И каким-то неведомым образом — она еще не разобралась, каким — все было связано с ее замужеством и маркизом Фальконом.
Глава третья
Маркиз возвратился домой в превосходном настроении.
Королева поздравила его с предстоящим браком, и он получил место шталмейстера Ее Величества.
Ему также обещали выделить довольно крупную сумму на реконструкцию королевских конюшен, и он уже решил, без каких лошадей можно будет обойтись, когда он доставит туда новое пополнение.
По его замыслу, как нынешние, так и будущие обитатели стойл должны соответствовать чести, выпавшей на их долю.
Ведь эти лошади предназначались для обеспечения верховых прогулок самой королевы, а также для участия во всех важнейших государственных мероприятиях.
Эти заботы поглощали не только время, но и все мысли маркиза, и леди Карстэйрс утверждала, что он пренебрегает ею.
— Вовсе нет, — отвечал он на ее жалобы, — но мне столько всего предстоит сделать! Вы должны понять, что, когда речь идет о серьезной работе, женщина должна отойти на второй план.
Сафайра готова была взвыть от ярости, услышав подобные заявления, но ей удалось сдержаться. Она лишь спросила:
— Как можете вы говорить мне такие ужасные, противные, отвратительные слова? Я просыпаюсь с мыслью о вас, я мечтаю о вас всю ночь напролет, когда вас нет рядом со мной!
Она говорила ласково и вкрадчиво, но иного голоса и иных слов маркиз вовсе не ожидал от нее, так что не придал этому никакого значения.
Ну а поскольку ее муж отсутствовал и в эту ночь, вместо лишних споров и препирательств маркиз доставил ей блаженство, и она была счастлива до самого рассвета, пока он не покинул ее.
Но она была бы ужасно оскорблена, если бы знала, что по дороге к своему дому, расположенному всего через две улицы, маркиз уже и не думал о ней, а опять с головой погрузился в лошадиные проблемы.
Завтра, вернее, уже сегодня, он отправляется в Фалькон, чтобы увидеть лошадей, которых этими днями приобрел для своих собственных конюшен.
А о том, что нынче вечером ему предстоит отобедать у графа Уорнборо, дабы познакомиться со своей будущей супругой, маркиз вспомнил лишь в ту минуту, когда уже подходил к дому.
Мысль о предстоящей формальности вызвала у него такую тоску, что он предпочел бы остаться дома, где его ждала масса важных дел.
Но они с графом уже успели обменяться по этому поводу множеством посланий.
К тому же он решил для себя, что, как только все будет улажено и назначен день свадьбы, он сможет забыть о постороннем и всецело сосредоточиться на королевских конюшнях — это было самое важное.
Маркиз не удивился бы, доведись ему узнать, какой переполох и возбуждение царили в Уорн-парке в связи с его приездом.
Графиня раз двенадцать вызывала повариху для переговоров и без конца вносила очередные изменения в меню.
Миссис Оливер, прослужившая на кухне больше двадцати лет, давно определилась со всеми блюдами для предстоящего обеда, поэтому легко и просто соглашалась во всем со своей госпожой всякий раз, как та ее вызывала.
Сама же продолжала готовить, не отступая от собственного первоначального плана.
Графиня послала в Лондон за несколькими платьями для Эльмины, объяснив дочери, что придется обойтись ими, пока не определится дата свадьбы и можно будет самим съездить в Лондон для приобретения приданого.
И хотя графиня ни словом не обмолвилась на сей счет, вся эта суета и слишком явное нервное возбуждение матери не оставляли никаких сомнений у Эльмины: графиня Уорнборо волновалась, что ее дочери придется соперничать с красавицами, с коими маркиз и сейчас еще проводит время.
Девушка уже сама давно поняла эту проблему и знала гораздо больше о традиционном женском окружении маркиза, нежели отец или мать вообще могли предположить.
Маркиз был не только самой важной, но и самой колоритной фигурой округи, а потому, как и в любой другой сельской местности, он неизбежно являл собою предмет обсуждения всеми и каждым.
Не только их соседи, но и деревенские жители, и слуги постоянно говорили об этом человеке, и весть обо всем сказанном или сделанном им со скоростью ветра разносилась по округе, переходя из уст в уста.
Так случилось, что дворецкий из Фалькона приходился родственником горничной, давно служившей у графини.
В свои свободные дни она регулярно навещала мать дворецкого, жившую там же, а та, как было известно Эльмине, слыла самой заядлой сплетницей в деревне.
Таким образом девушка многое узнала от горничной своей матери, но еще больше, когда побывала в Фальконе, — туда она отправилась сразу же, как только узнала об отъезде маркиза в Лондон.
На пороге конюшни Эльмина по выражению лица Хагсона поняла, что он уже знает о предстоящей женитьбе на ней маркиза, и это еще раз подтверждало, что совершенно невозможно ничего скрыть от слуг.
Хагсон легко мог услышать какой-нибудь разговор маркиза, а может быть, это камердинер хозяина, повсюду его сопровождавший, привез из Лондона последние слухи.
Или, быть может, ему самому показалось странным, что последнее время нарочные постоянно возят в Уорн-парк письма от маркиза, и, просто сопоставив все факты, он пришел к такому выводу.
Но каково бы ни было объяснение его осведомленности, Эльмина поняла — он все знает.
И теперь, переходя, как обычно, от стойла к стойлу и останавливаясь, чтобы с восхищением полюбоваться новыми лошадьми да потрепать по холке старых знакомцев, с которыми уже успела подружиться, она впервые почувствовала образовавшийся вдруг между нею и Хагсоном некий барьер, который никогда прежде не ощущался.
Девушка надеялась, что это вовсе не предзнаменование перемен, ожидавших ее в будущем, — ведь она успела оценить дружеские отношения, которые установились у нее с работниками Фалькона, и не имела никакого желания разрушить их.
Так или иначе, Эльмина пустила в ход навыки, приобретенные с помощью Чанга, и внутреннее чутье, которое он помог ей развить в себе, и ей удалось вернуть отношения с Хагсоном на тот уровень, на котором они находились прежде, чтобы он не думал о ней как о своей будущей хозяйке.
То же самое произошло с домоправительницей и ключником.
Дворецкий был перед ней в долгу, так как девушка приносила ему особенные травяные настойки, которые помогали при ревматизме; графиня готовила их по старинным рецептам их знаменитой бабушки.
Но не только слуги — даже сам дом почему-то казался в чем-то совсем другим.
Выходит, теперь она не просто восхищается им, но смотрит на него как на свой будущий дом и сама отныне становится частицей этого дома.