Читать интересную книгу Крещение огнем. Вьюга в пустыне - Максим Калашников

В-третьих, настоящая наука (прежде всего теория и прогнозирование) скорее всего превратится в кастовое занятие части верхов. «Внизу» останутся безобидные эмпирические штудии, «игра в бисер» с сильным иррациональным оттенком и фольк-наука. Особенно это коснется исторической науки, которая стремительно детеоретизируется и переживает кризис как на Западе, так и у нас.

В-четвертых, массам будет предложена (уже предложена) отупляющая развлекаловка в режиме «нон-стоп», превращающая людей в толпу дебилов, неспособных жить без поводырей-пастухов.

В-пятых, в связи с этим политика окончательно отомрет, ее место займет шоу-бизнес. К реальной власти, к реальному слою хозяев эта деятельность, этот фасад кривляющихся марионеток непонятного пола не будет иметь никакого отношения. В крайнем случае, как в романе Ст. Лема «Эдем», правящий слой вообще превращается в полубогов-невидимок, которые живут в изолированном запретном пространстве и благодаря техническим достижениям невидимы массам, а потому внушают еще больший страх.

– Можно представить и другой вариант: господа совершенствуют себя с помощью последних достижений биотеха, генной инженерии и нанотехнологий. Вводят в организм наноботы, скрещивают свой мозг с компьютерными сетями. Применяют новейшие методы обострения своих умственных и психических возможностей. В итоге получается раса властителей… Кстати, все движется именно в этом направлении.

– Я не считаю фантастичным такой вариант развития посткапиталистического мира, когда слой господ превратится не просто в иную расу, а в иной вид – биотехнологический и будет даже внешне (рост, телосложение и т. п.) отличаться от низов. Собственно, в докапиталистических обществах верхи, как правило, биологически отличались от низов, и дело не только в поведении и одежде, но и в «физическом экстерьере». Это капитализм, причем только в ХХ веке, а еще точнее – в послевоенный период, в значительной степени нивелировал внешность верхов и низов, усреднив ее, – улучшение питания, гигиена и т. д. Остальное довершила демократическая молодёжная мода, восторжествовавшая после 1968 г.

Послекапиталистический мир в этом плане будет больше похож на докапиталистические общества. С этой точки зрения демократический капитализм ХХ века (с обязательным наличием антикапиталистического сегмента СССР), как бы мы его ни критиковали, оказывается уникальным мигом в мировой истории.

Но все это не значит, что надо покорно ждать пришествия новых хозяев. К тому же, не в силе Бог, а в правде…

– И как же выходить из глобального кризиса? Кто будет думать об антикризисных мерах? Ведь сегодня мы видим, как деградируют умственные способности политиков и правящих элит. Как падает качество образования на Западе и у нас. А многочисленные кризисные явления, складываясь, порождают совершенно новые беды.

– Падение качества образования – частный симптом общего кризиса. Образование рушится с 1960-х годов, со времени того, что некоторые на Западе называют «мировой студенческой революцией». Результаты плачевны. Я сталкивался с американскими студентами из известных университетов, которые никогда не слышали таких имен, как Робеспьер, Бисмарк, Шарль де Голль. Они историю Второй мировой войны изучают по романам и художественным фильмам. Наши школьники и студенты тоже постепенно деградируют.

Образование в современном мире становится средством формирования нового общественного расслоения. Ведь именно образование в современных условиях позволяет отсекать от общественного пирога целые сегменты общества не только в настоящем, но и в будущем. Оно готовит сегодня завтрашних незнаек, «информационно бедных», сводя процесс обучения к дрессуре – тестовому оболваниванию, отучающего человека от главного – умения ставить вопросы, формулировать проблемы. Анализ образования должен занять одно из главных мест в новой дисциплине, которую предстоит создать, – кризисологии с ее практическими рекомендациями.

Пока же это происходит только в фантастических романах. Помните, как в азимовском цикле «Академия» («Foundation») математик Селдон предсказывает: через несколько десятилетий внешне процветающая галактическая империя сорвется в кризис, который продлится десятки тысяч лет? Кризис неотвратим, однако «темные века» можно сжать до одной тысячи лет, если реализовать на практике антикризисный «план Селдона». Для реализации плана в разных концах галактики создаются две Академии – явная и тайная, многие поколения ученых-психоисториков, которые в конечном счете выведут ситуацию из кризиса.

Когда-то Ленин сказал: для нас важнейшее из искусств – кино. Перефразируя, сегодня можно сказать: из всех наук для нас важнейшая – кризисология, которую нужно было создавать вчера.

Основание нового мира

– И вот тут мы подошли к очень важному моменту. Не секрет, что многие из нас выступают за то, чтобы Россия в широком понимании этого слова стала азимовским Основанием-Академией («Foundation») для создания нового послекризисного мира. Проханов, Громыко, Крупнов, Калашников и Кугушев – очень многие видят сегодня Россию как спасительный ковчег. Как остров «жизни-после-катастрофы», центром альтернативного развития мира. Зачатком новой цивилизации. Оплотом всех здоровых сил, борющихся с глобофашизмом и засильем финансового истеблишмента. А как считаете вы?

– В ответе на ваш вопрос я хочу отделить должное от сущего. Мы можем изобретать любые проекты того, как должно быть. Но есть реальность. Чтобы изобретение стало нововведением, нужны следующие благоприятные факторы: психологическая атмосфера, общественная потребность (материальный интерес) и финансовая поддержка. Китайцы изобрели порох, но нововведением он стал в Европе. В СССР делалось огромное количество изобретений, они запатентовывались, и … патенты ложились на полку. Значит, будем исходить из реальности.

Во-первых, идея Академии а la Азимов не вполне соответствует идее империи. Это принципиально разные структуры. Академия – это хотя и долгосрочная, но все же «чрезвычайная комиссия», а империя – это «стационар». Из Академии при определенных условиях со временем теоретически может возникнуть новая империя, однако если говорить о создании чего-то, то либо Академия, либо империя. Причем в обоих случаях свои трудности и сложности. Но к проблеме империи я вернусь чуть позже.

Во-вторых, не думаю, что какая-то «одна, отдельно взятая страна» может стать азимовской Академией. Тут нужен универсальный опыт, и скорее это будет мировая сетевая структура. Это не значит, что не надо стремиться создавать локусы кристаллизации нового, свои сетевые структуры, «фабрики мысли», объединять их, активно внедрять свои наработки в образование и т. д. Тем не менее, будучи реалистами и стремясь к невозможному, к тому, чтобы сработать на пределе («интеллектуальный спорт» наивысших достижений), не надо забывать о реальности вообще. Антонио Грамши называл это пессимизмом разума при оптимизме воли.

В-третьих, в чем может заключаться русская заявка на превращение в locus standi и field of employment чего-то нового? К сожалению, здесь не так уж и много, что можно предложить. Можем ли мы похвастать недеморализованным населением, готовым не то что строить новое, а вообще – к чему-то новому?

Для кристаллизации нового нужны наука и образование. У нас – стремительно рушащиеся и рушимые наука и образование. Их нынешняя организация не соответствует ни состоянию современного мира, ни современному этапу развития науки. Как и во многих других областях, мы проедаем советское прошлое, добавляя плохо соотносимые с ним западные дешевки – поделки для бедных и утильсырье. Есть ли у нас иммунитет против этого? На рубеже 1980-х–1990-х годов мы не смогли спасти самих себя и проиграли находившемуся в тяжелом состоянии сопернику. Сегодня наше положение хуже. Мы живем в обществе либер-панка (В. Макаров), или либерастии (И. Смирнов). То есть в обществе, комбинирующем худшие черты советского и буржуазного социумов и переплетающее их в немыслимых комбинациях. Я бы охарактеризовал общество либер-панка как общество самовоспроизводящегося разложения, где позднесоветские элементы подрывают и разлагают западные, буржуазные и наоборот. В результате ничего по-настоящему нового не возникает. Это – общество-ловушка, своеобразный «туннель под миром» (Ф. Пол).

В России 1990-х – начала 2000-х годов, где некапиталистические и антикапиталистические традиции остаются весьма сильны, развитие капитализма приобретало «первоначальный», на практике – криминальный, асоциальный характер, а его героями часто становились социопаты из разных слоев – от причмокивающего мямлика из номенклатуры и комсомольского шустрика до рэкетира, у которого шевелюра «стартует» от бровей (лба не просматривается). Неудивительно, что место социалистической утопии коммунистического строя в РФ заняла социал-дарвинистская утопия, трудно представимая даже в логове капитализма. Асоциализм, пришедший на смену социализму, есть синтез местных традиций и капитализма. Не в силах ни уничтожить его, ни переварить социально, они вытесняют его в асоциальную, неоархаическую, неоварварскую зону, одна из главных характеристик которого – приватизированное насилие. В своих худших проявлениях общество либер-панка – это более или менее институциализированная социоантропологическая деградация. С точки зрения исторической логики, постсоветский строй на выходе из исторического коммунизма занимает нишу, эквивалентную НЭПу на входе.