Однако я в ответ пробормотала:
– …Может… мне лучше найти другую цель…
Я по-прежнему не хотела посвящать всю себя чему-то одному, как сестричка Ая.
– …Послушай, Мария. Я ведь умею манипулировать людьми в той или иной степени, даже если только что с ними познакомилась, верно?
– Да, ты умеешь…
– Сколько лет прошло с нашей первой встречи, Мария? Сколько лет мы жили под одной крышей? Почему ты так уверена, что я до сих пор на тебя не повлияла?
– …А…
– …Вот именно, Мария. Ты уже под моим контролем. Я манипулировала тобой, чтобы ты тоже пожелала всеобщего счастья. Можешь сопротивляться сколько хочешь, но в конце концов ты придешь все к тому же решению.
И она продолжила:
– Мария Отонаси станет Аей Отонаси.
Как только она это произнесла, перед моими глазами встала полупрозрачная паутина. Паутина из моих ночных кошмаров, которая никак не отпускала меня.
Я поймана этой паутиной, мне не выбраться. Меня сожрут, как того учителя, как парня в шапочке, как всех остальных, кто имел дело с сестричкой Аей.
Она улыбнулась мне.
– Давай начнем, Мария! Мы не должны ни к кому испытывать враждебность, однако у нас есть враг. Этот враг не имеет формы, однако он терзает наш разум. Его имя – пустота. Так давай покажем ему… – и с чарующей, самой чарующей своей улыбкой продолжила: – Нашу месть!
*
В день похорон шел дождь.
Я стояла в школьной форме, ни с кем не разговаривая, лишь обнимая траурную фотографию сестрички Аи.
Глядя на себя в зеркало, я видела лишь пустую оболочку, которую даже минимальный нажим может раздавить с легкостью.
«Мария, когда мне будет четырнадцать, я тебя покину».
Почему она решила умереть вместе с родителями? Этого я не могла понять. Ведь теперь она не сможет достичь своей цели.
Но было ясно, что все это она спланировала заранее, иначе не предсказала бы.
Иными словами, сестричка Ая с самого начала планировала вверить свою главную цель – сделать всех в мире счастливыми – мне. Вот почему она заставила меня быть свидетелем поджога и дала мне тот дневник.
Должно быть, она решила, что полностью передала мне свою обязанность.
В свой четырнадцатый день рождения она, манипулируя ненавистью своего бывшего учителя, заставила его устроить автокатастрофу, в которой погибли все.
Месть.
Она сказала, что отомстит.
Сестричка Ая, наверное, ненавидела свою семью за то, что эти люди создали в ней пустоту, так терзавшую ее. Отомстить им было ее второй целью, о которой она мне не сказала. Она планировала их смерть с самого начала.
Я тоже была частью семьи, которой она хотела отомстить, но в моем случае месть состояла не в убийстве, а в том, что она завладела моей душой.
И вот доказательство: теперь мне некуда было идти.
Родственники ругались между собой, решая, кому достанется ребенок от адюльтера, кто унаследует деньги, кто получит дом, кто – прочую собственность. Все это я фиксировала самым краешком сознания. В конце концов они разобрали собственность, включая землю и дом, а меня предоставили самой себе.
Мне дали только страховые деньги за смерть родителей – этого мне должно было хватить до совершеннолетия, если жить скромно. Похоже, родственники сочли, что на этом их обязанности полностью выполнены.
Конечно, о том, чтобы найти у них новый родной дом, не было и речи. Я решила, что лучше уж засохнуть в заброшенной паутине.
Я и глазом не успела моргнуть, как осталась одна. К моему удивлению, ощущение было прямо противоположным тому, которое бывает, когда тебя запирают в тесной комнате. Мне показалось, что меня швырнули в громадное пространство безо всяких стен. В этом бесцветном мире я могла идти и идти, но пейзаж вокруг не менялся бы, и я бы никуда не пришла.
Было лишь одно, что могло бы служить мне путеводной звездой.
Хрупкая, прозрачная тень сестрички Аи. Идти мне было некуда, и я с готовностью последовала за ней.
…Сестричка Ая.
Вдруг я увидела бегущего куда-то под дождем большого грязного паука. Даже не осознавая, что я делаю, я подобрала его и, как сестра когда-то, позволила ему ползать по моей ладони. А потом сжала кулак.
Когда я его раскрыла, паук по-прежнему сидел на ладони. Я не смога заставить себя его раздавить. Паук, по-прежнему живой, слез с ладони и исчез куда-то. Ладонь осталась грязной.
Именно в этот момент я почувствовала, что…
…я стану Аей Отонаси.
Когда я пришла в себя, оказалось, что я стою под проливным дождем. Как я сюда пришла, я не помнила, сколько времени прошло после похорон – тоже.
Я была в незнакомом месте. Школьная форма и юбка промокли насквозь.
Ливень смыл мои чувства, лишил дыхания, стер мой облик, разбавил мою кровь, растворил меня в почве.
Как долго я шла? Возможно, и не очень долго, но бесцельность этой ходьбы рвала мне душу.
Я шла и шла…
И когда моя душа полностью рассыпалась…
…меня окутал свет.
Я не могла найти, как еще это можно описать. Там не было ни неба, ни земли, и я была нага, как при рождении. Я почувствовала, как мой дух растворяется в свете. Это место не позволяло моей индивидуальности «существовать». Любое существо здесь было равно драгоценно и равно никчемно.
Вдруг я ощутила мягкий поток воздуха, который отвечал на мои движения. Однако я не видела смысла управлять ветром и приготовилась исчезнуть из этого мира.
Стоп, подождите.
Я должна кое-что сделать.
Я должна «сделать счастливыми всех людей в мире».
Хоть я и была пустой, направление, куда я должна двигаться, по-прежнему существовало. И тут же поток воздуха тоже приобрел направление и стал собираться вокруг меня.
Свет.
Свет.
Повсюду свет.
Я сама не заметила, как покинула мир света и очутилась в незнакомом лесу. Я стояла, слушая голоса насекомых и сов.
Однако что делать дальше, я не знала. Я была не в силах двинуться с места. Моей душе не хватало движущей силы.
Так я стояла, пока небо не сменило цвет. Потом сунула руку в карман и кое-что достала.
Маленький подарочный пакет. Там был флакончик с ароматическим маслом, который я хотела подарить сестре на день рождения.
Я открыла его.
Сразу вокруг начал распространяться слабый запах мяты. Ко мне вернулась чувствительность, достаточная, чтобы мне стало некомфортно в мокрой и грязной школьной форме.
Вдруг я осознала, что держу «шкатулку».
Это была красивая полупрозрачная коробочка кубической формы. Выглядела она невероятно хрупкой, точно была сделана из тонкого стекла.
Я тут же интуитивно поняла.
Этот предмет исполнит мое «желание». У меня есть шанс воплотить в жизнь любое «желание».
Нет нужды говорить, что пожелать я могла лишь одного.
Я назвала «шкатулку» «Блаженством».
Однако в итоге оно получилось «Ущербным».
***
Бам-бам!
Я просыпаюсь от звука, будто кто-то колотит в стену.
– …Мм…
Я протираю глаза. По-моему, мне снился какой-то ностальгический сон, но я забыла его сразу, как только проснулась.
Аромат мяты заполняет мою комнату; именно он подстегивает мое тело и душу, хотя я давно уже достигла предела.
– Ну, пора идти.
Я встаю, чтобы отправиться на поиски новой «шкатулки». Найду я ее или нет – все равно я должна выполнить свою миссию «сделать всех в мире счастливыми», хоть и забыла о собственном прошлом.
Это единственное, что наполняет смыслом мое существование.
Я успеваю сделать всего несколько шагов, когда меня начинает шатать. Мои худые ноги держали меня долго, очень долго – дольше, чем целую человеческую жизнь, – но останавливаться мне нельзя. Да и незачем.
Я посвятила свою жизнь другим. Никому не дозволено меня остановить.
Бам-бам!
Аа… этот стук действует мне на нервы.
Глава 3
Вскоре после того, как я увидел Дайю в школе в последний раз, я получил мэйл с его ящика. Там не было ни единой фразы, не говоря уже о приветствии, а был адрес в далекой, совершенно не знакомой мне префектуре.
Я понятия не имел, зачем Дайя послал мне этот мэйл, но знал, что он неспроста.
Не дожидаясь выходных, я сел на первый же синкансэн. Адрес привел меня в богатый район с роскошными особняками; дом, который я искал, был самым большим из всех.
Впрочем, по своему состоянию он явно уступал окружающим. За просторным двором не очень-то ухаживали, и он произвел на меня унылое впечатление.
Совсем скоро меня ждал сюрприз.
На табличке значилась фамилия «Отонаси».
Здесь выросла Мария.
Я тут же нажал кнопку домофона; моя рука дрожала от возбуждения. Мне ответил еле слышный голос женщины средних лет. Не теряя ни секунды, я спросил ее про Марию. Как только она услышала имя, ее отношение тут же изменилось – она оборвала разговор.