По-видимому, Паркмен попытался повернуться лицом к нападавшему, но в тесноте это привело лишь к потере равновесия и падению. Возможно, падение последовало в результате повторного удара или даже нескольких ударов. Паркмен — крупный, большого веса мужчина — покатился по ступеням вниз, а за ним следом поскакал Уэбстер с палкой в руках, наносивший удары хаотично и неприцельно. Широкое пальто Паркмена при падении сыграло двоякую роль — оно помешало своему обладателю быстро подняться и при этом накрыло его голову подобно одеялу. Именно то обстоятельство, что голова жертвы оказалась накрыта полой пальто, исключило попадание крови на стену и потолок. Уэбстер хаотично колотил палкой по голове кредитора через ткань. Он нанёс множество ударов, может быть, 15–20, а может и того более. Сначала Паркмен пытался прикрывать голову руками — это было рефлекторное движение, вряд ли осознанное, затем он потерял сознание, и руки его остались безвольно лежать на голове.
Скорее всего, потерпевший кричал, по крайней мере, в начале нападения, но поскольку химлаборатория была отделена от прочих помещений несколькими дверями, никто ничего не услышал. То, что произошло на лестнице в химической лаборатории, сложно назвать иначе как хладнокровной расправой. Никаким аффектом подобное не объяснить.
Именно по этой причине Уэбстер в своём якобы чистосердечном признании не пожелал уточнить, где же именно произошло убийство — этот вопрос он обошёл полным молчанием. И не без умысла! Он просто не мог честно объяснить, что напал на посетителя прямо на лестнице, ещё до того, как завязался деловой разговор — подобное уточнение сразу же демонстрировало лживость утверждений Уэбстера о неких недопустимых оскорблениях со стороны Паркмена.
Когда судороги и хрип Паркмена оповестили об агонии, нападавший остановился. Будучи врачом, он понимал, что означает такая симптоматика, а потому сразу же перешёл к следующему этапу плана. Прежде всего, ему надлежало устранить следы совершения преступления.
И тут начались серьёзные неприятности. Отбросив с головы убитого им человека полу пальто, Джон Уэбстер с ужасом увидел, что неконтролируемые и беспорядочные удары палкой причинили жертве тяжкие повреждения. Изуродована оказалась не только голова, что, в общем-то, было ожидаемо, но и руки, которыми Паркмен пытался закрываться от ударов. Вполне возможно, что удары толстой палкой не только раздробили тонкие пястные кости и расплющили пальцы, но и привели к их травматической ампутации.[38] Это неприятное открытие сразу же повлияло на планы убийцы, он понял, что прятать в морге изуродованные части тела нельзя, а это означало, что ему — Джону Уэбстеру — придётся избавляться не только от головы, но и рук жертвы.
Было и другое неприятное открытие. Кровью Паркмена оказалась перепачкана его одежда. Это означало, что и от одежды также надлежит избавиться в кратчайшие сроки — хранить окровавленную одежду нельзя, она моментально привлечёт внимание постороннего человека даже при мимолётном взгляде.
Но обнаружилось и ещё одно крайне неприятное для преступника обстоятельство. Кровью Паркмена оказалась запачкана добрая половина лестницы, причём не только ступени, но и прилегающая к ним часть стены. Брызги крови не разлетелись высоко — этому помешало широкое пальто, накрывшее жертву сверху — но всё равно площадь загрязнения была весьма велика и требовала немалых трудозатрат по устранению. Уэбстер с самого начала опасался того, что загрязнения кровью избежать не удастся — именно поэтому он хотел накануне заполучить пинту свежей человеческой крови в больнице колледжа, но… Но кровь он получить не смог, а значит, правдоподобного объяснения появлению свежих пятен и брызг крови у него не имелось!
Удаление крови требовалось начинать немедленно, пока она не впиталась в дерево и не высохла. Мы можем только предполагать, как профессор ползал на коленях по лестнице, сначала вручную смывая следы крови, а затем повторно смачивая их раствором нитрата меди. Это соединение довольно активно, голыми руками работать с ним небезопасно, а резиновых перчаток в то время не существовало, работать преступнику приходилось с максимальной осторожностью и при этом быстро. На возню, связанную с отмыванием лестницы от крови, он, несмотря на спешку, потратил, должно быть, немало времени — может, полчаса, может 40 минут. Там был большой объём работы, и работу эту надлежало проделать очень тщательно.
В конечном итоге Уэбстер справился с этой задачей, и потому впоследствии службе коронера не удалось отыскать ни единой капельки крови ни на лестнице, ни в химлаборатории вообще [напомним, кровь была обнаружена лишь на его панталонах и тапочках, хранившихся в лаборатории]. Но возня на лестнице, явно не запланированная преступником, сильно его задержала. В день убийства ему было очень важно поскорее покинуть здание колледжа, дабы обеспечить себе хоть какое-то alibi, но эту задачу Уэбстер выполнить не смог.
Осмотрев одежду убитого, преступник нашёл то, что его интересовало более всего — долговые расписки и переписку с Паркменом. Разумеется, эти бумаги он забрал себе. Поскольку Джордж Паркмен унёс из дома всю отчётность, связанную с займом Джона Уэбстера, правоохранительные органы не смогли установить точную величину задолженности последнего. Как мы знаем, клерк по фамилии Кингсли, работавший помощником Паркмена, по просьбе полиции восстановил по памяти некоторые детали деловых отношений шефа с профессором химии, но рассказ его носил характер обобщённый и не вполне точный.
Следует понимать, что сам по себе факт убийства кредитора должником отнюдь не обнуляет долг, и наследники должника [т. е. убийцы] при вступлении в права наследования должны принять на себя ответственность по его долгам. То есть жена и дочери Уэбстера должны были бы выплатить наследникам Паркмена [его вдове, дочери и сыну] кредит, взятый отцом, и проценты по нему. Этого, однако, не случилось, Паркмены никаких имущественных претензий не заявили. Пассивность их в этом вопросе объясняется отнюдь не великодушием, а отсутствием документов, подкрепляющих кредитно-денежные отношения между Джорджем Паркменом и Джоном Уэбстером.
Помимо желанных бумаг убийца заполучил и некую сумму наличных денег, должно быть, немалую. К утверждению Джона Уэбстера, будто он бросил одежду жертвы в печь, не проверив карманы, всерьёз относиться нельзя, говоря аккуратно — это не тот человек, который мог бы сжечь деньги.
Поскольку окровавленную одежду нельзя было сохранять долгое время — это была опаснейшая улика, которая обязательно привлекла бы к себе внимание даже при самом поверхностном обыске! — профессору пришлось её отправить в тигельную печь. Сложно сказать, намеревался ли Джон Уэбстер с самого начала избавиться от неё таким вот образом, или же сожжение явилось мерой вынужденной. Из признания убийцы нам известно, что он, написав