Соседи же мгновенно рассосались по своим норам-квартирам, как только Алиса с Гульнарой взялись мыть, добровольцев им в помощь как-то не нашлось.
Алиса мыла, скребла, засыпала какой-то химией злополучное пятно и снова мыла и думала тревожно: а ведь этот следователь клонит к тому, чтобы свалить убийство на нее. Чуть ли не прямым текстом об этом говорит. Она понятия не имеет, насколько надо быть тупым и не владеть хотя бы зачатками логики, чтобы пытаться найти доказательства и факты там, где их и близко нет и быть не может. Но ведь ей не раз приходилось слышать о случаях, когда неповинных людей обвиняли черт-те в чем и… как это называется? Вешали на них дело. Вот как это называется.
И что-то как-то ей эта мысль сильно не понравилась. Может так быть? Да, еще как может! Вон, практически в каждом детективном фильме «вешают» те самые убийства на кого ни попадя, чтобы закрыть дело и повысить их эту, как ее там? Раскрываемость!
А чем Алиса не подходящая и хорошая раскрываемость?
Быстро мысленно пройдясь по фактам и возможным вариантам их разной трактовки, Алиса почувствовала легкий холодок, пробежавший по спине. Если задаться целью сделать из нее обвиняемую…
Твой же палеозой, как говаривал один бригадир буровиков, когда бур тяжело шел через породу! Так! Ей срочно нужно посоветоваться со специалистами в этой области. Ей нужна помощь и подсказка, как действовать и что предпринять, если все-таки на нее что-то начнут «вешать и шить», и лучше узнать это заранее, чем после того, как ей предъявят обвинение.
Алиса схватила смартфон, открыла записную книжку и принялась листать, пытаясь вспомнить, у кого из друзей и родственников есть связи в полиции. И вдруг вспомнила: так у Лильки же Любавиной папаня!
Торопясь, набрала в поиске первые буквы фамилии бывшей одноклассницы и вдруг зависла от неожиданно пришедшей в голову мысли.
Острой, яркой мысли, ворвавшейся в аналитический процесс по ассоциации с Лилькой, настоль неожиданной, что ее требовалось обдумать.
Алиса посидела замершим, настороженным сурикатом, судорожно-торопливо гоняя эту самую мысль туда-сюда, и вдруг сорвалась с места – собираться-одеваться!
– Денис, открывай! – Алиса нажимала на звонок, одновременно стуча в его дверь. – Открывай, я знаю, что ты дома, я видела свет в твоих окнах!
Открывать он не спешил, и Алиса все продолжала звонить и звонить.
– Ёлкина! – прогремев замком, резким рывком распахнул наконец дверь раздраженный до невозможности Кедров. – Ты с ума сошла, что ты звонишь и тарабанишь?
– Мне срочно нужна твоя помощь! – объяснила, с ее точки зрения, весьма доходчиво и обстоятельно свое поведение Алиса.
И предприняла попытку незамедлительно проникнуть в его жилище, шагнув вперед, вернее, попробовала шагнуть. Хозяин нежданную гостью в свои палаты не приглашал и с места не сдвинулся, отчего Алиса с ходу уперлась грудью в его торс.
– Ёлкина, ты в меня своим фюзеляжем не тыкай, я занят, гостей не жду и не принимаю, – проворчал недовольно Кедров, не сдвигаясь с места.
– Денис, сейчас точно не тот момент, чтобы проявлять сарказм и демонстрировать чувство юмора. – Отступив на шаг, Алиса посмотрела на него недовольно-сосредоточенно и повторила причину своего прихода: – Мне очень нужен твой совет и помощь.
Денис работал над одной симпатичной программкой, немного для души, ну и для дела, разумеется, куда ж от него денешься, когда услышал непонятный, какой-то заполошный звонок в дверь. Матернувшись про себя от необходимости отрываться от увлекательного занятия, откровенно недоумевая, какого, собственно, и кого там могло принести, поразмышлял недолго: а может, на хрен, не открывать, не дождутся и «отсохнут» сами, сообразив, что бесполезно звонить, никто не пустит?
Но, судя по продолжавшему настойчиво, без перерывов, тренькать звонку, «отсыхать» посетители не намеревались.
– Да чтоб вас ТикТоком трахнуло, – проворчал раздосадованно Денис и отправился выяснять, кому от него что понадобилось.
Выйдя в прихожую, услышал, что к продолжавшему заливаться трелью звонку прибавился еще и настойчивый стук в дверь, и офигел слеганца: совсем опупели? Первым его естественным порывом было желание распахнуть дверь и вмазать в бубен стучащему-звонящему. Но порыв тут же исчез, стоило Кедрову услышать сопровождающий эту звуковую какофонию знакомый до боли голос Алисы свет Батьковны, требующей немедленного общения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не, сразу же решил Кедров, не, на хрен! Не будет он открывать и общаться с ней! Не-не-не! Ведь так и знал, что та их встреча в супермаркете даром не пройдет и столкнутся они еще раз. А ему это ну никуда не упало и совершенно не надо – все эти воспоминания про их детские страсти-расставания, про прошлую жизнь-любовь… И никаких встреч с Алисой тем паче не надо. Ничего такого!
Нет, открывать он не будет, твердо решил Кедров, слушая, как все трезвонит звонок, как стучит она в дверь, уведомляя, что знает про его присутствие дома. Проявил, так сказать, волю характера… минут пять.
И открыл, сказав себе, что делает это, только чтобы послать ее куда подальше и объяснить, что не собирается и не хочет с ней общаться и вообще – все…
– Денис, мне срочно нужна твоя помощь! – произнесла она таким тоном, что Кедров сразу понял, что все всерьез, что у нее действительно что-то стряслось.
Но не мог себя пересилить – вот не мог, и все! Повредничал, не пуская вот так сразу и с ходу в квартиру, да, потому что…
И, только выдержав некоторую паузу, показательно громко и харизматично вздохнув, демонстративно сдаваясь под ее давлением и напором (в том числе и грудью о его торс), отступил в сторону, пропуская подругу свою давнюю, позабытую в прихожую.
– Проходи, – еще раз показательно-безнадежно вздохнув, указал он в сторону гостиной приглашающим жестом.
– Угу, – кивнула Алиса, скинув и сунув ему в руки свою курточку. – Тапки дашь?
– Да какие тапки, Ёлкина, – недовольно сморщившись, отмахнулся он и посмотрел на ее легкие, незашнурованные кроссовки, – проходи уже.
Она и прошла, села на диван, нетерпеливо-ожидающе глядя на него. А Кедров не торопился, растянул момент – ну вот не хотелось ему ни о чем с ней разговаривать, вступать в коммуникацию, обсуждать ее проблемы и… э-э-эх-х-х.
– Ладно, – плюхнулся он в мягкое кресло напротив дивана. – Что у тебя там случилось?
– У меня случилось убийство, – отрапортовала Алиса.
Кедров посмотрел на нее с большим познавательным интересом, вопросительно приподняв левую бровь.
– Ты кого-то укокошила, Ёлкина? – уточнил он.
– В том-то и дело, что нет. Укокошила не я, но, по всей видимости, меня собираются в этом обвинить.
– Это, конечно, неприятно, – согласился Денис с очевидным фактом и поинтересовался: – Но стесняюсь спросить: а я-то тут при чем? Могу разве что посочувствовать, – предложил он форму своей помощи, которую тут же и осуществил: – Ай-ай-ай, Алиса, – изобразил глубокое показное сочувствие и жалость, покачав головой, – как ужасно, какая несправедливость! – И посоветовал: – Надо бороться с произволом, писать в инстанции, сигнализировать ответственным людям.
– Надо, – на полном серьезе согласилась с ним Алиса и спросила: – Все? Отпустило?
Он посмотрел на нее недобро, изучающе, в упор, в момент потеряв всякую иронию и сарказм. Опять он попался на том же, что при первой их встрече! Совершенно позабыл, да и кто бы не забыл на его месте, все мелочи и нюансы своей настолько далекой прошлой, подростковой жизни-любви. Забыл, как безошибочно она всегда чувствовала его настроения, эмоции, понимая его, как никто другой. Вернее, нет, не забыл, а не ворошил, не трогал в памяти.
Утверждают, что так не бывает. Кедров даже как-то раз обсуждал этот вопрос с их штатным психологом, и тот тоже уверял, что такого просто не может быть: люди не могут до такой степени испытывать эмпатию по отношению к другому человеку, подобного не способна выдержать психика человека. А если и случается такой феномен, то там совсем что-то ненормальное.