подходящие.
С высоты этого не видно, но скорее всего эти сараи перекрывали весь сектор обстрела с другой стороны улицы.
Наверное по этому, а может им просто повезло, но добрались они почти без потерь, — не доехал один только побитый осколками пикапчик.
Кажущиеся игрушечными человечки выпрыгивали из машин, и разбегались в разные стороны. Кто-то искал укрытия за стенами сараев, кто-то пытался проскочить подальше, на ходу давая короткие очереди в сторону противника, а кто-то прятался внутри хилых строений.
Не знаю, может я как-то неправильно всё вижу, но выглядела эта группа совершенно иначе. Те, что напали на восточный пост, даже двигались по-особенному; чётко, слаженно, словно очень долго репетировали, эти же просто разбегались кто куда, без всякой системы, паля по принципу — лишь бы стрельнуть. Может быть паника?
Но как бы там ни было, а их достаточно много, — все вооружены, причём в основном автоматами, так что даже если «качеством» они проигрывают, вполне наверстают количеством.
Тем временем солнце коснулось горизонта. Ещё минут тридцать и от наблюдения с воздуха не будет никакого толка.
Тут подошёл Василич, и сдвинув мне наушник, прокричал прямо в ухо.
— Надо найти третью группу пока не стемнело!
Я оторвался от бинокля, он всё еще не мог нормально открыть глаза, и смотрел прикрываясь ладонью.
— Если они прячутся в лесу, — шансы невелики! — Так же перекрикивая шум мотора, возразил я, — это тут ещё что-то видно, а там уже не разберешь ни черта!
Если бы мы могли бесшумно подобраться, тогда может что-то и получилось, но кукурузник издавал столько шума, что не услышать его приближение мог только полностью глухой человек. Я понимал что третью группу нужно найти, но во-первых, — сам не верил что это возможно, а во-вторых хотел побыстрее оказаться внизу. Как только сядем, возьму ниву и вернусь в станицу.
Но Василич не успокаивался, переключившись на дядю Сашу, он что-то прокричал ему, тот недовольно сморщился, но потом покивал, и подал штурвал от себя.
Василич ушел обратно в салон, а на его месте появился Леонид. Бледный как смерть, помятый, взъерошенный, на лбу капли пота — это при том что на высоте не особо то и тепло, прижавшись к переборке он пытался рассмотреть что происходит внизу.
— Садись Лёнь! — освобождая кресло, я поднялся, передал ему второй бинокль, и мы, кое-как разминувшись, поменялись местами.
Дядя Саша только недовольно покосился, но ничего не сказал. Судя по его действиям, — а я уже успел немного изучить повадки пилота, он собирался подойти к станице с востока, и пройдясь над лесом на минимальной высоте, сразу уйти к озёрам. Оно вроде и не страшно, но на скорости мы точно ничего не увидим, а значит дядя Саша «притормозит», до минимума, а вот тут уже возникает реальная опасность.
Не знаю как оно будет, но лично я бы точно не удержался, заметив такую «вкусную» цель.
Высота триста метров и мы ложимся на разворот. Внизу, на восточной окраине, идёт ожесточенный бой. Дальше чем были, бандиты не продвинулись, но чердак дома где находилась позиция пулеметчика, горит. Так же пылает брошенная на дороге буханка и чадит длинная, бело-красная тойота.
Мы ещё снижаемся, и подходим к реке. Снова разворот с большим креном, скорость уже девяносто и продолжает падать.
Обороты мотора почти на холостых, дядя Саша активно ворочает рычагами и щёлкает тумблерами. Всё внимание вниз, какие-то секунды и мы пройдём над местом где могут прятаться бандиты третьей группы. Десять машин — не иголка, но внизу уже конкретно темно, поэтому на результат я особенно не надеюсь.
Скорость шестьдесят, высота семьдесят, — стрелки замерли. Я ничего не вижу, Леонид молчит, профессор чего-то орет в рацию, и вдруг, прямо на полянке, появляется тентованный уазик с нацеленным в небо пулеметом.
Время замирает. Дядя Саша медленно тащит штурвал вбок, но поздно — ствол пулемёта задирается ещё выше и расцветает яркими вспышками.
Разлетаются стёкла, самолет мелко вздрагивает, кабина наполняется дымом, откуда-то снизу вырывается огонь, и я срываю с креплений огнетушитель.
— Тяни-и! — сиреной взрывается дядя Саша, — тяни-и! Лёнька тяни-и!
И тишина.
Мотор то ли заглох, то ли дед его заглушил сам. Понимание придёт потом, а пока мы дружно боремся за свои жизни. Снизу лес, сесть некуда, надо дотянуть до ровного участка.
Срываю пломбу и направляю струю порошка куда-то в ноги второго пилота, лезущие оттуда языки пламени поджаривают Леонидовы берцы, видимость нулевая, дым разъедает глаза и рвёт глотку. Не дышу и не думаю, — некогда и незачем.
Сзади надрывается профессор,
— Напротив моста! Они за мостом! — орёт он, — Прием! Третья группа за мостом! Нас подбили!
Срываю второй огнетушитель и направляю туда же, огонь уходит, но полностью ещё не потух, мешает ветер. Но он же выдувает дым из кабины. Под нами лес, вот-вот зацепим деревья. Оба «пилота» оттягивают неминуемое падение — у Леонида от напряжения вздулись вены на лбу, дед страшно кривится от натуги. Но самолет держится, ещё немного и лес закончится. Дальше река, и почти сразу за ней кладбище.
Всё же срезав несколько макушек мы вырываемся на открытое пространство, река остаётся позади, самолёт окончательно теряет высоту, и «прошлёпав» по корявой земле, застывает.
Огня нет, но мотор ещё дымится, шумно вышибив дверь, выскакиваю наружу. На кокпите и по всему брюху рваные дыры, удивительно что никого даже не ранило. Дымит справа, не знаю что там находится, но это и не критично, если сразу не взорвалось, сейчас уже не взорвется. Выстреливаю остатки порошка, и с удовольствием отмечаю что дым почти пропадает. Следом появляется дядя Саша так же с огнетушителем, их у нас шесть штук, можно не экономить. Отстегивает кожух, и полностью засыпает мотор порошком.
Спускается Леонид, профессор с Василичем ещё в салоне, пытаются «дозвониться» до штаба.
— Валить надо. — обессилено опускаясь на траву, бормочет он. — Не хорошо сели...
В село путь закрыт, там бандиты, до спрятанной машины мы не дойдем — это километров десять, остается только кладбище, оно близко, метров пятьсот.
Дядя Саша недовольно зыркает, но никак не комментирует, ему явно нехорошо, такое впечатление что он как-то позеленел даже.
— Связи нет. Глушилку разбило. — появляется Василич. — Профессор говорит не починить.
— Кого не починить? Станцию?
— Глушилку. Со станцией непонятно пока.
— Валить надо. — Повторяет Леонид, поднимаясь на ноги. — Гости могут нагрянуть.
Никто