Читать интересную книгу 3. Красная лилия. Сад Эпикура. Колодезь святой Клары. Пьер Нозьер. Клио - Анатоль Франс

Соленый ветер ворошит на моем столе бумаги и доносит до меня терпкий запах прилива. У берега канала плавают бесчисленные стаи уток, слышно их веселое кряканье, всплески крыльев; слышно, как они ныряют в тину, как целой компанией идут вразвалку по отмели, все говорит о том, что они довольны. Одна, запрятав клюв под крыло, отдыхает в сторонке. Она счастлива. А ведь на днях ее съедят. Но всем придется умирать, наша жизнь имеет предел. Не в том беда, что тебя съедят, а в том, что ты знаешь об ожидающей тебя участи; а утки о ней и не подозревают. Нас всех когда-нибудь поглотит небытие, умейте забывать об этом — вот в чем заключается мудрость.

Пройдемся вдоль дамбы, пока море, уже затопившее мели Кайе и Урдель, стремительным потоком хлынет в бухту и принесет на волнах флотилию ловцов креветок. Слева от нас возвышаются крепостные стены, их когда-то омывали воды Соммы и моря, а ныне они покрыты налетом золотистой ржавчины. Над стенами возносятся пять остроконечных коньков собора XV века с высокими стрельчатыми окнами, с шиферной кровлей, по форме напоминающей опрокинутое судно, и с колокольней, увенчанной флюгером в виде резного петуха. В XI веке здесь возвышалась другая церковь, тоже с флюгером. В сентябре 1066 года Вильгельм Завоеватель каждое утро приходил на это место и наблюдал по флюгеру за направлением ветра. Его дружина в шестьдесят семь тысяч человек, не считая слуг, рабочих, поставщиков провианта и фуража, ждала за городом. Флот, уцелевший от кораблекрушений, стоял в бухте на якоре. Северный ветер две недели держал в плену все это скопище людей и судов. Пащенок[518], которому не терпелось завоевать Англию, одержав победу над Гарольдом и саксами, приходил в отчаяние, — ведь в дни этой задержки его корабли, чего доброго, получат повреждение, а воины разбегутся. Мечтая о попутном ветре, он приказал отслужить большое молебствие и пронести по лагерю раку с мощами святого Валерия. Этот праведник несомненно не любил саксонцев, ибо тотчас же подул попутный ветер, и флот мог отчалить.

Четыреста кораблей с поднятыми парусами и более тысячи транспортных барок по данному сигналу отчалили от берега. Во главе флотилии плыло судно Вильгельма, на мачте его развевался стяг, присланный папой, и знамя герцога со знаком креста. Паруса флагманского судна были разноцветные, и на нескольких нарисованы были три льва — герб Нормандии. На носу судна была вырезана фигура ребенка, державшего туго натянутый лук с готовой взвиться стрелой.

Отплытие имело место 29 сентября. Неделю спустя Вильгельм завоевал Англию.

Вдоль крепостного вала змеится вверх дорога по направлению к старинным, еще сохранившимся городским воротам; с двух сторон их подпирают башни, уже лишившиеся зубцов. Башни поросли мелкой розовой гвоздикой. Одна из башен еще таит под буйной зарослью трав и диких цветов корону бойниц. У подножия руин какая-то старуха насадила капусту. Зимой в ее садик дождем сыпятся увесистые камни. Ее лачуга, притулившаяся над древними подземельями, растрескалась и грозит развалиться от любого оползня. А между тем незлобивое создание любит ворота Вильгельма. «Конечно, — говорит она мне, — когда-нибудь они обрушатся на меня, но все же они так величественны!» Пройдите по деревушке, — приземистые домики, крытые соломой, выкрашены в веселый светло-голубой цвет, — улица приведет вас к оконечности Рогатого мыса. Здесь стоит часовня, затененная купой вековых вязов. Это современная постройка в ложнороманском стиле. Но стены, выложенные из камня и гальки, похожи на шахматные доски, и этим часовня напоминает старые нормандские строения. Называется она часовней св. Валерия или Часовней моряков, построена на месте древней церквушки и укрывает гробницу Вимейского апостола.

Моряки ходят сюда на богомолье. К своду новой часовни уже подвешены четыре-пять маленьких корабликов, все они — подношения моряков, спасшихся от кораблекрушения. Эти простодушные люди мыслят себе бога столь же ребячливым и вспыльчивым, как они. Они знают, что он грозен в гневе своем, но что не следует на него сердиться. Дружеские отношения с ним они поддерживают маленькими подарками. Чтобы позабавить господа бога, они приносят ему игрушки. Правда, это игрушки символические, — детские кораблики изображают те самые суда, которые столь чудесно спас вседержитель. Полагаю, что и святой Валерий получает свою долю скромных подношений; кораблики сделаны прекрасно и должны ему нравиться, ибо в земной своей жизни он был другом соммских рыбаков.

Рогатый мыс — дикий и великолепный утес; тут все насыщено воспоминаниями. Право, следует задержаться под этими раскидистыми вязами, листва которых трепещет от морского ветра, у подножия Часовни моряков, в нескольких шагах от оконечности каменного рога, откуда видны слева — скалы Ко, справа — бухта Соммы, дальше — плоские берега Пикардии, а вдали катит свои волны открытое море. Мне хотелось бы напомнить в нескольких словах о жившем некогда мужественном человеке, пребывание которого на земле оставило в здешних краях глубокий след.

ПОВЕСТЬ О СВЯТОМ ГУАЛАРИКЕ, ИЛИ ВАЛЕРИИ

Гуаларик, или Валарик, прозванный впоследствии Валерием, не был уроженцем прибрежной области, где его имя дано двум городам и множеству церквей. Он сын бедных крестьян из провинции Овернь. В детстве он был пастухом, и все имущество его заключалось в пастушеском посохе. Но он был одарен умом, здравым рассудком и отличался благочестием.

В раннем возрасте он покинул свой край и поступил в услужение к святому Жермену епископу Оссерскому. Затем он принял постриг в Люксейском аббатстве, которым в ту пору мудро правил Коломбан Ирландский. Однако монахи сбросили с себя бремя пастырской власти, и святой Коломбан, изгнанный паствой, отправился в дальний путь. Вместе с ним исчезли из аббатства набожность, смиренномудрие и умеренность. Валерий, глубоко оскорбленный, тоже покинул тихую гавань, превратившуюся в пагубную подводную скалу, и решил жить уединенно, вдали от злых людей. «Я пойду туда, куда укажет мне перст божий», — сказал он. Спустя несколько дней он дошел до реки Соммы и, направившись вниз по течению, достиг побережья морского. Утомленный, он остановился там на берегу некоего источника и отряхнул пыль от ног своих. На том месте впоследствии и воздвигнули город Сен-Валери.

В ту пору до самого моря спускался дремучий лес. В нем жили зайцы. Лес укрывал в своей глуши болота, кишевшие чибисами, бекасами, дикими утками, лысухами. На обнаженных вершинах скал чайки клали яйца. Пронзительный крик цапли, стон трескуна доносились с белесоватого берега, у которого лебеди, дикие гуси и чомга, вспугнутые холодами, зимовали в плавнях. Дикие места эти были почти необитаемы; тут жили бедняки, рыбачившие в богатом рыбой устье Соммы. Рыбаки эти были язычниками. Они поклонялись деревьям, ручьям. Напрасно святые Квентин, Мелон, Фирмен, Лупп, Ле, а впоследствии святой Бернар, епископ Амьенский, тщились обратить их в христианство, — они не отступали от веры своих предков. Они верили в земных духов и полагали, что в каждом предмете живет душа.

Этих простосердечных рыбаков охватывал священный трепет, когда они углублялись в чащу леса, покрывавшего в те времена все побережье. Им всюду чудились лесные божества. На берегу ручья в лунном сиянии являлись им обольстительные нимфы и феи. Рыбаки им всем поклонялись и, трепеща, приносили им в дар гирлянды цветов. Язычникам казалось, что, любя их, они поступают правильно, ибо виденья эти были прекрасны.

Разумеется, ручей, сбегавший по густолиственному склону холма, на котором остановился праведный Валерий, был священным источником. Язычники приносили ему жертвы. Он и сейчас струится у подножия часовни, со стороны бухты. Как и в былые дни, вода в ручье прохладна и чиста. Но он уже не журчит, не струится вольно, как в те времена, когда его причисляли к сельским божествам. Он замкнут в каменную купель, добираться до которой надо по ступеням. Во времена святого Валерия этот ручей был нимфой. Никто не смел приостановить ее бега. Свободно неслась она под ветлами. Подобно другим источникам, которых так много в местных долинах, ручей разливался небольшими озерками, где на плавучем ложе из темно-зеленых листьев дремал бледный цветок водяной лилии. Туда, в воды этих лесных источников, и скрылись последние, изгнанные епископом, нимфы. Этих диких богинь преследовали беспощадно. В одной из статей указа короля Хильдеберта[519] сказано: «Те, кто приносит жертвы источникам, деревьям и камням, будут преданы анафеме».

Валерий почел это место подходящим для себя. Король Франции разрешил ему поселиться в любом месте своего государства — всюду, где ему понравится. Валерий собственными руками выстроил себе келью и отдался молитве и созерцанию. Несколько учеников его последовали за ним, желая жить той же жизнью и следовать его благочестивому примеру. Они построили себе кельи рядом с его кельей, на опушке леса, у края пропасти, на дне которой плескалось море. Говорят, будто епископ Берхунд каждый год приезжал в эту обитель и проводил там дни великого поста. Валерий, насколько можно судить по робким и неуклюжим попыткам набожных агиографов нарисовать черты его духовного облика, был наделен твердой волей и вместе с тем кротостью. Ему приписывают такую доброту, которая редко бывала свойственна суровым проповедникам христианства, просветителям варварского Запада. Рассказывают, будто он впоследствии, подобно св. Франциску Ассизскому, изливал даже на животных доброту, переполнявшую его сердце. Птицы прилетали клевать корм из его рук. «Дети мои, — говорил он своим последователям, — не будем причинять им зла, пусть клюют крохи нашего хлеба».