокоенный тем, что сокты вдруг прониклись бедами Самери, отринул тревожные мысли. Там, где ссылались на волю Яго, не могло быть ущерба ему, Фаргалу. Разве не он изгнал из пределов Карнагрии прислужников Аша, исконного врага Великого Яго?
Но спроси царь об этом Кен-Гизара, тот объяснил бы ему: Мудрый Аш и Великий Яго – не чета древним богиням Ирзаи и Таймат, что, как гласит предание, могут существовать на земле только порознь. Мудрость Аша проникает в прошлое и провидит будущее, но настоящее принадлежит Яго. Но, увы, жрецы Аша не желают понимать очевидного и отдать власть над настоящим последователям Яго. Так что против самого Аша Кен-Гизар ничего не имел, но вот жрецов его, по мнению сокта, следовало удерживать на коротком поводке. А оборотней, демонов, одержимых и прочих порожденных и вызванных ашскими магами тварей следовало безжалостно уничтожать.
Правда, пожелай царь узнать мнение самих жрецов Аша – услышал бы прямо противоположное. Но Фаргал общался с последователями Змеебога только мечом. И потому не знал, что даже его собственное имя, Фаргал,– всего лишь одно из имен Мудрого Аша. Кен-Гизар, впрочем, об этом тоже не знал. Но последователи Яго жили не прошлым, а настоящим. И действовали тоже в настоящем, выбирая правильный путь интуитивно или по прямому указанию своего незримого покровителя. А здесь, где до гор Яго намного ближе, чем до гор Аша, у последователей Сокола были все преимущества перед последователями Змея.
– Все ли благополучно в твоей Империи, о царь? – осведомился посланник соктов.
– Моя лошадь споткнулась на охоте! Айпегская кобыла, которую я купил в прошлом году! И, о Ашшур, это самое важное событие, если не считать Игр, которые начнутся через три дня!
Упомянув об Играх, царь скривился от отвращения.
– Кобыла в порядке? – поинтересовался Кен-Гизар.
– Здоровехонька! А вот я проткнул себе бедро обломком копья!
Фаргал похлопал по розовому шраму на своей ноге.
Мимо проплыла баржа, доверху нагруженная зерном. Кормчий, забыв о рулевом весле, глазел на царский корабль.
– А что Андасан, о царь? – спросил сокт.
Фаргал поморщился. Бывший тысяцкий Черных Андасан был колючкой у него в сандалии. Пять лет назад Фаргал уничтожил всех, чье участие в бунте было доказано. Всех, кроме Андасана, успевшего удрать в Фетис через горы Яго. Император Хаттус, не желавший портить отношения с могущественным соседом, схватил беглого мятежника и морем отправил в Карнагрию. Но Андасан подкупил моряков, высадился на севере Империи Фаргала и поднял против царя две прилегающие к Карну области. Фаргал потратил полгода, чтобы восстановить порядок… А Андасан опять ухитрился улизнуть. На этот раз – в Эгерин, где пытался снискать расположение Императора Хар-Азгаура. Тщетно. Хар-Азгаур боялся Фаргала еще больше Хаттуса: ведь перебраться на противоположный берег Карна куда проще, чем перевалить через горы Яго. Андасан на сей раз оказался достаточно осторожен, чтобы не дать себя схватить. Поддержки он, разумеется, не получил и теперь разбойничал где-то на юге Эгерина. Это было куда безопасней, чем грабить вельмож Карнагрии. В Эгерине большинство Владык рассматривало землю соседа как потенциальную добычу, а самого соседа – как кровного врага. Сговариваясь то с одним, то с другим, Андасан сколотил собственное войско, нахапал эгеринского золота и вполне мог доставить Фаргалу неприятности. Царь же Эгерина хоть и слал южному соседу регулярные жалобы на бесчинства мятежного тысяцкого, но от военной помощи отказывался. Карнагрийскому Льву дай только поставить лапу на левый берег Карна!
– Андасана видели в эгеринских предгорьях Ашшурова хребта,– ответил Фаргал.– Когда-нибудь он переберется на мою землю, и я сверну ему шею!
Царь хлопнул ладонью по ковру, на котором был выткан один из его предшественников-императоров. Восседая на троне с двумя чашами в руках, Император утвердил одну ногу на отрезанной голове менее удачливого соседа, а вторую – на золотой короне, ранее украшавшей эту голову. Две обнаженные девушки ласкали колени царя. Надо полагать, дочери покойного.
Царская лодка подошла к пригородам Великондара. Заросли тростника здесь были реже, чем ниже по течению. Глина и тростник – основной строительный материал тех, кто победней. Кроме того, из сердцевины белых стеблей делали лучшую в Четырех Империях бумагу.
Белая цапля опустилась на палубу царской лодки. Ее не тронули. Цапля считалась приносящей удачу. Или сулящей скорую встречу с потерянным родственником.
Охранники Фаргала поднялись и взяли наизготовку луки. Не в ожидании реальной опасности, а дабы все видели: царская стража – начеку.
Впереди показалась городская стена.
Фаргал, царь Карнагрии, считал себя эгерини. Хотя одному Ашшуру было ведомо, кто он на самом деле и кому обязан появлением на свет.
Лет четырех от роду маленького бродяжку подобрал странствующий цирк. Так удача в первый раз улыбнулась Фаргалу. За ночь до этого умер от внезапной болезни маленький внук старшины цирковых, и труппа осталась без актера. Завидев на обочине ребенка того же пола и возраста, как умерший внук, старшина принял его как дар Ашшура. Тем более что малыш, одетый в сущие лохмотья, был на удивление крепок и упитан. И не помнил ничего, кроме своего имени: Фаргал. Никогда не слыхал старшина Тарто подобного имени в Эгерине. Но разве чудное имя более удивительно, чем четырехлетний нищий с аккуратно подстриженными ногтями на руках и ногах?