Читать интересную книгу Сочинения - Плутарх

7. «Конечно, так», — подтвердил Фидолай. «Что ж, примем его, когда он к нам появится. Теперь же, Симмий, расскажи нам, не узнал ли ты чего-нибудь об этих удивительных письменах: ведь передают, что египетские жрецы разобрали ту надпись на доске, которую взял от нас Агесилай после вскрытия гробницы». Симмий сразу вспомнил: «О доске не знаю, Фидолай, но спартанец Агеторид привез в Мемфис прорицателю Хонуфису, у которого когда-то я вместе с Платоном и пепаретцем1138 Эллопионом занимался философией, пространное письмо. Явился он по распоряжению царя, который приказывал Хонуфису, если ему удастся разобрать письмена, немедленно отослать их обратно вместе с толкованием. Хонуфис и течение трех дней извлекал из древних книг различные письмена и послал царю ответ, а нам сообщил, что грамота велит грекам учредить мусическое состязание; письмена же принадлежат той грамоте, которую в царствование Протея усвоил Геракл, сын Амфитриона: бог предписывает грекам хранить мир и спокойствие, состязаясь в философии, и решать вопросы справедливости, отложив оружие и вдохновляясь Музами и разумом. Мы и тогда одобрили речь Хонуфиса и еще более — когда, при возвращении из Египта через Карию, мы встретили делосцев, которые обратились к Платону как геометру с просьбой разрешить трудную задачу, предложенную им богом. Было дано вещание делосцам и прочим грекам, что постигшие их бедствия прекратятся, если они увеличат вдвое делосский кубический алтарь. Не вникнув в смысл задачи и получив при изготовлении удвоенного алтаря смехотворный результат (ибо, не зная соотношения между линейным и объемным увеличением, они не поняли, что при увеличении вдвое каждой из сторон боковой грани объем куба увеличится в восемь раз), они призвали Платона помочь им в этом затруднении. Платон же, помня о египетской науке, сказал, что бог подшутил над греками, пренебрегающими образованием, и, как бы насмехаясь над нашим невежеством, посоветовал серьезно заняться геометрией; ведь не слабого и поверхностного геометрического разумения требует задача найти две средние пропорциональные двух отрезков, что и является единственным решением задачи об удвоении куба одинаковым увеличением его измерений во всех направлениях. Сделать это сможет Евдокс Книдский1139 или Геликон Кизикиец; но вы не должны думать, что бог желает только этого, нет, он предписывает эллинам, отбросив войну и неприязнь, служить Музам и, укротив страсти философскими рассуждениями и наукой, без вражды и со взаимной пользой общаться между собой».

8. Среди речей Симмия вошел наш отец Полимний и, присев рядом с Симмием, сказал: «Эпаминонд просит тебя и всех присутствующих, если у вас нет срочных дел, дождаться его здесь; он хочет познакомить вас с гостем, человеком, достойным всяческого уважения, и притом прибывшим с прекрасным важным поручением из Италии от пифагорейцев. Приехал он, чтобы совершить возлияние на могиле старца Лисида, побуждаемый к этому некими сновидениями и явными знамениями. Он привез немало золота, считая нужным возместить Эпаминонду расходы по оказанию поддержки Лисиду в старости, да и, помимо того, желая помочь нам в наших нуждах, хотя мы от этого и отказывались». — «Судя по тому, что ты говоришь, — сказал обрадованный Симмий, — это замечательный человек и достойный философ. Но почему же он не пришел к нам сразу?» — «После того как он переночевал у могилы Лисида, — отвечал отец, — Эпаминонд повел его на берег Йемена для омовения, а после этого они, думаю, вместе придут к нам; ночевал же он у могилы потому, что намеревался перенести останки в Италию, если этому не воспротивится ночью какое-нибудь божественное знамение». Когда отец, сказав это, умолк, (9.) заговорил Галаксидор: «Клянусь Гераклом, как трудно найти человека, свободного от суеверного чада. Одни подвержены этому против своей воли, вследствие необразованности или душевной слабости, другие же, чтобы казаться какими-то особо выдающимися по богобоязненности, на каждом шагу ссылаются на божье волеизъявление, на сны, видения и тому подобный вздор, прикрывая этим то, что у них в действительности на уме. Кто причастен к политической деятельности, тому, пожалуй, небесполезно иногда прибегнуть к узде суеверия, чтобы направить на нужный путь суетную толпу или отвратить ее от чего-либо; для философии же такой ход мысли не только не приличествует, но и прямо противоречит ее обязанностям, если она, пообещав рассуждением научить нас доброму и полезному, обращается к богам как началу всех действий, словно пренебрегая всяческим рассуждением; презрев доказательство, свое основное отличие, она прибегает к гаданиям по снам и видениям, которые посещают одинаково и доблестного, и подлого. Потом-то, думается мне, ваш Сократ избрал более философский характер образования и речей, простой и бесхитростный, как более приличествующий человеку свободному и стремящемуся к истине, а весь этот философский дым и чад отбросил, предоставив его софистам». — «Что же, Галаксидор, — заговорил тут Феокрит, — значит, и тебя убедил Мелет1140 в том, что Сократ пренебрегал верой в богов? Ведь именно в этом он обвинил Сократа перед судом афинян». — «Отнюдь не верой в богов, — ответил тот. — Не восприняв от Пифагора, Эмпедокла и других философию, преисполненную мифов, призраков и суеверия, он как бы вывел ее из состояния вакхического опьянения и обратил на искание истины посредством трезвого рассуждения».

10. «Хорошо, — сказал Феокрит, — но как же мы, дорогой мой, оценим демона Сократа — как ложную выдумку или иначе? Среди преданий о Пифагоре я не назову ничего, что так походило бы на мантику1141 и суеверие: без преувеличения, подобно тому как Гомер представил Афину «соприсущной во всяком труде»1142 Одиссею, так демон Сократа явил ему некий руководящий жизненный образ, «всюду предтекший ему, подававший совет и могучесть»,1143 в делах неясных и недоступных человеческому разумению: в этих случаях демон часто вступал в собеседование с Сократом, сообщая божественное участие его намерениям. Узнать об этом больше можно от Симмия и других товарищей Сократа. Но вот однажды, когда мы направлялись к гадателю Евтифрону — ты помнишь это, Симмий, — Сократ прохаживался наверху, у Перепутья и дома Андокида, ведя философскую беседу с Евтифроном, и подвергал его, по своему обыкновению, шутливому разгрому. Вдруг он остановился и так оставался некоторое время погруженным в себя, а затем свернул в сторону и пошел по улице Коробовщиков, подозвав к себе и тех спутников, которые уже отошли вперед, и сославшись при этом на полученное им указание от демона. Большинство, в том числе и мы с Евтифроном, пошли вслед за ним, но несколько юношей продолжали идти вперед, как бы желая изобличить демона Сократа, и увлекли за собой флейтиста Харилла, который приехал вместе со мной в Афины к Кебету.1144 И вот, когда они проходили по улице Ваятелей мимо судебной палаты, им навстречу выбежало тесно сплоченное стадо покрытых грязью свиней. Посторониться было некуда, так что свиньи одних сбили с ног, других обмазали сплошь грязью. Пришел домой и Харилл весь в грязи, так что после этого случая мы всегда со смехом вспоминали, как всегда заботится о Сократе его демон».

11. «А как ты думаешь, Феокрит, — спросил Галаксидор, — имеет ли демон Сократа какую-то свою особую силу или же это просто частица тех общих необходимых условий, которые, определяя жизненный опыт человека, сообщают ему в неясных и не поддающихся разумному учету случаях толчок, направляя его поведение в ту или иную сторону? Подобно тому как малый груз сам по себе не отклоняет коромысло весов, но, добавленный к одному из уравновешенных грузов, уводит все в свою сторону, так чихание или тому подобный знак, хотя бы и ничтожный, может повлечь за собой решение, касающееся важных действий: когда встречаются два противоборствующих соображения, то, присоединившись к одному из них, такой знак разрешает безысходность, устранив равновесие, и отсюда возникает движение и сила». Это подхватил мой отец: «А ведь и в самом деле, Галаксидор, я слышал от одного мегарца, а он от Терпсиона, что демон Сократа — это не что иное, как чихание, свое ли собственное или чужое. При этом, если кто-либо другой чихнул справа, или сзади, или спереди, то это побуждало к действию, если же слева, то заставляло воздерживаться; собственное же чихание утверждало в намерении совершить намеченное действие, но удерживало от завершения того, что уже было начато. Странным мне кажется, однако, если он, в действительности исходя из чихания, говорил товарищам о каком-то побуждающем или сдерживающем демоне: было бы, друг мой, нелепой суетностью из-за какого-то внешнего шума — чихания — отказываться от заранее обдуманного действия, и это совершенно противоречило бы образу человека, которого мы считаем поистине великим и выдающимся среди людей своей мудростью. Все поведение Сократа отличалось целеустремленностью и решимостью, как бы исходя из единого твердого изначального суждения. Всю жизнь он провел в бедности, тогда как мог бы воспользоваться тем, что ему с радостью готовы были предоставить его друзья; он не поступился философией, пренебрегая всеми препятствиями; наконец, когда товарищи подготовили ему обеспеченный побег из тюрьмы, он не склонился на все их настояния, чтобы уйти от верной смерти, а встретил ее с непоколебимой твердостью решения, — все это свойственно не человеку, изменяющему свои намерения под влиянием случайных шумов или знаков, а тому, кто следует высшему устремлению, ведущему к добру… Говорят, что и гибель сицилийского похода афинян Сократ предсказал некоторым из своих друзей; а еще ранее был такой случай. Периламп, сын Антифонта, раненый и взятый в плен после поражения афинян в битве при Делии,1145 узнав от послов, прибывших из Афин с мирным предложением, что Сократ вместе с Алкивиадом и Лахетом1146 благополучно вернулись, совершив переход у Регисты, превознес Сократа похвалами и горько сокрушался о тех своих товарищах и соратниках, которым довелось, избрав после битвы путь возвращения, отличный от указанного демоном Сократа, пасть под ударами нашей конницы. Думаю, что и Симмий слыхал об этом». — «Слыхал нередко и от многих, — отозвался Симмий, — ведь именно этот случай особенно прославил в Афинах демона Сократа».