нежные чувства.
— Воюем, Горсков! Война! Сам знаешь, — сказал Кучкин. — Плохо там, на передовой… Вот за снарядами и патронами приехали…
— А клуб? — Алеша явно произнес глупость.
— Какой клуб, Горсков? Командира полка сегодня похоронили. Насмерть стоим, а ты… Командира полка, понимаешь?..
Погиб командир полка, который был начальником гарнизона.
Вот почему глухой грохот батарей и сполохи — все рядом!
Три «ЗИС-5» погрузили. Склады опять запломбировали.
— Бывай! — сказал Кучкин.
И они уехали.
Ветер глухо завывал в лесу, раскачивая деревья и травы. Дождь усиливался какими-то порывами, и с деревьев слетали крупные капли, а то и лились струи воды.
До смены оставалось полчаса или минут двадцать. Часов у Алеши не было.
Рядом шла война. На их границе, которую он пока не видел, и на всех других. Уже погиб командир их, 141-го, полка. И конечно, не только он.
А они тут в Кутах? Как, что, почему? Почему не там? Он не слышал о всеобщей мобилизации по многим округам, о введении военного положения чуть ли не на трети территории страны, в том числе в Ленинграде и в Москве.
А первая сводка Главного командования Красной Армии сообщала:
«С рассветом 22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Черного морей и в течение первой половины дня сдерживались ими. Со второй половины дня германские войска встретились с передовыми частями войск Красной Армии. После ожесточенных боев противник был отбит с большими потерями. Только на Гродненском и Кристынопольском направлениях противнику удалось достичь незначительных тактических успехов и занять местечки Кальвария, Стоянув и Цехановец, первые два в 15 км и последний в 10 км от границы.
Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населенных пунктов, но всюду встречала решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносивших большие потери противнику. Нами сбито 65 самолетов противника».
Через неделю их дивизион выступил на соединение с войсками, которые были у границы. С их товарищами из дивизиона, из полка, которые уже воевали.
Разбирали пушки. Вьючили лошадей.
Костыль и Лира были на высоте. Алеша справился с ними почти запросто.
Походя командир дивизиона бросил:
— Как фамилия?.. Горсков — помню!
И умчался.
Они, дивизион, выступили.
У старослужащих — сапоги кирзовые. У них — ботинки с обмотками.
Алеша поменял ботинки, но они жали. До боли!
Впрочем, какие ботинки, когда война!..
Он сменил три пары ботинок.
Дурацкая нога. Сорок пятый!
— Таких нет, Горсков, понимаешь?..
Он понимал. Нет так нет! Но ботинки у него сейчас чужие — более или менее подходящие, да жаль, что нужно обмотки мотать. А это — время! Кирзовые сапоги проще!
Через Куты шли раненые и беженцы. Уже без машин. Шли пешком. Красноармейцы с повязками и штатские с детьми. На тележках, которых Алеша никогда не видел, везли и вещи, и ребят малых, и древних старух. Шли, отступая, от немцев. Шли на восток…
В Кутах, где все было так пристойно, когда они приехали сюда, — и клуб, и танцы, и наглядная агитация! — вдруг сразу все изменилось.
Безлюдные прежде улочки, сады, огороды, дома возле речки, где они купались и мыли лошадей, ожили.
Появились странные люди, срывавшие флаги.
«Что это значит? — беспокойно думал Алеша. — Мы же освободили их».
Ругался Саша Невзоров.
Матерились другие.
И потом уже, когда их колонна вышла на окраины Кутов, благодушный Проля Кривицкий озадачил:
— Ребята, вы плакат видели? Там, в Кутах?
— Какой?
Видели многое, а плакатов вот не заметили, в том числе и тех, которые сами совсем недавно рисовали для жителей города.
— Плакат страшный, — сказал Проля.
— Почему страшный? — не поняли.
— Да потому, что на нем написано: «Геть большевиков, и войной — на Москву!»
Это сообщение всех потрясло.
— А что такое «геть»?
— «Долой» по-украински.
— А белые флаги видели? Простыни, простыни и прямо флаги — белые?
Никто не видел.
Проля заметил, а из них никто не заметил.
Их обстреляли. Кто?
Сообразили: со стороны города Куты, откуда они пришли.
Заняли круговую оборону на высоте.
Сняли с лошадей пушки, собрали… Копали позиции для пушек.
Подкапывали землю, чтобы укрыть лошадей.
Земля была сухая, песчаная, с корнями прошлогодних трав и прожилками чернозема. Саперная лопатка брала ее легко.
Со стороны Кутов действительно стреляли.
Ночью над их позициями эшелон за эшелоном проходили на восток немецкие самолеты. Шли куда-то дальше, их не бомбили.
Под утро в траншеях появился командир дивизиона Сухов:
— Где тут красноармеец Кривицкий?
Проли Кривицкого рядом не было.
— Кто ходил вчера в разведку?
Ему доложили: Горсков, Болотин, Холопов, Кривицкий…
— Кривицкий? Знаю, — отрезал командир дивизиона. — Всем благодарность! А Кривицкому — особо. За то, что он заметил в Кутах то, на что мы, к сожалению, не обратили внимания. Вот нам сейчас и аукается…
Утром перестрелка стихла.
Только немецкие самолеты эшелонами летели на восток и назад.
Лейтенант Дудин послал троих — Пролю, Сашу и его, Алешу, — разведать, что в городе.
Они сначала поползли, а потом двинулись спокойнее в сторону пшеничного поля, дабы оттуда незаметнее подойти к городу.
Не стреляли.
И вдруг — почти на выходе к городу — труп, и еще один, и уже три, четыре, пять… Изувеченные люди, а на груди каждого была аккуратно приколота английской булавкой бумажка с надписью «Активiст». Трое мужчин, две — женщины.
— Опять по-украински?
— Они ведь тоже, наверное, украинцы…
Растерялись. Не знали, что делать.
Даже забыли о своем задании.
Саша сказал:
— Надо похоронить. Как вы думаете?
— А закон? — спросил Проля. — Ведь это же убийство, преступление… Похороним, а кто отвечать будет?.. Милиция с нас спросит?
И как хоронить? Пять трупов. А у них даже саперных лопат нет. Не взяли. Сумки с противогазами взяли. Чем землю копать? Но солнце, и жарко, и как бросить этих людей с табличками «Активiст»?
Решили:
— На обратном пути… А сейчас в город!..
Так сказал Саша Невзоров.
Они вышли из пшеничного поля к первым домам. В городе было все поразительно тихо и спокойно. Словно и войны нет. А кто же убил этих активистов?
Людей не видно. Даже куры не бродят вокруг домов. Гуси и утки исчезли. Коровы не мычат.
А кто же стрелял по ним, когда дивизион выходил из Кутов?
А позже кто стрелял?
Может, тут немцы, десант?
Сейчас в Кутах тихо, и они спокойно прошли на главную улицу. Советских флагов действительно уже не было — ни у почты, ни у райвоенкомата, ни у других учреждений…
Поток раненых на телегах. Страшное зрелище!
По главной улице — с интервалами — ползли