губернатор не мог сделать, так как тайная политическая полиция подчинялась не ему, а непосредственно государю.
Решение Государственного совета, послужившее основанием для распоряжения о надзоре, было продиктовано условиями военного времени. Война кончилась. Пушкин был оправдан по делу о распространении стихов «На 14 декабря», а расследование о «Гавриилиаде» прекращено. Но отменить решение Государственного совета попросту забыли.
Ситуация с надзором приняла анекдотический характер. 19 апреля 1833 г. петербургский военный губернатор граф П.В. Голенищев-Кутузов запрашивал московского генерал-губернатора князя Д.В. Голицына, «по какому случаю признано нужным иметь г-на Пушкина под надзором полиции?» Голицын отвечал ему, что сведений на этот счёт «у него не имеется»117.
Полицейские агенты исправно составляли донесения, заканчивавшиеся словами: «в поведении поднадзорного ничего предосудительного не замечено».
Поэт был в расцвете славы. Его внимания искали все, с кем он сталкивался. Чиновники опасались его острого языка, в особенности же – его близости к царской особе. И чины полиции, и секретные агенты, и губернаторы – все знали о том, что Пушкин в милости у государя. Неудивительно, что затея с надзором имела вид неуклюжей игры.
Когда Пушкин осенью 1833 г. отправился в Поволжье, он сделал остановку в Нижнем Новгороде. Бартенев описал эпизод на основании рассказов, «слышанных от самого Пушкина». Нижегородский губернатор М.П. Бутурлин отменно принял Пушкина у себя, ухаживал за ним и проводил в дорогу. Опасаясь вольного или невольного подвоха со стороны визитёра, Бутурлин предупредил оренбургского губернатора графа Василия Перовского о том, что Пушкин едет в Оренбургский край для сбора сведений о пугачёвском бунте, а на самом деле ему, должно быть, дано начальством поручение собирать сведения о неисправностях. Перовский, смеясь, прочёл письмо Бутурлина своему гостю, из чего родилась идея «Ревизора»118.
3 сентября 1833 г. Пушкин покинул Нижний, а почти месяц спустя пришла бумага от петербургского полицмейстера с приказом учредить за поэтом секретный надзор. Бутурлин без спешки, 9 октября, отправил соответствующее распоряжение в Казань и Оренбург. К тому времени поэт давно покинул Оренбург и вернулся в Болдино.
Получив секретное предписание, оренбургский губернатор В.А. Перовский не без насмешки уведомил власти, что запрос прибыл к нему с запозданием, что Пушкин жил в его, губернатора, доме и он, губернатор, может удостоверить, что поездка «не имела другого предмета, кроме нужных ему исторических изысканий»119.
Иностранные дипломаты недоумевали, почему Пушкин, будучи в милости у царя, находился под надзором полиции. Голландский чиновник Геверс склонен был объяснить дело тем, что у поэта было много врагов в высших кругах, особенно среди высших должностных лиц120.
III Отделение не жалело усилий на то, чтобы расширить своё поле деятельности. Литература, бывшая сферой компетенции Министерства просвещения, привлекала особое внимание жандармов. Осведомлённый современник М.А. Корф хорошо знал Бенкендорфа и характеризовал его следующим образом: он «имел самое лишь поверхностное образование, ничему не учился, ничего не читал и даже никакой грамоты не знал порядочно»121.
Распоряжения Бенкендорфа, касавшиеся литературы, поражали своей изысканной формой. Император желает, напоминал Пушкину граф 22 ноября 1826 г., «дабы вы в случае каких-либо новых литературных произведений ваших» представляли их его императорскому величеству122.
Против беллетристики у шефа жандармов было давнее и прочное предубеждение. Занятия литературой он считал делом легкомысленным и могущим нанести вред государственным интересам.
Пушкин писал отчёты Бенкендорфу, следуя придворно-бюрократическим штампам. Овладеть безликим и елейным стилем было нетрудно. 7 мая 1830 г. поэт в изысканных выражениях поблагодарил шефа жандармов за свидетельство о благонадёжности, выданное ему по случаю вступления в брак. Передавая «письмецо» шефу, Магнус фон Фок не удержался от комментария по поводу легкомыслия, беззаботной ветренности пресловутого Пушкина, не думающего ни о чём, но готового на всё123.
Письмо и поведение поэта не давали жандармам повода для суждений насчёт неблагонадёжности Пушкина, «готового на всё». Но таково было подлинное отношение секретной полиции к поэту.
Вызовы в жандармское управление, выговоры и «отеческие заботы» держали Пушкина в постоянном напряжении. По временам он пытался искать защиты у мнимых доброжелателей. В марте 1830 г. он писал Бенкендорфу: «Несмотря на четыре года уравновешенного поведения, я не приобрёл доверия властей. С горестью вижу, что малейшие мои поступки вызывают подозрения и недоброжелательство. Простите, генерал, вольность моих сетований, но ради бога благоволите хоть на минуту войти в моё положение и оценить, насколько оно тягостно. Оно до такой степени неустойчиво, что я ежеминутно чувствую себя накануне несчастья, которое не могу ни предвидеть, ни избежать». Пушкин был близок к тому, чтобы видеть благодетеля в своём мучителе. Прося Бенкендорфа о снисхождении и доверии, поэт писал, обращаясь к нему: «Если до настоящего времени я не впал в немилость, то обязан этим не знанию своих прав и обязанности, но единственно вашей личной ко мне благосклонности. Но если вы завтра не будете больше министром, послезавтра меня упрячут». (Другой перевод – Пушкин писал по-французски – «я буду в тюрьме».)124
Говоря о тюрьме, Пушкин, по-видимому, имел в виду историю с «Гавриилиадой», происшедшую в отсутствие царя и шефа жандармов. Истоки ошибки поэта нетрудно понять. Как всегда, он услышал разъяснения о милости государя от Бенкендорфа, а тот постарался приписать благоприятный исход дела своему посредничеству.
Пушкин и Булгарин
Булгарин и Греч основали частную газету «Северная Пчела» в 1825 г. Бывший капитан французской армии Тадеуш (Фаддей) Булгарин был близок к декабристам и до их выступления придерживался либеральных взглядов. Рылееву он внушил такое доверие, что перед арестом тот отдал ему на сохранение свой архив. После событий 14 декабря в Петербурге был распространён пасквиль, авторы которого утверждали, что «сучья обрублены, дерево остаётся»: известные возмутители и злодеи, Булгарин и Греч, избежали наказания125. 9 мая 1826 г. царь отдал столичному генерал-губернатору приказ иметь «под строгим присмотром» известного издателя журналов Булгарина126. Журналиста обвиняли в том, что его издания пропагандировали революционные и либеральные идеи, породившие злодейство. Доносы поставили литератора в трудное положение. Страшась за будущее, Булгарин предложил свои услуги тайной полиции. Поданные им в III Отделение Записки посвящены были обличению вольнодумства и средствам к искоренению либерализма.
III Отделение умело вознаграждать своих агентов. Булгарин желал поступить на государеву службу и добился желаемого. 22 ноября 1826 г. шеф жандармов был на докладе у Николая I и получил подпись на указе о пожаловании «за похвальные литературные труды» Фаддею Булгарину чина VIII класса и определении его на службу с окладом127. Император не избавился от недоверия к недавнему либералу, и Бенкендорф определил его не в своё ведомство, а в Министерство просвещения.
Интерес к творчеству Булгарина побудил ряд исследователей пересмотреть вопрос