На первый взгляд эта Савия выглядела весьма упитанной и пухленькой — и это при всех тяготах тюрьмы, — а годы явно были милостивы к ней. Наверняка она еще в состоянии согреть любую постель, прикинул я про себя. Волосы ее уже подернулись сединой, лицо от долгого пребывания под замком слегка побледнело и осунулось, взгляд был беспокойным и нарочито искренним — более искренним, чем обычно бывает у нормальных людей. Но ум… ум не скроешь. Она тоже оказалась среди уцелевших, умудрившись пройти через все последние испытания практически без единой царапины. Живое подтверждение тому, что редкий раб предпочтет умереть ради своего господина.
Итак, я уже услышал о жестоком оскорблении, нанесенном Гальбе, и об охватившей его ярости, но этого было явно недостаточно, чтобы объяснить причины несчастья, расследовать которое я приехал сюда. Нет, что-то подсказывало мне, что на Валу случилось еще что-то, что-то такое, что вызвало небрежность и повлекло за собой измену, и это «что-то» должно было иметь отношение к хозяйке сидевшей передо мной рабыни. Что-то, имевшее прямое отношение к леди Валерии. Я приказал выпустить Савию из тюрьмы, где ее держали, чтобы она рассказала мне о своей госпоже, помогла мне понять характер женщины, которой уже не было здесь. А она, в свою очередь, видела во мне возможного спасителя. Содержание под стражей явно пришлось ей не по вкусу, и она, не стесняясь, громко выражала свое негодование.
— Я принадлежу к дому Валенса! — возмущалась она. И солдаты гоготали, слыша эти ее слова.
И вот сейчас она сидит в моей тесной комнатушке — весьма воинственно настроенная, испуганная, полная надежды, недоверчивая и одновременно источающая самодовольство. Я был нужен ей ничуть не меньше, чем она — мне.
— Ты служила у леди Валерии?
Она смерила меня взглядом. Потом кивнула, и движение это было полно нескрываемой гордости.
— Все девятнадцать лет. Кормила ее, тетешкала, купала и даже шлепала иной раз… учила ее быть женщиной. И сопровождала ее повсюду, особенно здесь, в Британии…
— И на ее свадьбу с командиром петрианской кавалерии, Марком Флавием?
— Обо всем было договорено еще в Риме.
— Это был брак по любви или из политических соображений?
— Сказать по правде, и то и другое.
Терпеть не могу такие ответы, которые на самом деле ничего не объясняют.
— Ты не ответила на мой вопрос. Она любила своего будущего мужа?
— Это зависит от того, что вы понимаете под словом «любовь».
— Что я понимаю?! О боги, что заставило ее решиться на этот брак: страсть или политические соображения?
Савия окинула меня оценивающим взглядом.
— Я бы очень хотела помочь тебе, господин, но долгое заключение под стражей затуманило мою память. — Ее взгляд, оторвавшись от моего лица, стремительно обежал комнату — словно в поисках крохотной щелки, через которую она могла бы ускользнуть.
— Я освободил тебя из тюрьмы.
— Да — только чтобы допросить. Но почему?! Я не сделала ничего дурного! За что меня бросили туда?
— Ты попала туда за то, что помогала нашим врагам.
— Нет! Меня бросили туда за то, что я спасла свою госпожу.
Я решил пока что пропустить эту фразу мимо ушей.
— Ты должна отвечать, когда я спрашиваю, — сурово предупредил я, решив, что мне не составит особого труда ее запугать.
Ничего не вышло — она решительно отказывалась бояться. Наверное, почувствовала за маской суровости мое сочувствие, которое я неизменно питал к женщинам вообще.
— Я смогу вспомнить прошлое — когда поверю, что у меня есть будущее.
— Так ты намерена отвечать? Или ждешь, когда тебя выпорют, чтобы ты заговорила?
— Заговорила? О чем? — Она вдруг беспомощно зарыдала, и я непонятно почему почувствовал себя виноватым. — Что ты хочешь услышать, господин? Правду? Или вопли избиваемой рабыни?
Я скривился. Однако в глубине души я забавлялся, и мне стоило немалых сил это скрывать. Ведь Савия все время была начеку. Ее почти звериное чутье подсказывало ей, что, как рабыня, она стоит немалых денег, а вот в тюрьме от нее проку не больше, чем от разбитого горшка. Знала она и то, что мне позарез нужно вытянуть из нее все, что ей известно. Догадываясь об этом, я хранил молчание. Ничто так не развязывает людям язык, как упорное молчание собеседника.
— Прости, — захныкала она. — Там, в тюрьме, так грязно… так ужасно!
Чтобы успокоить ее, я намеренно сделал вид, что смягчился.
— Хорошо. Тогда помоги мне выяснить судьбу твоей госпожи.
Она наклонилась вперед:
— От меня было бы больше помощи, если бы ты взял меня с собой.
— Мне не нужна старая служанка.
— Ну тогда забери меня отсюда и продай! Но лучше оставь меня у себя. Посмотри на себя, господин! Ты так же стар, как и я. Тебе давным-давно пора уже оставить дела, жить где-нибудь в деревне. А там я тебе пригожусь.
Вот уж чего мне точно не надо, так это, уйдя на покой, тащить за собой чей-то брошенный за ненадобностью хлам! И все же… на закате лошади куда охотнее бегут туда, где их ждет сено, а не хлыст. Я притворился, что размышляю над ее словами.
— Я не могу позволить себе лишнего раба.
— Да в гарнизоне будут только рады избавиться от меня! Им осточертели мои вечные жалобы!
Я рассмеялся:
— Хорошенькая рекомендация!
— И к тому же я слишком много ем! Но зато я умею готовить. И получше, чем твой нынешний слуга, судя по тому, какой ты тощий!
Я покачал головой, сильно подозревая, что в этом она права.
— Послушай, лучше постарайся доказать, что у тебя хорошая память, и тогда я подумаю над твоим предложением, обещаю. Ну как — согласна?
Она выпрямилась.
— Я могу быть очень тебе полезна.
— Так ты ответишь на мои вопросы?
— Постараюсь, господин.
Я тяжело вздохнул, нисколько не сомневаясь, почему ей так хочется, чтобы я ее купил. Любой раб обожает чваниться тем высоким положением, которое занимает его хозяин.
— Что ж, ладно. Давай вернемся к тому, на чем мы остановились. Итак, это был брак по любви?
На этот раз она ответила не сразу. Заметно было, что она обдумывает мои слова.
— Это был брак из тех, что приняты в высшем обществе. Любовь там играет не самую главную роль, ты согласен, господин?
— Насколько я знаю, особого приданого у невесты не было.
— Это был не тот случай, когда мужчина женится на деньгах. Наоборот.
— Марку была нужна хорошая должность?
— Ему нужно было, чтобы его слегка подтолкнули.
— А отцу Валерии были нужны деньги?
— Быть сенатором — дорогое удовольствие. Привлекать на свою сторону нужных людей, добиваться нужных тебе решений — для всего этого требуются деньги.