таким видом, словно Беромир сморозил какую-то дичь. 
— Выполнили?
 — А как же?
 — Иногда недостаток цивилизации людям только на пользу, — криво усмехнулся Беромир. — Ну чего ты так на меня смотришь? Ладно. А с дедом ты общалась? Тем, который из гётов.
 — Он два раза навещал маму и ее детей. Но с нами он почти не разговаривал. С ней больше. И с отцом. Оба раза забирал его с собой. Увлекая и иных.
 — В набег?
 — Они о том не болтали, но, я думаю, да. Во всяком случае, возвращались мужчины не с пустыми руками. И не все.
 — Неужели к дакам ходили? Или, быть может, к самим ромеям?
 — Увы, тут я тебе ничего не подскажу. Отец не болтал, да и никто не болтал. С нас же языги дань брали. Зачем их дразнить?
 — А они не спрашивали, куда это мужчины уходят, возвращаясь с добычей?
 — Спрашивали. Им они отвечали, что на подмогу родственникам в делах всяких. Хворь там какая или еще какая беда приключилась. Вот и помогали.
 — И они верили? Им хватало этих слов? — удивился Беромир.
 — Хватало. — улыбнулась Мила. — Они ведь не дураки и прекрасно понимали, что мы, несмотря ни на что, платим им дань. А можем и не платить. Хуже того — начнем ходить в набеги уже на них, увлекая с собой еще и гётов.
 — Серьезно? — прямо растерялся ведун. — Неужели навести порядок силой не могли? Языги же могут выставить многие сотни ладных всадников.
 — Это если все сообща, но единства у них давно нет. Какие-то рода воюют против гётов, какие-то ходят с ними в набеги на ромеев с даками и прочих. Да, укрыться на Припяти не укроется. Ежели языги или роксоланы осерчают на кого — достанут. Но в целом они старались туда не соваться, чтобы сохранить этот островок покоя и источник дани.
 — А тут творят всякое непотребство, — скривился Беромир.
 — Потому что могут. Там, на Припяти, пока гёты не пришли, было также плохо, как и у нас тут.
 — А как ты вообще сюда попала?
 — Да приехал муж мой будущий с Араком и Плином из языгов, что ходил за данью на Припять. Выбрали и сосватали. Ему не смогли отказать.
 — Почему?
 — Меч подарил.
 — Ну, меч и меч. Неужто такая ценность для коваля, чтобы дочь отдать?
 — Велики твои знания, а простого не ведаешь. Ежели тебе меч дарят, то ты от дани всяческой освобождаешься. И твоя семья. И тебя не могут покарать, угоняя в рабство, как и кого-то из родичей близких.
 — Как интересно… — задумчиво произнес Беромир.
 — У отца не было выбора. Он же большую часть своего железа отдавал сарматам данью.
 — Так… так… — покачал головой ведун. — И они не организовали набег, чтобы избавиться от такого неудобного коваля?
 — Он жил в самом крупном поселении. На такое просто так в набег не сходишь. Да и далече оно стояло, чтобы наскоком прорваться и забраться. — произнесла она и пристально уставилась на Беромира.
 — Что?
 — Тебе тут нельзя оставаться.
 — А у нас разве есть крупные поселения? — усмехнулся ведун. — Да и там уже болото.
 — Болото, — охотно согласилась Мила. — Но там гниль нюхать, а тут тебя убьют или в рабство угонят.
 — Я знаю, что за мной придут. И я буду ждать. А тот, кто предупрежден, тот вооружен.
 — Так ты специально ставишь себя под удар?
 — Да.
 — Зачем?
 — Хочу первым ударить. — улыбнулся Беромир. — Называется «ловля на живца», чтобы поймать крупного, вкусного хищника, нужно прикинуться слабой жертвой.
 — А если хищник окажется слишком силен?
 — А ты думаешь кто-то отправит какие-то значимые силы меня наказывать? — еще шире расплылся в улыбке ведун. — Один еще не родившийся полководец, ни разу не потерпевший поражение, через сотни лет будет говорить: «Удивишь — победишь!».
 — Сложно, наверное, так жить. — медленно произнесла она, чуть покачав головой.
 — Как?
 — Не здесь и не там. Словно не родившись и не умерев.
 — Привыкаешь, — помрачнел Беромир. — Хотя радости мало. Слушай, ты говорила, что с Припяти приходил кто-то для торга к вам. Это родичи?
 — Да. От них.
 — А с родичами из гётов у тебя связи остались?
 — Зачем тебе?
 — Если они так любят ходить в походы, то у меня есть что им предложить.
 — Хочешь набег на роксоланов устроить? — усмехнулась она.
 — Да, — чуть помедлив, произнес Беромир. — По самой весне, как вода вскроется. Их кони будут после зимы ослаблены голодом. Да и они сами слабы, уязвимы. Если действовать быстро, то можно будет разорить им несколько кочевий и отойти раньше, чем они успеют что-то сделать в ответ.
 — Но они могут совершить ответный набег на нас. Разве нет?
 — Здесь леса. Здесь у них силы нет. Встретим на стоянке и закидаем дротиками. И сотню, и другую, и третью. Да и вряд ли они придут на конях.
 Мила выгнула бровь на мгновение и задумалась.
 Так получилось, что за этот небольшой срок Беромир уже ввел в обиход приличное количество новых слов. И клан, и дротик, и атлатль, и бумеранг, и многое иное. Просто делал какую-то новую штуку и говорил, как она называется. Но эти слова все одно слегка царапали слух местных, в том числе потому, что звучали слишком непривычно.
 Впрочем, Мила к таким вещам не цеплялась. Так, чуть морщила, не более. И сейчас хоть и отреагировала, но почти сразу переключилась на другое — отвернувшись и, пройдясь немного, остановилась у плетня.
 — Что скажешь?
 — Послать никого не пошлешь. Самой отправляться надо. Я одна их язык ведаю. Да и родич, а для гётов это очень важно.
 — По осени отправишься?
 — Ты хочешь уже ближайшей весной идти?
 — А чего ждать? Даже полсотни если охочих мужчин соберу — уже сила. За зиму я им копья и дротики сделаю. И не только. Этого хватит для налета на лодках. Быстро пришли. Быстро ушли.
 — Кочевья бывают большие.
 — А как в них люди живут? Стоит оно такое у реки, чтобы вода под боком. И живут в нем женщины, дети да старики. Ну и горстка мужчин, что промыслом