— Ну и пусть ломают. Не будут мучить нам подобных. А мне так хочется скорее в большое море. Подальше. Куда-нибудь в Австралию, Южную Америку, Канаду…
— Как на это еще твоя рыжая посмотрит? Не пустит. Скажет: «Сиди, Толик, дома».
Курсанты смеются.
— Не скажет, — уверенно говорит неизвестный мне Толик. — Мы с ней договорились. Она уже морально подготовилась к длинным разлукам. Ничего. Сильней любить станет…
— А сам-то ты подготовился? Годика три так поплаваешь и как бы на берег не запросился, браток.
— Этого не будет. Когда я в училище шел, то уже знал, что всю жизнь проведу на море. Зачем тогда в училище поступать? Бессмысленно.
— Почему бессмысленно? Получу высшее образование, а там выбор широкий. Хоть в море, хоть на берег… — прерывает Толика другой курсант.
— Шел бы тогда в гуманитарный. Нечего тебе курсантский клеш протирать…
— Он, рябчики, из-за формы пошел. Девочки нашу форму любят…
— Не знаешь ты наших девочек. Они не форму любят, а заграничные шмутки, которые мы им привозить будем. Смотри в корень…
— Мне море до лампочки, — сказал веселый голос. — Кончу и «здоровеньки булы»! Здесь временная посадочная площадка. Поят, кормят, одевают…
— Карьерист ты, Володька. Куда лететь собираешься?
— К заоблачным высотам. Вам так все и скажи сразу. За мной побежите, ни одного в мореходке не останется…
— Нет, братцы. Для меня существует только море. Я вот жду не дождусь, когда встану на самостоятельную вахту, буду определять место судна, прокладывать курсы, швартоваться. Так что за тобой, Володька, не побегу…
— Кливер шкоты подобрать! — раздается команда вахтенного штурмана. — Спите тут, ничего сами не видите.
Несколько человек нехотя встают и идут подбирать шкоты.
За десять дней моего пребывания на баркентине я услышал много разных разговоров, показывающих отношение этих мальчиков к морю, их будущей службе и к жизни вообще. Чего скрывать, были среди них парни, похожие на Володьку с его «перелетными» планами, были равнодушные, попавшие в Мореходное училище по принципу: «Все равно, в каком высшем учебном заведении получать образование», встречались и просто любители больших заработков, думающие, что на флоте «умному» человеку деньги сами в карман сыплются. Всякие были… Но большинство ребят оказались другими. Они мечтали о море. Они с нетерпением ждали получения диплома не для того, чтобы убежать с ним в какое-то другое место, а чтобы встать на мостик и впоследствии командовать кораблем. В этом была их конечная цель. С каким уважением они говорили о море и морской работе. Их не пугали ни короткие стоянки, ни длительные рейсы, ни частые разлуки с любимыми. Они готовились стать настоящими моряками. И они были преданными влюбленными. Мне стало очень приятно, что я оказался прав. Теперь я был уверен, что тон, который зададут эти юноши, придя на флот, будет правильным, таким, как нужно.
Сойдя с борта «Сириуса», я поехал в Ленинград и принялся за давно начатую книгу. Мне хотелось в ней рассказать и о том, что я видел и слышал на учебном судне. Так появилась повесть «Золотые нашивки». В ней действуют капитаны Шведов и Нардин, курсанты Тронев, Роганов, Курейко, Хабибулин, девушки Зойка, Марина, Валерия Николаевна… Все это люди с разными характерами и вкусами, но это хорошие люди, влюбленные в свое дело моряки… Мне хотелось показать именно таких. Образованных, способных руководить сложным предприятием людей и обязательно немножко романтиков.
Много юношей мечтает о море. Они видят его в своих снах, жадно ловят каждое слово о нем, они делают деревянные плоты, утлые лодчонки и отправляются в далекие плавания по рекам и озерам. Ведь для многих море слишком далеко. Но они уже вдыхают «ветер дальних странствий» и чувствуют себя моряками. И рано или поздно они станут ими. Это неотвратимо. Они поступят в училище, познают мореходные науки, и, наконец, придут в море, принеся ему свою любовь.
Я хочу привести только один отрывок из письма такого влюбленного:
«…Знаете, когда я выхожу в море, то все плохое, что случается со мной на берегу, постепенно забывается или становится таким незначительным по сравнению с величием природы, с которой я соприкасаюсь. Мне кажется, что только в море можно познать это величие. Правда ведь? Нас всего тридцать два человека на судне. Горсточка людей, оторванных от берега. Но чувствую себя среди родных. У нас все за одного, один за всех.
А какой у нас теплоход, если бы вы знали! Так и хочется погладить его борт, когда ты подходишь к нему. Я то уж знаю, что он не выдаст ни при каких обстоятельствах. Попадали мы в переделки! Надежный друг. Я плаваю на нем уже два года, и мне не хочется никуда уходить. Даже на более выгодные рейсы.
У нас замечательный капитан. Мне кажется, что от капитана на судне зависит очень многое. Наш капитан молодой, немного горячий и вспыльчивый, но справедливый. К нему можно прийти со всяким вопросом, он поможет. Мы не променяем его ни на кого другого.
Вы плавали много и знаете, как все бывает на судне. Но мне хотелось, чтобы вы пришли к нам на теплоход и убедились сами: все, что я пишу, правда.
Сейчас я в отпуске, у себя дома…
Виктор А., матрос первого класса».
Это письмо напомнило мне далекую молодость.
Месяца два тому назад у меня в гостях побывал знакомый капитан Александр Николаевич А. Мы сидели за столом, курили, вспоминали прошлые плавания, и, конечно, разговор коснулся будущего нашего флота.
Александр Николаевич, насупив свои густые с проседью брови, недовольно оттопырив нижнюю губу, ворчливо говорит:
— Вот мы уйдем, кто тогда будет плавать, а? За нами многолетний опыт, знание моря… А теперь? Зеленая молодежь. Вчера в мореходке учился, сегодня уже капитан. Да еще какого судна! Очень уж быстро выдвигаются. Моря не успели узнать, опыта получить. В наше время, помнишь? Третьим наплаваешься, потом вторым, а уж тогда старшим лет пять-шесть. Школа, я вам скажу! А теперь что? Раз, два и в дамки. Не судоводители, а судогубители! Аварий-то ведь больше стало… А старых моряков понемногу оттесняют на задний план…
Александр Николаевич сердито отворачивается. Ему не хочется признавать, что сейчас другая работа, темп жизни другой. Там, где его судно выгружали за неделю, сейчас выгружают за сутки. Он ходил на своем паровичке восемь-десять миль, сейчас суда идут по восемнадцать. Теплоход на семь тысяч тонн казался тогда гигантом, а теперь на судно в двадцать тысяч тонн никто не обращает внимания. Он не понимает, что подготовка капитанов отстает от строительства новых судов, что нельзя задерживать рост способных людей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});