Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Людмила только что сдала экзамены в железнодорожный техникум и переехала в общежитие рядом с парком. Родители ещё весной подались на освоение целины в Северный Казахстан, где первопроходцам обещали жильё. Уговорили поехать с ними и дочерей, кроме старшей, осевшей до лучших времён с мужем и сынишкой в гнилом бараке, да младшей, которая твёрдо решила устраивать жизнь по— своему. Сегодня Лагутина впервые ощущала себя чуточку взрослой и потому хорохорилась. Только губы подкрасить не решилась, а теперь, вертясь перед Котькой, раскаивалась.
Танцплощадка с довоенных времён была обустроена на небольшом островке посередине пруда. Полы деревянные, эстрада крытая, крепкий парапет вокруг, узенький горбатый мостик-пропускник с билетёршей и двумя дружинниками. Могучие дубы кудрявыми кронами накрывают площадку густым зелёным куполом. Вокруг желтоватая гладь воды.
Оркестр громко, но не очень слаженно дует вальсы и фокстроты, пар десять танцуют, остальной народ жмётся к перилам. Щёголи в узких брюках-дудочках, расписных рубахах навыпуск покуривают болгарские сигареты. Девицы носики припудривают, с завистью поглядывая то на танцующих, то на проплывающие рядом вёсельные шлюпки.
Громыхая по толстым доскам, тележка мороженицы вкатывается с краю площадки. К ней тут же выстраивается очередь. Эскимо и крем-брюле поедаются с такой жадностью, будто все только и мечтали о них весь вечер.
Часть гирлянд гаснет, и в полумраке танцующих пар в центре становится больше. Для непосвящённых непонятная возня затевается рядом с эстрадой. Туда устремляются дружинники, но повздорившие уже разошлись, отметив друг друга в толчее и пообещав оставить за собой «последний танец».
— Так ваши ребята хорохорятся? — строго переспросил Карякин.
— А тебе что за дело? — Людмила хотела уйти, но Костя цепко ухватил её под локоть. — Пусти!
— Стой и не дёргайся, — он ещё крепче сжал её руку. — Я обещал твоим родителям приглядывать за тобой.
Людмила рассмеялась:
— А я думала, ты мне в ухажёры набиваешься! И отпусти меня, наконец!
— Кто эт у нас такая шустрая? — к ним подошли братья Мельниковы. Вовка тут же, как говорят, просёк ситуацию. — Ещё в техникуме ни разу не была, а уже вляпалась?
— Де— е-ушка не понимает, — стал кривляться Валерка, — шо по пятницам здеся не подають, а морды бьють.
— В общем так, — не стал дожидаться возражений Милки хмурый Карякин. — Выучи наизусть: по пятницам тут пролетарские оттягиваются. По субботам — индустрики с рексами из училища МВД притираются, а вот по воскресеньям — пожалуйте! — ваш день, железнодорожников. Но тебе и по воскресеньям ходить сюда рановато.
В это время уже кого-то выбросили через перила в пруд. Валерка подозвал Милкиных подружек.
— Пора делать ноги! Вовка ведёт девчат, мы с Котькой прикрываем!
Пошли не к центральному входу, а боковыми аллейками к ограде железнодорожной больницы. У пролома в кирпичной стене встретили по-боевому настроенную группу парней.
— Скажи пароль, — с издёвкой предложили задиры.
— Пароль! — как ни в чём не бывало отозвался Вовка.
Их узнали.
— Проходи! А что за шмары с вами? Не из техникума? А то мы тута санпропускник устроили. Всех железнодорожников брить будем!
Пожалуй, только у стен общежития Милка поняла, в какой переплёт могла попасть. Бегать по танцулькам ей и впрямь было рановато.
— Может, спустимся к Волге, погуляем чуток? — предложил Котька.
Девчонки в ожидании смотрели на Людмилу, а у той душа замирала от мысли, что предложение относится к ней. В их уличной компании они всегда были вместе, но чтобы вдвоём — никогда.
— Поганцы всё настроение испортили, — стал отнекиваться Вовка. — Лучше давайте в воскресенье сплаваем на Казачий. Я у отца гулянку выпрошу. Как-никак бабье лето на подходе. Скоро вода холодной станет. Да и учёба начнётся, лично мне не до гуляний будет.
«От твоего благоразумия скулы набок воротит», — так и хотелось крикнуть Милке, но по насупленным лицам парней поняла, что решение уже принято. Она и предположить не могла, что после короткой «дискуссии» троица вернётся к пролому в ограде больницы и предъявит свои права на свободный вход в парковую зону.
* * *Желающих поехать на остров набралось немало. К Милкиным однокурсницам — приехавшим учиться в Саратов из Петровска — тихоням Ольге и Вике присоединились Катя Семёнова и Натаха Мельникова с кавалером — щеголеватым курсантом из военного химучилища. По словам Валерки, прикрывавшего свежий синяк на скуле поднятым воротником штормовки с оторванными рукавами, ещё один долдон в хромачах и отутюженном хэбэ, которого взяли для развлечения Катюши, ушёл за бутылочным пивом и обещал догнать компашку на другой лодке с перевозчиком.
Людмила с Котькой сидели на носу гулянки. Накануне, в субботу, Милка сбегала утречком к сестре, поставила опару в квашне, а вечером раскатала тесто и напекла в печи пирожков с картошкой. Украдкой приговаривала: «Как в печи огонь горит, пусть воспылает сердце любимого». Теперь вертелась и не знала, как предложить угощение Карякину.
— Чего ты там прячешь? — углядел свёрток Котька. — Свистать всех наверх, кок пирожками потчует.
— И нам, — потянулись к Милкиному кульку руки. — Мы тоже не успели позавтракать. Ой, девоньки, пирожки! Любимые, с картошечкой!
— Быть тебе, Людмила, сегодня королевой острова! — торжественно произнёс Вовка, незаметно подмигивая Котьке. — Заслужила!
Выбирать королеву на Казачьем они придумали давно. Когда еще ребятишками ездили вместе с родителями поливать огороды.
Махонькие делянки распахивались в глубине острова. И по весне добираться до них приходилось не только по песчаным барханам сквозь густые заросли краснотала, но и через не пересохшие ещё протоки и топкие заводи, оставшиеся после широкого половодья.
Тропинки были натоптаны, но иногда после дождей ручьи вымывали песок, и мелкая ещё вчера канавка становилась глубокой. К тому же быстрая вода на каждую корягу накручивала стебли прошлогоднего лищука или чакана, натаскивала поверх них толстые стебли серого камыша, и готовые запруды изменяли русла проток.
Однажды ливень хлестал несколько дней кряду, а когда погода разведрилась, все кинулись на огороды пушить прибитую землю и вызволять из ила рассаду. От уткнувшихся в белый песок острова лодок до ухитных делянок всегда шли гуськом, особенно по воде — след в след. Но бражной, кисло-сладкий дух омытого дождём острова, неистовый хор птичьих голосов, безудержное кваканье лягушек, почуявших личинку первого комара, парная теплота воздуха в зарослях молодого осинника и густого лозняка, зазывный шорох согретого солнцем песка по гребням барханов, дразнящий плеск рыбы в заводях расслабляли внимание и малышей, и взрослых.
Клавдия Филаретовна ковыляла за всеми «замыкающей». С какой-то особой радостью ставила босые ступни на зыбучую почву и чувствовала приток крови в икрах. Ломота в ногах постепенно проходила.
Впереди неё, мотая косичками, то ли прыгала, то ли приплясывала Натаха Мельникова. Думая о своём, Клавдия Филаретовна машинально держала в поле зрения только худенькие лопатки девчонки, смешно торчащие из-под беленького сарафана. И вдруг они исчезли.
Ещё не осознав до конца случившееся, женщина бросила сумку с вёдрами и как шальная метнулась к омуту, сразу с головой окунувшись в холодную воду. Почувствовала под собой тельце Натахи, ухватила за сарафан, и вместе с ней вынырнула на поверхность.
Ушедшие вперёд огородники заметили их и кинулись на помощь.
— Дышит, дышит! — кричали вокруг.
— Искусственное дыхание делайте!
— Она не захлебнулась, только напугалась.
— Не успела наглотаться! Кабы не Клавдия Филаретовна!
Натаха смотрела на всех очумелыми глазами. Испуганные ребятишки толклись поодаль, не зная, плакать им или смеяться.
— Раз выжила, быть ей королевишной, — подсказал кто-то.
— Королевой! — поправил учитель Гункин. — Теперь каждый год будем отмечать день рождения своей королевы.
Но королевами жаждали стать многие, вот мальчишки и решили их выбирать. Как ни странно, игра прижилась.
— Какие будут пожелания у королевы? — спросил Вовка, направляя нос гулянки в длинный проран, из которого земснаряд недавно отсасывал песок на правый берег.
— Жаль, ни у кого нет фотоаппарата. Наш Казачий убирается под воду, — немного рисуясь, грустно заметила Натаха. — А ведь с островом уходит часть нашей жизни.
— Если бы только! — Вовка не преминул случая блеснуть красноречием. — Представьте себе, что наши дети никогда не увидят Казачий остров.
— Эка важность! — громко фыркнул курсантик, но Вовка сделал вид, что не слышит его.
— Никогда не будут, как мы, собирать здесь грибы, ежевику или шиповник. Не почувствуют запах лугов, не сварят уху на костре. Не услышат кукушку на закате. Не увидят лебедей и гусей на пролёте.
- "Говори, мама, говори..."[рассказы] - Борис Екимов - Современная проза
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- Говори - Лори Андерсон - Современная проза