Читать интересную книгу Фронты - Павел Асс

- Ну наконец-то, Бегемотов! А мы-то вас заждались. Некому стало умирать за Императора и его Империю! - ротмистр изучающе осмотрел "Бегемотова" и икнул.

- Немедленно берите в казармах две роты гвардейцев и нанесите молниеносный удар по противнику. Используйте для этого правый фланг его позиций, - посоветовал ротмистр и сочно щелкнул подтяжками.

- Есть! - вылетело у Хорриса. Он с отменной выправкой повернулся вокруг брошенного окурка и побежал к сараям, которые Яйцев считал казармами.

- Рота! В ружье! Вперед! - раздались вопли проснувшихся дневальных.

Солдаты действительно выскочили из казарм, но тут же окопались и залегли. Барон на всякий случай тоже прилег на землю и стал сползать в сторону ближайшей рытвины. Ротмистр Яйцев, бесстрашный как никогда, метался между ротами при обнаженном оружии и громко оглашал какое- то непотребное сообщение.

- Вашу, твою, чтоб!..

Время от времени он также злобно испепелял барона взором, заставляя поднять с земли личный состав. Хоррис, наконец, собрался с силами и, встав на четвереньки, с криком "За мной!" зашагал к Фронтам. Солдаты тоже, местами даже обогняя барона, скрылись в зарослях гаоляна.

Все еще ползком барон добрался до одинокой сосны, торчащей штырем над кустарниками, на которую взобрался. Уцепив ногами сучья дерева, Хоррис достал бегемотовскую трофейную биноклю и начал сквозь нее озирать позиции: передний край был окутан дымом, в котором едва угадывались контуры неприятельских окопов и пушек, а в ближних зарослях еле заметно две роты гвардейцев и пять рот самурайцев вели самое кровавое побоище, какое когда-либо видел барон.

Хоррис понял, что самурайцы тоже нанести фланговый удар, и даже не один, показав этим незаурядную тактическую подготовку.

- Вперед! Вперед! - завопил с дерева расстроенный барон, размахивая биноклею. При этом он врезал ею по сосне и зачем-то разбил.

Очевидно, звон линз и возня барона привлекла внимание самурайцев, - в сторону сосны стали прилетать пули и ядра. От одного из попаданий в дерево Хоррис свалился головою вниз и довольно сильно ударил ее о занозистый пень.

"О, дьявол! - простонал барон. - Что-то мне не слишком повезло!"

Пальба, между тем, постепенно затихла и остатки двух рот, ранее ведомых бароном Хоррисом, стали отходить к дивизиону. Навоевавшегося барона подхватили за ноги и поволокли к медсанбату. Герой грязно ругался и плевал в спины тащивших его солдат до тех пор, пока они не промокли, а он не потерял сознание.

Солдаты свалили его возле штабной палатки ротмистра Николая Яйцева и разбрелись, переутомившиеся в бою, по сараям. Ротмистр не сразу вышел из палатки с бутылью японского сидра и соленым огурцом.

- Ого-го, поручик! Поздравляю вас с ярчайшим боем! Пойдемте, выпьем за нашу безоговорочную победу!

В ответ Хоррис смог только простонать.

- Да вы никак ранены?! Отлично! Это повод, чтобы вас отметить! Вы будете представлены к награде! - Яйцев скрылся за медалью и стал хлебать сидр в палатке, а барон так и остался лежать под открытым небом, в тиши "полевого" медсанбата. Внезапно он понял, что прекрасно приспособлен к военной службе, к тому же, часа через три пришли санитары и понесли Хорриса в полковой госпиталь.

Еще через два часа ветеринар Мерзивлян, главный консультант полковых докторов и к тому же самурайский еврей, сделал диагноз:

- Ну что же, стул нормальный... Пахнет хорошо. Но жить не будет. Снесите его в шестнадцатую палату, ту, что за мертвецкой.

- Вот тебе, матушка, и Варфаламеева ночь, - простонал барон Хоррис и в очередной раз сознание изменило ему с забытьем.

28.

Солнце блистало сквозь прозрачные окна, как медный задник, а в госпитале царил зловонный смрад, к которому привыкли даже молоденькие медсестры, почти все уже бывшие на седьмом месяце беременности. Человек двести контуженных и обезображенных осколками солдат сидело у стены на параше. Оправление своих нужд превозносилось в Рядах за церемониал, но от постоянного недоедания почти всех героев мучил запор.

Вокруг койки спящего Хорриса столпились все остальные, те, кто не осаждал парашу.

- Гляди-ка, какой у него шишак на голове, небось буйствовать будет, заметил седой капрал без подштанников. Время от времени он нюхал жевательный табак из спичечного коробка и пронзительно чихал. Любой из чихов капрала напоминал сигнал к боевой тревоге.

- Лишь бы он не храпел по ночам, - заявил некто важный в тельняшке. Будет храпеть - удавлю, как кенгуру!

Корнет Блюев, уже зарастивший свои раны, засунул руки в карманы и молча смотрел на барона. Во время проведения Контрудара Блюеву изрядно досталось, но расположения духа он не терял. Изучив раненого и не признав в нем поручика Бегемотова, корнет Блюев сплюнул и рассудительно сказал:

- Зачем же сразу - давить?

Он склонился над бароном и зажал его нос своими волосатыми пальцами. Барон начал задыхаться, взбрыкнул, стал нервно хватать воздух. Одобрительно хмыкнув, корнет дернул барона за ус. Ус отвалился, барон от испуга пришел в себя, вскочил на кровати и утратил весь свой грим.

- Смотрите - шпион! - возопил безымянный капрал.

- Ба! Да это же Хоррис! - вскричал Блюев.

- Ба! Да это же Блюев! - вскричал Хоррис. - Какими судьбами, дружок?!

Они разговорились. Как выяснилось для окружающих, Хоррис и Блюев прошли не одни Маневры, лично пили в Ставке Главнокомандующего, и чуть ли не оканчивали один юнкерский корпус. Хоррис, правда, в Швеции и раньше.

- Я здесь из-за самострела, - вздохнул Блюев. - Как- то, помню, надоело мне резать самурайцев, я и пальнул себе в ногу... Промахнулся, попал, понимаешь, выше.

- И что?!

- Мерзивлян уверяет, что еще не оба потеряны.

- Подумаешь! - вскричал неожиданно парень в тельнике, видимо, моряк. - Я тут знавал одного, так у него не только обеих не хватало, так и ног не было, а потом он к тому же помер...

- Заткнись, пожалуйста, - вежливо попросил Блюев, поморщившись от грубости. - И не смей, засранец, открывать рта, пока дворяне светскую беседу ведут!

А Хоррис, не разобравшись в интонациях Блюева, еще и влепил парню в тельняшке по шее.

Тут, само собой, началась драка, в которой больше всех старался старый пехотинец с перебитой и потому загипсованной ногой. Одним ударом он сшиб барона с койки и стал добивать его костылями. Хоррис взревел подобно раненному бегемоту.

Словно бы на его зов, но в порядке профилактики, в палату вбежали дюжие санитары с дубинками и кастетами наперевес...

В тот же вечер Хоррис, вдоль и поперек залепленный пластырем, был выписан. Вместе с ним в Ставку Главнокомандующего возвращался и корнет Блюев, так и не получивший повышения. Когда-то Блюев был уже поручиком, но повел себя недипломатично, вследствии чего был безжалостно разжалован.

Приятели умудрились протащить в отходящий поезд четыре ящика самурайского сидра, споили весь вагон, вышибли в купе проводника стекла и соблазнили на верхней полке спящую медсестру. В общем, прилично провели время.

Через три дня, когда эшелон остановился на перроне города Отсосовск, Блюев с бароном выставили свои опухшие лица на свежий воздух.

- Похоже, что Отсосовск, - предположил барон. - Узнаю нашу водокачку.

- Сумасшедших везут... в "Белые Столбы"... - в тоже время зашептали стоящие возле вагона старушки.

Хоррис напомнил им кое-что по матери и пару раз плюнул, стараясь попасть в самую толстую. Из-за азарта он вывалился через окно на перрон, а вслед за ним (по ошибке и очень невежливо) выбросили из того же окна корнета Блюева.

29.

Через пять дней мучительных размышлений, вызванных раздвоением личности барона Хорриса, частного пристава Хрюкова посетила идея. В это время он как раз сидел в деревенском сортире, и благодаря ей на радостях провалился в известное отверстие. Вызванная пожарная команда сумела вытащить пристава из выгребной ямы и минут двадцать отмачивала водой из шланга. Сменив мундир, Хрюков пришел в себя и, схватив бутыль своего можжевелевого самогона, понесся, словно ведомый самим Аполлоном, к жилищу Израиль Алексеевича Блина, как мы уже упоминали, столичного афериста и интригана.

"Значит, так, - размышлял он на бегу. - Блина надо задобрить, он, видать, важная шишка. Хорриса же я арестую к чертовой матери! Но их же два!.. Да! А что делать со вторым-то!

Хрюков резко остановился, так что бежавшая за ним и пытавшаяся его укусить собачка проскочила еще метров десять и только потом обернулась на пристава и стала весьма неблагонадежно брехать.

- Ну и черт с ним, со вторым, - решил Хрюков. - Не иначе как убьют его самурайцы, нечего его и в голову брать.

Решив таким образом, пристав продолжил свой весенний бег.

Израиль Алексеевич сидел на завалинке и, как ни странно, вспоминал пьяное побоище в ресторане "Либидо". Может быть, читателю это покажется менее странным, если он узнает, что после этого эпизода Блин увез Машеньку к себе домой и, несмотря на неоднократные стенания девушки, несколько раз терпеливо поизнасиловал. С тех пор родственники Марии-Терезы, князь и жена его - княгиня, буквально преследовали Блина по пятам, отчасти уговаривали, а отчасти угрожали, требуя, чтобы он, как честный человек, на ней женился.