Слишком холодно и безлико. Снова вздыхаю и понимаю: мне не нравится. Даже невероятный вид не спасает.
Наткнувшись взглядом на серую ширму, закрывающую какой-то проход, иду туда в надежде найти ванную. И оказываюсь права.
Все сделано из белого мрамора. Мраморные стены, мраморный пол. Большая ванна с встроенным джакузи. Как раз то, что нужно.
Настраиваю воду, чтобы та была теплой, даже горячей. Хочется смыть с себя всю эту грязь и наконец согреться. Стаскиваю платье, которое в некоторых местах порвалось. Видимо, зацепилась, пока бежала по коридорам и лестнице. Затем нижнее белье и бросаю все на пол. По телу пробегают мурашки, и я ступаю в ванну, хоть она еще не наполнилась. Первым делом мочу волосы, потому что они похожи на сено из конюшни. Расчесать их будет очень трудно. Все они превратились во множество колтунов, а они в свою очередь соединились в один.
Из горла вырывается раздраженный стон, потому что мои волосы хоть и выглядят красиво, (когда не провалялись всю ночь на грязном полу), они требуют основательного ухода. И таскать на себе такую тяжелую и длинную шевелюру — совсем не сахар. Невольно вновь задумываюсь о том, чтобы их отстричь. Не слишком коротко, но по плечо точно.
Когда вода добирается почти до краев ванны, закручиваю краны и откидываюсь на спину, кладя руки на бортики. Постепенно пар заполняет всю комнату, а я, лежа в горячей воде, не хочу вылезать отсюда. Никогда. Потому что как только я выйду, моя спокойная жизнь закончится. Я еще не знаю, чем буду заниматься у Фабио. Он расскажет это сегодня, когда я приведу себя в порядок, как он выразился.
Закатываю глаза, вспоминая этот властный голос, не терпящий возражений. Интересно, ему когда-нибудь отказывали? Вряд ли. Он просто не даст шанса это сделать. Как сегодня со мной. Я бы ни за какие деньги не согласилась участвовать в его делах, но он угрожал мне самыми близкими людьми. Я этого не забуду. Когда я буду уверенна, что Стелла и мама в безопасности — уйду. Уйду, но перед этим отомщу. Не знаю как, но придумаю. Такие люди как он, не должны иметь власть над такими как я. И он расплатится за свою ошибку. Ни сегодня и ни завтра. Может, даже и не через год. Но когда-нибудь этот день настанет.
Беру какую-то баночку с полки рядом, но не могу понять, что это. Нет никаких этикеток. Только прозрачное стекло с деревянной крышкой, обмотанной белой ленточкой. Наклоняю туда-сюда. Жидкость, не слишком густая золотисто-карамельного цвета, напоминает шампунь. Беру другую точно такую же баночку, но уже с содержимым светло-бежевого цвета. По очереди рассматриваю их, но начинаю раздражаться. Как мне понять, где что? Неужели нельзя писать названия? Или у богачей так не принято?
Вздыхаю и открыв баночку золотисто-карамельного цвета, наношу содержимое на волосы. Даже, если это не шампунь, ничего страшного не случится.
Когда заканчиваю мыться, закутываюсь в полотенце и выхожу обратно в комнату. На кровати вижу три черные коробки, обмотанные красными лентами. Перестаю вытирать волосы и подхожу ближе. Открываю первую и достаю дорогую ткань (да, я уверенна, что она дорогая). Серебристое платье, уходящее в пол. Вокруг талии сверкает тонкая полоска из драгоценных камней.
Это еще что такое? Фабио прислал мне платье? Или это шутка Сантино? Складываю его обратно и открываю следующую коробку. Туфли на высоком каблуке с застежкой вокруг щиколотки бордового цвета. К ним такого же цвета клатч.
Хмурясь, открываю последнюю коробку. Шорты с авокадо и простая белая майка. Делаю вывод, что это пижама и оглядывая кровать замечаю белую бумажку. Записку, если быть точнее.
«Как будешь готова — выйди из комнаты и сверни налево. Там увидишь лифт. Зайдешь и нажмешь на верхнюю красную кнопку, она такая одна.»
Закатываю глаза и скомкав бумажку, бросаю в стену. Могу с уверенностью заявить, что этот текст писал Фабио. Снова дурацкий приказной тон. Ни «пожалуйста», ни «будь так добра». Черт. Это я ему нужна! Это он шантажом заставляет работать на него! Мог бы и более уважительно относиться ко мне. С Сантино он общается как с другом.
Злясь, сбрасываю полотенце и на голое тело натягиваю шорты и майку. Он, наверно, рассчитывает, что я надену платье. Пошел бы… Платье бесспорно очень красиво, но я не на бал собираюсь. И уж тем более не стану прихорашиваться для него. Меня совершенно не волнует, что Фабио подумает, когда я заявлюсь в пижаме. Больше она все равно не сгодиться ни на что. Он же не рассчитывает, что я поселюсь здесь? Надеюсь, нет, потому что этому не бывать.
Встряхиваю мокрыми волосами и влезаю в свои кеды, оставляя красивый наряд лежать на кровати. Волосы мокрые и тяжелые спадают на плечи и спину. Я как могла распутала колтуны, но без расчески это сделать не так-то просто. Про дурацкое платье они не забыли, но про расческу даже не вспомнили!
Вышла в светлый коридор без окон и последовав инструкции, зашла в лифт и нажала ту самую кнопку. Двери закрылись и с каждым этажом раздавался сигнал. Нигде не было экрана, чтобы понять спускается лифт или поднимается. Почувствовать что-то было нереально, он двигался так спокойно, будто вообще находился на месте.
Непонятно что это за здание. Кабинет, в котором я была пару часов назад, находился примерно на пятом этаже. Утром я проснулась в каком-то подвале. Это и объясняло такой долгий подъем. Но эта постройка находилась не в городе. И даже не близко, потому что из окна виднелся лес, а за ним бескрайнее море.
Лифт остановился и мое сердце вместе с ним. Господи, пожалуйста, пусть эта работа не будет связана с убийствами или наркотиками. Я не готова становиться одной их них. Мама никогда не простит, а Стелла… Даже думать не хочу, как она отреагирует, если узнает. Несмотря на то, что мы обе никогда не были замечены в жестокости и были добрыми и веселыми девчонками. Стелла обладает чистым сердцем. Она бы отговорила меня. Неважно, что ей это стоило бы жизни. Но я не позволю ей и маме пострадать, поэтому сделаю то, что потребует Фабио.
Мысленно кивнув, я сделала шаг из лифта, когда двери открылись. И снова стерильные белые стены взяли в свои объятья. Темный паркет немного разбавлял эту безликую картину, но мне становилось здесь душно. Не от жары, а от атмосферы. Панорамные окна во всю стену. По центру длинный дубовый стол, рассчитанный на человек двадцать.