— Представьте меня моим коллегам, каждому в отдельности. В такой момент человеку подобает знать, кому он доверяет свою жизнь и честь, а также жизнь и честь общего дела.
Ясно было, что эта просьба продиктована не только формальной вежливостью. Обходя балкон и знакомясь при любезном содействии миссис Брант со всеми участниками собрания, он не только очень внимательно выслушивал фамилию и звание каждого, но и останавливал на нем ясный, проницательный взгляд, словно фотографируя его в своей памяти. С двумя, впрочем, исключениями. Мимо пышного жабо полковника Старботтла он прошел с изящным поклоном, заметив, что «известность полковника Старботтла не требует ни представлений, ни пояснений». Возле капитана Пинкни он задержался:
— Вы, кажется, офицер армии Соединенных Штатов, сэр?
— Да.
— Получили образование в Вест-Пойнте[18] за счет правительства и присягали ему в верности?
— Да.
— Ясно, сэр, — сказал незнакомец, отходя.
— Но вы забыли кое-что другое, сэр, — сказал Пинкни несколько высокомерным тоном.
— Вот как! А что именно?
— А то, что прежде всего я уроженец штата Южная Каролина!
На балконе послышался одобрительный шепот. Капитан Пинкни улыбнулся и переглянулся с миссис Брант, а незнакомец, не торопясь, вернулся к столу посредине, где сидел полковник Старботтл.
— Я не только неожиданный делегат на этом высоком собрании, джентльмены, — начал он серьезным тоном, — но и посланец с неожиданными известиями. Благодаря своему служебному положению на Юге я располагаю сообщениями, полученными только сегодня утром с экстренной почтой. Форт Самтер осажден. Войска Соединенных Штатов, прибывшие на помощь осажденным, были встречены огнем артиллерии штата Южная Каролина.
Все разразились почти истерически восторженными аплодисментами и возгласами, которые зазвенели по темным сводчатым переходам и коридорам усадьбы. Ликующие крики понеслись мимо крытой галереи к туманному небу. Люди вскакивали на столы, неистово махали руками, и посреди этого вихря движений и криков Кларенс увидел свою жену: стоя на стуле, с горящими щеками и искрящимися глазами, она размахивала платком с видом вдохновенной жрицы. Один только Бисуингер оставался невозмутимым и неподвижно стоял возле полковника Старботтла. Выждав, он властным жестом потребовал тишины.
— При всем единодушии и убедительности этой демонстрации, джентльмены, — спокойно продолжал он, — считаю тем не менее своим долгом спросить вас, насколько серьезно вы восприняли значение известия, которое я привез. Мой долг — сказать вам, что оно означает гражданскую войну. Оно означает вооруженную схватку между двумя частями великой страны, разрыв дружеских связей и семейных уз, вражду между отцами и сыновьями, между братьями и сестрами и даже, быть может, отчуждение мужа и жены.
— Это означает независимость Юга и разрыв с безродными торгашами и аболиционистами! — крикнул капитан Пинкни.
— Если здесь есть джентльмены, — продолжал незнакомец, не обращая внимания на капитана, — которые дали обязательство, что наш штат выступит в этих крайних обстоятельствах на стороне Юга, или стремились к образованию Тихоокеанской республики, сочувствующей и помогающей южанам, если их имена внесены в этот список, — он поднял лист бумаги, лежавший перед полковником Старботтлом, — но которые теперь считают, что важность последних известий требует более серьезных размышлений, они вольны покинуть собрание, дав честное слово джентльмена-южанина сохранить тайну.
— Я не согласен, — прервал какой-то рослый кентуккиец, вставая с места и спускаясь по ступенькам в патио. И, прислонившись спиной к калитке, добавил: — Я пристрелю первого труса, который пойдет на попятный!
Его слова вызвали бурный смех и возгласы одобрения, но незнакомец спокойным, бесстрастным голосом вновь потребовал внимания:
— Но если, напротив, все вы считаете, что это известие увенчало и освятило надежды, желания и планы этого собрания, тогда пусть каждый подтвердит это еще раз письменно на листке, который лежит здесь возле полковника Старботтла.
Когда поднялся кентуккиец, Кларенс вышел из своего укрытия; теперь, видя, с каким пылом люди устремились к столу, он перестал колебаться. Проскользнув вдоль прохода, он вышел на лестницу, ведущую к задней стороне балкона. Сбежав вниз, он оказался в тылу возбужденной толпы, сгрудившейся вокруг стола, и даже оттолкнул одного из заговорщиков, не будучи замеченным. Его жена уже встала со стула и тоже направилась к столу. Быстрым движением он схватил ее за руку и заставил сесть обратно. Когда она его узнала, с ее губ сорвался крик, а он, все еще держа ее за руку, встал между ней и удивленными заговорщиками. Наступило минутное молчание, потом раздались крики: «Шпион!», «Держите его!» — но всех покрыл голос миссурийца, который приказал не трогаться с места. Повернувшись к Кларенсу, он невозмутимо сказал:
— Мне знакомо ваше лицо, сэр. Кто вы такой?
— Муж этой женщины и хозяин этого дома, — так же спокойно ответил Кларенс и сам не узнал своего голоса.
— Так отойдите от нее! Или вы надеетесь, что если она в опасности, то это защитит вас? — крикнул кентуккиец, с угрожающим видом вытаскивая револьвер.
Но тут миссис Брант внезапно вскочила и встала рядом с Кларенсом.
— Мы оба не трусы, мистер Брукс… впрочем, он говорит правду… и, к моему стыду, — прибавила она, глядя на Кларенса со злобным презрением, — он действительно мой муж!
— Зачем вы сюда пришли? — продолжал судья Бисуингер, не сводя глаз с Кларенса.
— Я уже сказал достаточно, — спокойно отвечал Кларенс, — чтобы вы, как джентльмен, немедленно покинули мой дом. За этим я и пришел. И это все, что я могу вам сказать, пока вы и ваши друзья оскорбляете мой кров своим непрошеным присутствием. А что я скажу вам и всем другим после, что потребую от вас в соответствии с вашим собственным кодексом чести, — тут он поглядел на капитана Пинкни, — это другой вопрос, который не принято обсуждать в присутствии дам.
— Прошу прощения. Минуту, одну минуту! — послышался голос полковника Старботтла. Сорочка с жабо, полурасстегнутый синий сюртук с широкими, словно распустившиеся лепестки, отворотами и улыбающееся, похожее на маску лицо этого джентльмена поднялись над столом; он поклонился Кларенсу Бранту и его жене с отменной учтивостью.
— Э-э… унизительное положение, в котором мы оказались, джентльмены, став против воли свидетелями… гм… гм… временной, как я надеюсь, размолвки между нашей очаровательной хозяйкой и джентльменом… э-э… которого она удостаивает титула, обязывающего нас к величайшему уважению… нам всем крайне неприятно и полностью оправдывает желание этого джентльмена получить сатисфакцию, которую, я уверен, каждый из нас был бы рад ему дать. Но эта ситуация основывается на том предположении, что наше собрание носило, так сказать, чисто светский, или развлекательный, характер! Возможно, — продолжал полковник с кротким и задумчивым выражением лица, — что вид этих графинов и стаканов, а также нектара, предложенного нашей, подобной Гебе, хозяйкой, — он поклонился в сторону миссис Брант и поднес к губам стакан виски с водой, — мог привести этого джентльмена к такому выводу. Но если я обращу его внимание на то обстоятельство, что наше собрание носит характер деловой и, более того, секретный, то окажется, что вина за вторжение может быть по справедливости разделена между нами и им самим. Нам позволительно даже ввиду этого задать ему вопрос… э-э… в какой мере его приход в этот дом совпадает по времени с его появлением среди нас?