к Принчипессе и устало опустилась рядом. Принчипесса, зарывшись в траву, безмятежно спала.
«Работнички», — подумала Веро, и в первый раз в ее душе шевельнулось что-то вроде понимания к Росомахе.
…Через час Росомаха дала отбой.
— Там курица на кухне. Спать будете в комнатах по соседству.
Томми уснул, едва переступив порог. Упал на стул без слов, без сил, и только губы слабо прошептали «Мама…». Максимильян, кряхтя, поволок его на себе в комнату. Хорошая между тем, матерясь, искала курицу на кухне. Буржуй упорно делал вид, что рассматривает что-то за окном.
А за окном стояла Лошадь и с вожделением смотрела на Хорошую — вдруг та все же найдет курицу.
Не дождавшись конца истории, Веро с Принчипессой поплелись спать.
— А разве лошади едят куриц? — безучастно спросила Принчипесса.
Но Веро уже ничего не слышала. Рухнув на кровать, она сразу же провалилась в сон, и даже запах псины, приползшей к ней под бок, не смог разуверить ее в том, что спать — это счастье.
Глава 2
Проснулась Веро посреди ночи, оттого что кто-то тыкался в нее мокрым носом.
— Буржуй! Прямо в шею! Фу-у-у…
— Фу не фу, — сонно пробормотал пес, — а я не виноват, что тут тесно.
Развалившись, он занимал полкровати, подмял под себя одеяло и все время толкался. Веро приподнялась, потрясла головой и тупо уставилась на собаку.
«Надо бы его подбросить к Принчипессе».
Буржуй довольно заурчал и перевернулся на другой бок. В темноте он казался особенно крупным.
«Ладно, — поморщилась Веро. — Схожу сначала водички попить».
Кое-как одевшись и натыкаясь в потемках на углы, Веро поплелась туда, где в череде обрывочных воспоминаний Хорошая искала курицу. Сделав несколько шагов, она поняла, что толком ничего не помнит, налетела в темноте на дверь, распахнула ее и оказалась на улице.
В лицо тут же дунул теплый ветер. Веро зажмурилась от удовольствия из заулыбалась. Это была чудесная ночь. Такая дивная ласковая ночь, какая бывает в середине июля, когда переполняет счастье оттого, что впереди еще половина лета и много-много теплых дней.
Веро вдруг очень захотелось с кем-то поговорить. Душа просто жаждала поделиться счастьем и, значит, надо было кого-нибудь разбудить… или попытаться справиться с легким нетерпением оттого, что всем хорошо, все спят и не ведают бессонных мук… В общем, надо было кого-нибудь разбудить.
Размышляя так о жизни, Веро медленно спустилась со ступенек и неожиданно наткнулась на Лошадь. Поджав под себя ноги, Лошадь мирно спала у крыльца, возвышаясь недвижимо и величественно, как скульптура благородного скакуна. Веро даже остановилась полюбоваться, так контрастировал ее прекрасный образ с хамоватой кобылой накануне.
— Лошадь! — обрадованно распахнула объятия Веро и, немного опьянев от воздуха, почти свалилась на нее со ступенек, — Лошадь!
— Я сплю… — недружелюбно отозвалась Лошадь и недовольно подергалась.
— Да ладно тебе, сплю, — Веро тут же улеглась рядом на траву и посмотрела в небо, все небо было усыпано звездами. — А ты проснись! Смотри, какая ночь! А может, тебя почесать? Вон, у тебя шерсть на гриве скаталась.
Лошадь открыла один глаз, и этот глаз был непоколебим.
— Меня нет.
И стало ясно, что если Веро поднажмет и Лошадь откроет второй глаз, то приятная беседа все равно не завяжется. Образ скакуна развеялся, и оказалось, что это та же недавняя Лошадь, та, что не тратит время на реверансы и еще недавно без стыда жрала клубнику на хозяйской грядке.
«Клубника!» — с восторгом подумала Веро и, поднявшись, стала старательно вытирать руки о штаны.
— Слушай, дорогая, ты бы помылась, а? Я бы не сказала, что от тебя розами пахнет. Хочешь, помогу? Шланг принести?
Лошадь закрыла глаз. Разговор был окончен.
«Клубника, клубника! — воодушевленно огляделась Веро, и ей показалось, что даже в воздухе запахло чем-то сладким. — Кажется, клубника была за домом».
И став на цыпочки Веро тихонечко обошла дом.
За домом действительно зеленели грядки. Веро несколько раз прошлась туда-сюда, высматривая клубнику. На грядках симметрично были высажены саженцы деревьев — однолетних, что поменьше ростом, и двухлетних, что заметно крупнее. Клубники не было. Зато лежало ржавое ведро. Веро перевернула его и села, подперев голову. В задумчивости сорвала и зажевала петрушку. Яркая полная луна как фонарь освещала огород. Теплый ветерок обдувал лицо. Где-то в кустах ненавязчиво трещали цикады. Лучше бы Росомаха телят разводила — однолеток или двухлеток — их хотя бы по загривку приятно потрепать, они в ответ руку лизнут, вот уже и общение, а что толку в саженцах… И, подумав еще раз про загривок, Веро мысленно передала привет Лошади и снова вытерла руки о штаны.
Вдруг рядом за кустом сирени раздались какие-то шорохи. Словно кто-то что-то ел, и ел с большим аппетитом. Стараясь не шуметь, Веро поднялась на цыпочки, раздвинула ветки и замерла, гоня прочь досадные слова, которые тут же в очередь выстроились.
Очертания были неточные, но образы заманчивые. За кустами росла роскошная ветвистая яблоня, а на ее пригнутых к земле ветках висели большие сочные яблоки. А досада была в том, что пахло не то сеном, не то навозом, и под деревом стоял теленок и с умиленьем объедал ветки. И что тут скажешь? Яблоню он первый нашел.
«Двухлетка, — сразу мелькнула в Веро мысль, — или однолетка. Но крупная. Как сердце чувствовало. Скотина… Аж глаза закрыл от удовольствия».
Теленок был здоровый, упитанный, с блестящей черной шерстью и белой звездой на лбу. По звезде Веро определила, что парень одаренный и место у яблони просто так не уступит.
«Гаденыш, — обиженно шмыгнула она носом, — пока он себе брюхо наполнит, утро наступит».
Но впечатления на этом не закончились — земля задрожала, кусты заходили ходуном, и откуда ни возьмись теленку навстречу выскочили два маленьких пони. Пушистых и ужасно милых, словно пара белых рукавичек.
«Здесь очередь!» — взревела душа, но взывать к справедливости было некому. Храбрость вместе с Веро в кустах сидела.
Лошадки воровато огляделись, закивали головами, приветствуя теленка, и тихонько заржали. Теленок тут же насторожился, пошевелил ушами и сказал лошадкам:
— Тс-с-с…
Те примолкли, подбежали и с довольным чавканьем стали подбирать разбросанные по земле яблоки. Тыкались носом в траву, фыркали от удовольствия и боками задевали теленка. Тот начинал ворчать, как старший брат, радел за дисциплину, но самые спелые яблоки незаметно в их сторону откатывал.
Теплый летний воздух стал прохладнее, скоро должно было светать, но никто и не думал расходиться. Веро, зевнула, и, решив, что ей пора возвращаться, стала осторожно пятиться назад, Но вдруг земля снова ходуном