– Здесь не высоко, – тихо произнес я, едва узнавая собственный голос, – спустимся и укроемся в Университете.
Храм знаний и разума манил, как церковь манит верующего.
Как мы спускались, оставив беснующихся одержимых в подворотне, я не запомнил. В ящиках памяти остались скомканные наброски: вот я подаю руки Элис и ловлю ее (девочка слишком тяжелая для человека, я делаю усилие, чтобы устоять на ногах, пребольно выгибая спину), вот Марта рыдает от злости, не решаясь прыгнуть, и я кричу на жену, чего никогда себе не позволял. Вот бьет по пяткам мостовая: мы спешим к Университету, отказываясь верить, что преследователи не отстали, что они нагоняют нас.
Дверь была закрыта, и сторож, должно быть, спал. Я подскочил к витражу на первом этаже, пнул его; стекло разлетелось под весом моего тела, я вывалился в пустую комнату, вскочил и, натыкаясь на мебель, бросился к выходу, волоча за руку рыдающую Марту. Элис бежала впереди, по-прежнему не зная усталости.
Откуда только взялись силы? Я был одержим примитивной жаждой жизни, желанием спасти семью. В эти мгновения я не задумывался о разуме и стихии, не размышлял, отчего сама земля ополчилась на нас, – я просто хотел спастись.
– Господи, что с нами будет? – на ходу причитала супруга. – Они ведь достанут нас. Давай спрячемся…
Мы миновали холл, темный и страшный. Лишь луна заглядывала в окна. Жажда существования гнала вверх, в шпиль Университета, и тени химер, будто живые, метались за стеклами. Почудилось, что одна тварь караулит снаружи, примостившись на выступе стены и капая ядовитой слюной в ожидании поживы.
Марта совсем запыхалась, и я волок ее, подчиняясь долгу мужчины и мужа. Пусть моя супруга всегда была стойкой и боролась за права всех женщин, сейчас она готова была сдаться, силы оставили ее, – но, к счастью, не меня. Цокала каблучками Элис, молчаливая, бездыханная. Живая.
– Бесполезно, – ответил я, взбегая по бесконечной лестнице. – Ты еще не поняла, что это не люди – сама земля, сам город восстал против нас?
– Боже мой, что теперь будет?! Оставь меня, Адам, дорогой, оставь, спасайся!
В голове промелькнула мысль, которую я тотчас отогнал: если не станет Элис, кошмар закончится. Но нет, лучше я сам умру, чем позволю ее убить. Не уничтожить, не остановить механизм – убить мою дочь.
Элис к тому времени уже взбежала наверх и ждала нас, перегнувшись через перила.
Сколько раз я взбегал по этой лестнице легко и беззаботно, спеша на занятия, не отягощенный камнем ужаса, лежавшим на душе…
Внизу ударили во входную дверь, еще и еще раз. Она слетела с петель, и воздух наполнился гулкими шагами. Мы ускорились. Каждый шаг давался с трудом. Я спешил вверх, как кошка, застигнутая пожаром, и понимал: выхода нет, нам не уйти по крышам, не оседлать химер, не слететь вниз… Задрав голову, я смотрел в глаза наклонившейся к нам Элис.
Изгиб лестницы и ступени, ступени, ступени. Есть лестницы, которые ведут только вверх, а я так хочу жить, что мне все равно, куда бежать, лишь бы это продлило жизнь хотя бы на минуту.
На двери, ведущей в верхнюю часть шпиля, – замок. Клетка захлопнулась. Я помянул дьявола и всех его приспешников, и Марта не к месту хихикнула, услышав из моих уст грязные портовые ругательства. Внизу клацнула дверь, затопали ноги…
Элис схватила меня за руки, жестом показала: подсади. Я поднял девочку, она вцепилась в дужку замка и с хрустом выдрала ее… Кажется, треснули фарфоровые пальцы, но это не страшно, ведь Элис лишена способности чувствовать боль, и, как только мы выберемся, я починю ей руки.
Я поставил механоида на пол, и Марта кинулась к мисс Элис, схватила ее искалеченные руки, прижала к губам. А я протиснулся в люк – на самый верх.
Здесь не было стекол, по площадке гулял ветер.
Город смотрел на меня ячеистыми глазами окон. В теле великана колотилось детское сердце – заходилось приступами, не справляясь. По паутинам сосудов струилась анемичная, бледная кровь. Как любое дитя, мой город невинен, он не понимает, что если оторвать бабочке крыло, она погибнет. «Я – личность, город, а ты – нет, но станешь, обязательно станешь. Может, ты состаришься, не успев повзрослеть, и будешь сморщенным скупцом. Но скорее будешь похожим на человека недалекого, избалованного излишествами, склонного к разврату и извращениям.
Как твои обитатели, искалечившие Риту.
Как твои обитатели, жаждущие гибели Элис.
Как твои обитатели, лицемерно и ханженски отторгавшие нас с Мартой…»
– Мистер Адам Виллер! Миссис Марта Виллер! – я узнал бас отца Ричарда.
– Сдавайтесь! Мы не хотим вам вреда! – а это инспектор. – Уничтожьте механоида и забудем об этом! Она чужда нашему миру!
Мы стояли втроем на крохотном пятачке, и лишь невысокая каменная ограда отделяла нас от вечной мглы, раздробленной огнями города. Ветер перебирал волосы ласково, как мама: сдавайся, стань таким же, как они, сдавайся.
Мимо скользили тени химер – материальные и бесшумные. Внизу колыхалась толпа, а человек… нет, существо в плаще стояло неподвижно, запрокинув голову, и я был уверен, что глаза его, наполненные чернотой, не мигали.
Я сжал фарфоровые пальцы Элис, ласково и коротко обнял Марту. Я уже пожил, создал то, что хотел, – куклу, механоида, с отзывчивой душой и кротким сердцем, полным сострадания. Те, кто хочет ее уничтожить, – не люди, ведь человек не может желать погибели разуму. Они жаждут обратить меня в свою веру, подчинить себе, жаждут сделать своим подобием, плотью от плоти и кровью от крови. Но они меня не получат!
Платье Элис хлопало на ветру, она стояла, прижавшись к стене, и я чувствовал ее взгляд. Повернул голову, посмотрел на нее. Моя девочка взмахнула рукой, будто хотела взлететь, я подумал, что она показывает на горожан, столпившихся внизу, и отвлекся.
– Элис! Дочка! – вскрикнула Марта.
Холодные пальцы выскользнули из руки, и на короткий миг время замерло: Элис, шагающая с края крыши, ноги в синих туфлях, синие ленты в развевающихся волосах… А потом все понеслось галопом: платье взметнулось вверх, и показалось, что это не Элис – бутон розы несется вниз.
Звук был, будто разбили вазу. Я зажмурился и запрокинул голову. Рядом всхлипывала Марта, а я не в силах был ее утешить. Даже посмотреть вниз, и то не находил в себе смелости…
* * *
Мне скоро пятьдесят лет, я давно поседел и отчасти лыс. Марта смеется над моей прической, предлагая заказать парик или окрасить волосы. Я смеюсь в ответ и прикрываю шляпой свидетельства возраста.
Уважаемый профессор, душа компании, примерный горожанин, я спешу на лекцию в Университет. Целый год после событий той ночи я боялся этого здания, мне чудилось, что химеры ждут крови…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});