Весна.
Я вдыхаю полной грудью воздух, в котором уже чудится обещание дождей и обнаженной черной земли, жаркого солнца и проклевывающейся листвы. Этан хмыкает в ответ на предположение сержанта и спрашивает, нужно ли мне в казарму.
— Ага. Я быстро.
Еще один смешок. Я закатываю глаза. И эта зараза постоянно читает мне нотации — даром, что ему нет ста пятидесяти, а ведет себя, как старый пень.
Ну и что, что он помнит четыре жизни, а не одну. В следующий раз уже не вспомнит, и вот тогда мы поквитаемся как следует. Не вспомнит, и жить будет обычной жизнью, и слаб будет, как простой смертный, — вот это я называю равными условиями. Тогда мы и проверим, кто кого должен учить жить и занудствовать по поводу и без.
Да, Смерть все–таки отпустила его. Уже сейчас порезы и синяки заживают на нем так же, как и на любом другом. Теперь я знаю, почему раньше было по–другому — для того, чтобы помнить дольше, нужна долгая жизнь, застрахованная от случайностей — ведь с каждым новым рождением воспоминания теряют четкость, смазываются и постепенно уходят в небытие.
Да, госпожа, ты всегда была злопамятна и обидчива больше, чем подобает богине.
Казарма стоит верх дном — то, что было названо администрацией громким словом «капитальный ремонт», здесь идет уже три месяца, и будет идти еще три месяца, если продолжать в том же духе. Я пробираюсь мимо гор строительного мусора к своей койке и начинаю трамбовать в сумку остаток вещей, беспорядочно разлегшихся на койке. Никто не скажет, когда мы вернемся, поэтому я беру с собой все.
Мы уезжаем в первый день весны. На юг, через горы, туда, где когда–то лежали поля Нитерры. Туда, куда ведут следы свитка, что когда–то забрала с собой Талери.
«Льда» больше нет, и, хотя солдаты Корпуса старательно обшарили каждый закоулок пещер на десятки километров вглубь и уничтожили все, что там нашли, это не отменяет войны между мирами и не дает уверенности в завтрашнем дне. Мы по–прежнему ничего не знаем о них — по–настоящему. И, пока мы помним, пока мы знаем, что было сотни лет назад — будем искать. Сначала — свиток, а потом… возможно, уже не понадобится ничего другого.
Это наш вклад в прекращение войны, в которой мы оба слишком многих потеряли.
Я встряхиваю сумку и кладу сверху последнее — мой ящик. Моя жизнь, с прошлым, настоящим и будущим. Глубоко–глубоко, в лабиринте крошечных деревянных ячеек хранится то, что было со мной треть жизни — и едва не перечеркнуло ее навсегда. «Лед». Хрупкая пустая оболочка. Память.
Вот и все. Я сажусь на кровать и обвожу взглядом место, где жила пятнадцать лет. Взгляд падает на пыльный прямоугольник, выпавший откуда–то на затоптанный пол. Я поднимаю пластиковую пластинку и вглядываюсь в изображение. Похоже, эта фотография преследует меня.
Рой. Рой Эрро, Командор.
Я все еще замужем, но, боюсь, только до той поры, пока у моего супруга не дойдут руки подать прошение о разводе. Я обещала подписать по первому требованию.
« — Как ты тут?…
Повисает неудобная тишина. Право же, с твоей копией было разговаривать легче…
— Я оставлю вам в помощь солдат на месяц или два. Помочь с восстановлением и обшарить пещеры. Может, найдут все–таки его тело… — черные глаза блестят, в них — надежда. В моих — усталость. Так и говори, милый: не помочь, а обшарить. И найти. Я понимаю тебя и то, к чему ты стремишься. Идет не одна, а две войны, и Корпусу надо выжить в обоих. За тобой — тысячи солдат, и сейчас ты не можешь себе позволить помогать. Только искать, и верить, что найдешь. — Ты знаешь, что здесь к чему, может, оставить тебя за главную?
Я не говорили тебе, что никакого тела не найдут. И никогда не скажу.
— Рой, подпиши мою отставку.
Он удивленно вскидывает брови. Молчание затягивается. Я стою, скрестив руки на груди, и смотрю в пол.
— Хорошо… Если ты так этого хочешь.»
Вот и все.
Если не напоить его кровью, чудо оказывается ненастоящим.
Распахивается дверь. Вваливается громогласная толпа сослуживцев, на ходу бросая лопаты в угол, и снова куда–то бежит. Запыхавшись, подлетает к соседней койке раскрасневшаяся на морозце Тикки, хватает какие–то ленты и бежит за всеми, таща за собой вяло сопротивляющегося Лая и раздраженно шипя на ходу, что он тормоз, каких уже не делают.
Я заталкиваю сумку под кровать и выхожу наружу. Еще Этану помочь собраться, сходить в мастерскую, проверить дайр, и еще сотни тысяч мелочей, которые всегда возникают в последний момент.
В замке стоит суматоха и толкотня, которой здесь не видели со времен второго пришествия колонистов. Тикки носится по коридорам с Лаем, стремянкой и Маэстом, которому стремянка не нужна, и стены стремительно обрастают разноцветными полосками и венками.
Ах да, сегодня же свадьба, будь она неладна…
Тисса выходит замуж, вы представляете?
Я — нет.
Нет, не за Зиму, слава богам. Он улетел на Солярику еще две недели назад, и вернется не раньше, чем закончит Академию. Но — вернется. Как он выражается, из принципа — чтобы посмотреть на наши физиономии, когда окажется, что он все–таки получил диплом.
Строго говоря, мало кто верил, что он поступит вообще куда–либо, тем более — на юридический. Но его ослиное упрямство на этот раз сработало в нужном направлении, и, поднатужившись, мы это сделали. В свое время я училась на социологии и от юриспруденции была далека, как от Солярики, но вполне годилась в качестве проверяющего, стоящего над душой и мерзкого провокатора. Коэни взирал на все это безобразие огромными прозрачными глазами, тяжело вздыхал, но безропотно взваливал на себя роль миротворца, когда Зимин неидеальный характер входил в слишком заметный конфликт с моим внезапно обнаружившимся темпераментом.
То бишь, когда наш ор слышал даже комендант двумя этажами выше.
Правда, получив подтверждение из Академии, Зима бросился мне на шею, и вроде бы где–то там даже прозвучало слово «мама», но до самого отъезда мы оба усиленно делали вид, что это нам приснилось.
Интересно будет посмотреть, каким он станет. Свою работу я провела на пять с плюсом, осталось увидеть, как его обтешет образование и Коэни за десять лет.
Коэни поступил тоже, на медицинский, что никого не удивило, и при том безо всякого труда, потому что, в отличие от некоторых, хорошо учился в школе. Он улетит в начале лета, потому что эту школу ему еще нужно закончить, что из–за царящей в окрестностях разрухи приходится делать дистанционно. Но учиться они будут вместе — мальчик узнавал расположение корпусов факультетов и вроде бы остался доволен.
Конечно, он тоже вернется…
— Орие! — истошно вопит Рутта, и несется мне навстречу, поправляя рассыпающиеся папки на ходу. — Ты обещала, что уберешь эту пакость из приемной! Сама! И до того, как вы смоетесь из этого дурдома!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});