Читать интересную книгу "Век Наполеона. История европейской цивилизации от 1789 г. до 1815 г. - Уильям Джеймс Дюрант"

ее распространение не может быть разрешено. Он приказал типографии приостановить издание, а 3 октября направил госпоже де Сталь строгое уведомление о том, что она должна немедленно осуществить свое объявленное намерение уехать в Америку. 11 октября отряд жандармов ворвался в типографию, разбил печатные формы и унес все доступные экземпляры томов; позже они были раздавлены в кашицу. Другие офицеры потребовали рукопись; Жермена отдала им оригинал, но ее сын Огюст спрятал и сохранил копию. Автор возместила типографии убытки и скрылась в Коппете.

Книга "О Германии", опубликованная в 1813 году, представляет собой искреннюю попытку кратко и с симпатией описать все аспекты немецкой цивилизации в эпоху Наполеона. То, что женщина с таким количеством забот и любовников нашла в себе досуг, энергию и компетентность для такого предприятия, - одно из чудес того захватывающего времени. Благодаря швейцарскому интернационализму в ее происхождении, браку с голштинским бароном, протестантскому наследию и ненависти к Наполеону, она была готова дать Германии преимущество почти любого сомнения, использовать ее достоинства в качестве косвенной критики Наполеона и тирании и представить ее Франции как культуру, богатую чувствами, нежностью и религией, а потому хорошо подходящую для исправления интеллектуализма, цинизма и скептицизма, царивших в то время в грамотной Франции.

Как ни странно, Вена ей не понравилась, хотя, как и она, она была и весела, и печальна - весела от вина и разговоров, печальна от смертности любви и увеличения числа наполеоновских побед. Она была католической и южной, с музыкой, искусством и почти детской верой; она была протестантской и северной, отягощенной едой и чувствами и барахтающейся в философии. Здесь не было Канта, но был Моцарт; не было пылких споров, не было фейерверков остроумия, но было простое удовольствие друзей и влюбленных, родителей и детей, прогуливающихся по Пратеру и безучастно наблюдающих за Дунаем.

Даже немцы приводили ее в замешательство: "Печи, пиво и табачный дым окружают всех простых людей густой и жаркой атмосферой, из которой они никогда не стремятся выбраться".48 Она сожалела об однообразной простоте немецкой одежды, полном одомашнивании мужчин, готовности подчиняться властям. "Разделение на классы... в Германии более отчетливо, чем где бы то ни было;... каждый придерживается своего ранга, своего места,... как если бы это была его штатная должность".49 Ей не хватало в Германии того взаимообогащения аристократов, писателей, художников, генералов, политиков, которое она обнаружила во французском обществе; поэтому "у дворян мало идей, у литераторов слишком мало практики в делах";50 правящий класс остается феодальным, интеллектуальный класс теряет себя в воздушных мечтах". Здесь мадам цитирует знаменитую эпиграмму Жан-Поля Рихтера: "Морская империя принадлежит англичанам, сухопутная - французам, а воздушная - немцам".51Она уместно добавила: "Расширение знаний в наше время служит ослаблению характера, когда он не укрепляется привычкой к делу и проявлением воли".52

Она восхищалась немецкими университетами, которые в то время были лучшими в мире. Но она сожалела о немецком языке с его обилием согласных и возмущалась длиной и структурой немецкого предложения, в котором решающий глагол стоит в конце, что затрудняет прерывание;53 Она считала, что перерывы - это жизнь разговора. Она находила в Германии слишком мало живых, но вежливых дискуссий, характерных для парижских салонов; это, по ее мнению, объяснялось отсутствием национальной столицы, которая могла бы объединить умы страны,54 и отчасти из-за немецкой привычки отсылать женщин от обеденного стола, когда мужчины предлагают покурить и поговорить. "В Берлине мужчины редко общаются, разве что друг с другом; военное положение придает им некую грубость, которая не позволяет им заботиться об обществе женщин".55 В Веймаре, однако, дамы были культурны и любвеобильны, солдаты следили за своими манерами, а герцог понял, что его поэты заняли свою нишу в истории. "Литераторы Германии... образуют во многих отношениях самое выдающееся собрание, которое может представить нам просвещенный мир".56

Нашему гиду было трудно оценить нюансы немецкой поэзии и даже немецкой прозы; она привыкла к французской ясности и находила тевтонскую глубину заученной неясностью. Но она была на стороне немцев в романтическом восстании против классических образцов и ограничений. Она определила классический стиль как основанный на классике Древней Греции и Рима; романтическая литература, напротив, выросла из христианской теологии и чувств, уходя корнями в поэзию трубадуров, рыцарские легенды, мифы и баллады раннесредневекового севера. В основном, пожалуй, разделение заключалось в классическом подчинении "я" реальности и романтическом подчинении реальности "я".

Поэтому мадам де Сталь приветствовала немецкую философию, несмотря на ее трудности, ведь, как и она сама, она делала акцент на самости; она видела в сознании чудо, превосходящее все революции науки. Она отвергала психологию Локка и Кондильяка, которые сводили все знания к ощущениям, а все идеи превращали в следствия внешних объектов; это, по ее мнению, неизбежно вело к материализму и атеизму. В одной из самых длинных глав своей книги она попыталась, со скромными оговорками, изложить суть "Критики" Канта: она восстановила разум как активного участника концепции реальности, свободу воли как активный элемент в определении действий и моральное сознание как основной компонент нравственности. С помощью этих теорем, по ее мнению, "Кант твердой рукой разделил различные империи души и чувств".57 и тем самым заложил философскую основу христианства как эффективного морального кодекса.

Несмотря на то, что она превратила шестую заповедь в посрамление, мадам была убеждена, что ни одна цивилизация не может выжить без морали, и ни один моральный кодекс не может обойтись без религиозной веры. Рассуждения о религии, утверждала она, - коварная процедура; "разум не дает счастья вместо того, что он отнимает".58 Религия - это "утешение страданий, богатство бедных, будущее умирающих";59 В этом император и баронесса были согласны. Поэтому она предпочитала активный протестантизм Германии притворному католицизму Франции высшего класса; она восторгалась могучими гимнами, которые звучали из немецких глоток в хорах, домах и на улицах, и не одобряла французскую манеру наблюдать за биржей и оставлять бедняков заниматься Богом.60 У нее нашлось доброе слово для моравских братьев. Последняя глава ее книги - призыв к мистическому "энтузиазму" - внутреннему ощущению вездесущего Бога.

В целом, с учетом ограничений, наложенных темпераментом и временем, "О Германии" была одной из выдающихся книг эпохи, пьянящим прыжком от Коринны к Канту; и Наполеону следовало бы обезоружить ее слабой похвалой - как превосходную для женщины, не сочувствующей проблемам управления. Она резко осуждала цензуру, но запретить книгу во Франции означало проиллюстрировать и укрепить ее доводы. На многих страницах она восхваляла Германию за счет Франции, но часто она восхваляла Францию за счет Германии, и сотни отрывков раскрывали ее любовь к родной и