Читать интересную книгу Донская либерия - Николай Задонский

– Господи Исусе! Неужто так, Ларион Иваныч?

– Воистину так, боярин…

– Гм… Придется, пожалуй, ехать…

– Придется, милостивец, – кивнул головой подьячий. – Ополчения все равно тебе не миновать.

– Какое там ополчение! Воевать мне негоже. Поеду с воеводой говорить, как от воров вотчину свою обезопасить…

– Воевода не поможет. С двумя драгунскими ротами супротив воровской орды не пойдешь. Да и тебя, боярин, укрыть от ополчения князь Григорий Иванович не посмеет…

– Ты какие это темные загадки мне загадываешь? – нахмурился Салтыков.

Подьячий наклонился к нему и, понизив голос до шепота, промолвил:

– По старому дружеству открою тебе, боярин… На подозрении ты ныне состоишь. Из Москвы тайная бумага прислана. Велено строго сыскать, как ты государевым указам противенствуешь, недорослей своих от военной службы укрываешь, а Ивашку-холопа до смерти батогами застегал…

– Облыжные слова! Поклеп! Я в смерти Ивашки не повинен!

– Мы-то верим тебе, боярин, а посланцы государевы не верят. Его царское величество не раз указывал руду искать со всяким прилежанием, дабы божье благословение под землей втуне не оставалось. А сыщики, вишь, проведали, будто бы ты, не желая для отечества трудиться и заводы строить, за то Ивашку и застегал, что тот руду обрел…

Салтыков не выдержал, схватился за голову, застонал:

– Ох, время тяжкое! Прежде цари православные не так жили, не так поступали. А этот словно подмененный какой. Все государство разворошил. На болоте город строит. Лучших бояр на колья посажал. Басурманские порядки заводит. Скоро от веры православной отвращать станут…

– Вот и этакие слова твои непотребные государевым сыщикам ведомы, – сказал подьячий, – как же воеводе от царского гнева спасти тебя?

Салтыков вытер платком вспотевшую шею, признался:

– До сердца довели. Истинно говорю: ума не дам, что делается? Кругом плохо. Одни расстрои великие зрю, и куда прибегнуть, не ведаю. Ужель того хотят, чтобы старый род Салтыковых в бесчестии сгинул?

Подьячий, пощипывая по привычке бороденку, подсказал:

– В ополчение иди, боярин. Единый путь вижу, како царский гнев избыть и чести не утратить… Может, смерть честну примешь, боярин, а с мертвого токмо и не взыщут.

– Ан врешь, врешь! – перебил Салтыков. – И с живого не взыщут, коли ты поможешь…

– В толк не возьму, боярин, о чем ты речь ведешь? – удивился подьячий.

– Правая ты рука у воеводы, Ларион Иваныч. Ведаю: и оправить меня перед Москвою сумеешь и от ополчения избавить… А я за услугу сию ста червонных не пожалею.

Подьячий испуганно замахал руками:

– Что ты, опомнись! Ныне за малую корысть смертью наказуют, а за взятки и лихоимство – страшно молвить. Тут, уволь, боярин, мне своя голова дороже твоих денег.

Салтыков вышел из-за стола, принес деньги в бархатном кошельке, высыпал перед подьячим.

– Старой чеканки, Иваныч… А уладишь дело, все получишь.

– Страшусь, страшусь, милостивец, – пробормотал Ларион, а у самого дрожащие руки так к деньгам и тянутся.

– Бери, не лукавь, – произнес Салтыков. – Все взятками живут. Все поползновенны!

Противился Ларион недолго. Прибрал деньги, сказал:

– Ин ладно, боярин. Так и быть, приму грех на душу. Приезжай в Козлов – оправим. Токмо не мни, что златом меня, старого, купил… Злато сие сыщикам. А меня, видно, иным приветишь. Давча девку у тебя видел, Фроськой кличут, в метрессишки хочу… Подари да прикажи снарядить.

Салтыков только крякнул:

– Эх, дорог ты нынче, Ларион Иваныч, да видно, твое счастье. Дарю девку.

И, налив венгерским вином чары, продолжил:

– Ну, во здравие твое и воеводы!

Но выпить вино не успели. Послышался какой-то странный шум. Дверь распахнулась, вбежал перепуганный дворецкий.

– Беда, боярин! Неведомые люди приехали! Сюда идут!

Салтыков, багровея, крикнул:

– Кто… кто пустить посмел?

– Силой взяли. Сотни две, все конные и оружейные…

Они входили уже в горницу, сопровождаемые взволнованными дворовыми мужиками и холопами. Впереди чернобровый, средних лет казак, в бархатном кафтане, подпоясанном красным кушаком, и с запорожской кривой саблей…

– Бьем челом, боярин… Не обессудь, что во множестве.

Салтыков ворочал выпученными от страха глазами и еле пробормотал:

– Не ведаю вас… люди добрые…

Казак обжег его горячим, недобрым взглядом, сказал с насмешкой:

– Кондрат Булавин. Может, слышал?

Салтыков молча шевелил губами. Подьячий дрожал всем телом.

Кто-то из казаков произнес:

– Не пытай, Кондратий Афанасьич… Видишь, от радости языка лишились…

– Воистину так, – не помня себя, вымолвил подьячий.

– А ты что за ворона? – спросил Булавин.

– Служилый, приезжий, подневольный человек… – залепетал подьячий.

Булавин, не дослушав, повернулся к дворовым:

– Кто ведает?

– За одно они стоят, атаман, – ответил хмурый пожилой крестьянин. – Боярин, как пес, народ грызет, а дьяк сей бесчинства его покрывает…

– Ну, ежели так, заодно и спрашивать будем…

Подьячий затряс бороденкой, бросился в ноги атаману:

– Неправда… оговорили меня…

– Молчи, род гадючий! – прикрикнул Булавин и приказал: – Ведите их во двор!

А там у крыльца толпились приехавшие с Булавиным казаки и одетые в рваные зипуны и лапти крестьяне. Когда Салтыкова и подьячего вывели из дома, толпа встретила их зловещим негодующим рокотом.

Булавин, выйдя на крыльцо, крикнул:

– Эй, народ! В чем боярин ваш повинен? Кажи, не таись…

Толпа закипела. Полыхала ненависть в глазах людей. Вековые обиды жгли мужицкие сердца. Потрясая дубинами и топорами, перебивая друг друга, кричали:

– Разорил всех, замучил, изверг!

– Ходим нагие, едим хлеб гнилой!

– От работ тяжких спины согнуло!

– Никакой управы на него нет! Собаками травит!

– Ивашку батогами до смерти забил!

– Зверь он лютый! Оборони нас, атаман, все тебе верно служить станем!

Булавин слушал жалобы молча. Только губы от еле сдерживаемого гнева чуть приметно дрожали. Потом повернулся он к Салтыкову, спросил:

– Слышал вины свои, боярин?

Салтыков, собрав силы, злобно выдохнул:

– Воры, смерды подлые… не вам меня судить…

– Нам! – грозно сдвинув густые брови, перебил Булавин. – Кончилось царство ваше, тунеядцы. Возьми, народ, обидчиков и недругов своих! В воду обоих!

Толпа охнула, расступилась и словно проглотила боярина и подьячего. Булавин обратился к крестьянам и холопам:

– Ведайте, браты, что встали мы, казаки, за старые обычаи и вольности, порушенные боярами и господами. Отныне крестьянству для них не пахать и не сеять. Созывайте круг, изберите атамана, живите вольно. А кто похочет с нами погулять – всем рады. Ведайте, браты, – возвысил он голос, – ныне и запорожцы и кубанцы с нами в единомыслии, работный люд и голытьба всех рек донских поднимаются за нас, а завтра Русь вся всколыхнется. Душа моя открыта перед вами. Покуда изменников старши?н, князей, дворян, прибыльщиков и подьячих не переведем, – оружия не сложим. А ежели я от намерения своего отступлюсь или корысть какую заимею, этой саблей, – выхваченная из ножен сильной и ловкой рукой, она сверкнула в воздухе, – этой саблей голову мне отсеките…

– Верим, атаман! Веди нас на Воронеж!

А между тем сгустились сумерки. Кругом зажглись костры. Казаки выводили из конюшен рысистых лошадей. Мужики тащили порезанных господских телят, кур и гусей, готовился обильный ужин. Из боярских погребов вытаскивались бочки с вином и старым хмельным медом.

Булавин довольно жмурился, подкручивал усы и беседовал приветливо с деревенскими стариками.

II

Появление булавинцев в Пристанском городке на Хопре, показавшееся неожиданным многим начальным людям, не было случайностью. Булавин, будучи в Запорожье, весьма тщательно обдумал план предстоящих действий, и можно лишь удивляться той дальновидности, с какою местом сбора вольницы был определен ничем как будто не приметный казачий хоперский городок.

Булавин прибыл в Пристанский городок в первых числах марта, сопровождаемый несколькими сотнями запорожских гультяев под начальством Лукьяна Хохлача.

Замысел Булавина состоял тогда в том, чтобы как можно быстрей собрать войско для похода в Черкасск, расправиться там с предателями-старши?нами и восстановить на Дону старые казацкие права и вольности. А для выполнения этого замысла Пристанский городок создавал наивыгоднейшие условия. На Хопре, Воронеже, Битюге, Цне и других ближних реках тысячи насильно согнанных сюда работных людей – лесорубов, плотовщиков, бурлаков – занимались под жестоким надзором смотрителей заготовкой и сплавов леса, готовили государевы будары и лодки. Кроме того, в лесах, окружавших Пристанский городок, укрывалось множество беглых солдат, холопов и староверов. Булавин надеялся на помощь этих обездоленных людей, надеялся, что они составят крепкую основу его будущего войска, с которым на государевых бударах по Хопру и Дону он легко доберется до Черкасска. Необходимый для войны провиант без особого труда можно было найти в помещичьих усадьбах, а лошадей забрать с ближних государевых конных заводов.