Очень много усилий ушло на поиски, но в конце Юра и Галя разыскали будку телефона-автомата. Здесь тоже была длинная очередь, очень жаркая и раздраженная, словно наэлектризованная прямыми солнечными лучами. Но минут двадцать спустя Юра оказался все-таки внутри раскаленной коробки, плотно прикрыл за собой дверцу и набрал номер редакции. В этот момент Леня, по счастью, оказался на месте; сдавленным полушепотом, как человек, простудивший горло, Юра выпалил в трубку последние новости о второй встрече с пифеянами. Спустя тридцать секунд в будку уже стучали - с одной стороны монетами, а с другой кулаками. Быстро раздражаясь, Юра завершил разговор и продрался сквозь раздраженную и наэлектризованную толпу к Гале.
Из густого автомобильного водоворота через семь минут появился знакомый оранжевый "Запорожец". Леня Скобкин остановил машину прямо перед Юрой и Галей, и они увидели, что у начинающего журналиста совсем не свойственный ему смущенный и виноватый вид.
- Шеф поймал меня в самый последний момент, - Леня распахнул дверцу машины. - Я уже собирался ехать к вам, когда он дал мне еще одно срочное задание. Все выяснилось в самый последний момент, послать больше было некого. И сейчас у меня есть только несколько минут, опаздываю. Пока вам придется обойтись без меня.
Он захлопнул за Галей дверцу и огляделся по сторонам. Никто из окружающих не проявлял интереса к оранжевому "Запорожцу". На всякий случай Леня все-таки поднял в машине все стекла и наконец достал из сумки Ромрой. Галя и Юра впились глазами в его шкалу, и на некоторое время в машине воцарилась напряженная тишина. Потом в двух словах Леня рассказал о своих приключениях. Потом он сказал:
- А вы пока попробуйте... попробуйте-ка, скажем...
Леня вновь огляделся по сторонам. Оранжевый "Запорожец" стоял в самой гуще бурной жизни большого города. Множество людей вокруг занимались самыми разными делами - куда-то спешили прохожие, управляли движением регулировщики, неуемная летняя жизнь гремела, шумела, звенела, и человеческая энергия (в чем, кстати, измерить ее?) была везде и повсюду. Какая ее часть расточалась впустую или шла во вред человечеству? В большом городе наверняка можно было найти множество очагов ненужной людям энергии, а кое-где, наверняка, и настоящие месторождения ее, большие или маленькие.
На шумном цветочном базаре у вокзала взгляд Лени задержался, потом проник куда-то сквозь него, дальше.
И сейчас же ему в голову легко пришел первый ответ, а сколько еще таких ответов могло бы придти, если только дать себе чуть-чуть времени на размышления. Он сказал об этом Юре и Гале: громадное месторождение растрачиваемой впустую энергии действительно было совсем рядом.
Галя уже вылезала из машины. Мгновение спустя Юра тоже стоял на мягком от жары асфальте. Леня снова опустил все стекла машины, махнул из окна рукой, нажал стартер.
И беспокойная жизнь практиканта-репортера понесла его вперед и дальше, маня какими-то новыми встречами, обещая новые газетные строчки, новые заголовки.
4
"Дальнейшее развитие событий"
Из всей железнодорожной администрации первым это заметил кассир из кассы номер 13. Кассир был в положенной форме, со строгим лицом и аккуратно подстриженными усами, которые придавали ему сходство с английским писателем Киплингом.
У него все еще продолжался обеденный перерыв. Кассир уже съел несколько бутербродов, заботливо приготовленных женой, и выпил чаю, но обеденное время еще не истекло, и он стал искать слово, начинающееся на букву "Б", фамилию автора пьес "Севильский цирюльник" и "Женитьба Фигаро" из семи букв для кроссворда в газете. Время от времени в запертое окошечко нетерпеливо стучали, и тогда кассир номер 13 с сожалением предполагал, что в зале, в густой толпе этих отпускников, пришедших за билетами, а также всех людей с чемоданами, дожидавшихся своих поездов, наверняка кто-нибудь да знает это слово. В такие мгновения его наполняла зависть: пассажиры в конце концов все-таки и уедут куда-нибудь, а сам он, кассир, будет сидеть здесь, в тесной душной кассе, и завтра, и послезавтра, и еще много дней спустя, потому что его собственный отпуск пришелся, как обычно, на самую середину зиму.
Так и не сумев найти слово, кассир номер 13 вздохнул и подумал о том, что десять минут спустя, совсем скоро, окошечко придется открыть, и тогда опять начнутся жаркие объяснения с распаленными пассажирами. Каждый из них хотел уехать во что бы то ни стало, чаще не один, а с семьей, а билетов на сегодняшние поезда не было никаких. В глубине души кассир даже жалел пассажиров, потому что в путанице очередей все время мелькали какие-то энергичные люди, предлагавшие билеты на любые поезда, но по сильно завышенной цене. Как билеты к этим людям попадали, кассир не имел представления. Жаль ему было и тех, кто часами дожидался в этакую жару и духоту своих поездов. Нет, что ни говори, не отличался вокзал совершенством, и если наблюдаешь за его жизнью часами, понимаешь это особенно отчетливо...
И почти сразу же после таких размышлений кассир увидел картину, подобную которой не видел за все тридцать лет железнодорожной службы.
Очень далеко от касс, там, где очереди только начинались, неясные колебания, всегда свойственные очередям, вдруг прекратились, люди остолбенели. Потом стали столбенеть люди, стоящие к кассам поближе, а те, что были сзади, наоборот, сразу начинали очень активно двигаться и шуметь.
Кассир протер глаза и привстал. Нет, он не ошибся: в зале в самом деле происходило что-то необыкновенное - люди столбенели один за другим, в самых различных позах, как будто их сражала неизученная эпидемия.
Где-то далеко уже раздавались растерянные милицейские трели, но эпидемия не прекращалась. В зале теперь был невообразимый шум, состоящий из испуганных возгласов. Эпидемия между тем уже вплотную приблизилась к окошечкам касс. Кассир номер 13 теперь очень хорошо видел изумленные лица остановившихся людей. Лица тоже были остановившимися, остановившимся было и их изумление.
Потом кассир на какое-то мгновение увидел в самой гуще остолбеневших людей двигающегося молодого человека и симпатичную золотоволосую девушку, но удивиться этому он уже не успел, потому что в этот момент он сам тоже остолбенел - в очень неудобной позе человека, вставшего со стула не совсем, а лишь наполовину привставшего.
Когда силы вернулись, и кассир снова почувствовал себя способным двигаться, вокруг уже был относительный порядок. Люди перед кассами, во всяком случае, снова ожили. Но крики, растерянные возгласы, милицейские свистки, - все это сливалось в совершенно непредставимую шумовую какофонию. Кассир по-бычьи повел головой и вдруг сразу открыл окошечко кассы - раньше положенного срока на целую минуту.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});